Все еще неясно?
Я коллекционирую семьи знаменитостей.
Скажу сразу — это развлечение не для бедных. Фэмилисту приходится немало тратить, прежде чем он получит вожделенное семейство: сначала вы платите за билет до, скажем, Марса, где проходят похороны, по дороге в космопорт покупаете шикарный венок, а когда поближе знакомитесь с вдовой и ее милыми детишками, вас начинают трясти, как свинью-копилку. То есть сначала осторожно, потом сильней и сильней… Если вы вовремя не остановите их, в конечном итоге вас попросту разобьют на десяток осколков и отберут последнюю мелочь. Скажу по секрету, останавливаются далеко не все — многие становятся жертвой азарта. Как в рулетке — вы ставите, ставите, ставите… пока в один прекрасный момент не осознаете, что ставить уже нечего и что последние три кона вы толкали на двойное зеро оторванную пуговицу.
Слава богу, со мной такого никогда не случалось.
Впрочем, вас далеко не всегда трясут. Трясут лишь те, кто не любит — из вредности. У звездных вдов, как правило, имеется нехилое наследство, оставленное богатеньким муженьком, и, если женщины вас полюбят, они будут купать вас в роскоши. Вам не дадут потратить даже полцента — если вас любят.
Признаюсь честно, целью игры является именно она — любовь.
Потому что только любящая жена может вписать мужа в завещание.
И вот, когда вас официально туда вписывают, вы ждете месяцок-другой и звоните в контору Билли Дрейка.
— Билли, — говорите вы. — У меня есть для тебя три жизни.
И Билли ухмыляется — так, как умеет только он один. Вы договариваетесь, во сколько ему подъехать, и в назначенный час он у вас, и он забирает их жизни — жены и двух малышей, дочки и сына. Все выглядит чисто, хоть и странно — будто бы у всех троих разом отказало сердце. Никаких следов насилия, отравления, в них никто не стрелял и не бил их ножом. Да, это подозрительно. Но никто не сможет доказать, что это убийство, потому что следов насилия нет, а Билли Дрейк официально не существует. Билли Дрейка не видят камеры и фотоаппараты, не слышат диктофоны и другие средства записи, и у него нет отражения — как у вампира из глупого ужастика, только взаправду. Подобные ему типы встречаются очень редко, вот в чем проблема. Таких, как Билли, один на два миллиона. Или на три.
Сложно сказать, как он вынимает жизни. Он просто достает три контейнера, делает движение бровью, и три тела шумно падают на пол. После Билли закрывает контейнеры, убирает их обратно в сумку и, получив свое вознаграждение, уходит.
Не знаю, связан ли Билли с кем-то еще из фэмилистов. Ему я этот вопрос задать не решаюсь. Впрочем, просматривая утреннюю газету, я не нахожу никаких иных «обезжизненных», кроме тех, которых для меня приготовил Билли.
Я нашел Билли случайно. Случайно увидел, как он лишает жизни двух бродяг в переулке, и решился подойти. Заинтересованный, я завел с ним беседу — прекрасно понимая, что это игра с открытым огнем, но не в силах удержаться от вопросов.
Мы быстро сдружились. Билли отлично знал свое ремесло, а я готов был хорошо заплатить — тогда я только-только стал фэмилистом и уже порядком устал от первой вдовы, с которой свела нас судьба. Билли был идеальным инструментом для удаления надоедливой супруги и ее сорванца-сына из моей жизни, и я, не задумываясь, этим инструментом воспользовался.
Для остальные фэмилистов успех предприятия — в самом завещании, в том, сколько они получат после смерти жены. Для меня важней количество завещаний. Остальные фэмилисты чертовски завидуют мистеру Джонсу, мистеру Уильямсу, мистеру Лестеру, которые все на самом деле являются мной одним, потому что у всех этих трех ипостасей в разное время скончались их богатые жены.
Остальные фэмилисты занимаются этим, чтобы прийти в бар и за кружечкой пива сказать, обняв коллегу за плечи: «Ты знаешь, а меня ведь вписала в завещание вдова Зига Рурка. Наверное, я стану чертовски богатым, когда она умрет!» Обычно спустя год-другой такие типы пытаются собственными силами приблизить этот заветный момент под названием «когда она умрет», попадаются и получают пожизненное — за мошенничество, за убийство, за весь букет своих преступлений.
Я же не жду, пока мне надоест быть чьим-то мужем. Я подхожу к этому с холодной головой. Едва я в завещании, я звоню Билли. Мне незачем хвастаться перед другими. Я знаю, что я — лучший в своем деле, и мне вполне хватает собственного признания.
Честно сказать, с каждым годом работать все сложней и сложней. И дело тут не в возрасте, потому что возраст давно научились скрывать за множеством всевозможных операций. Дело в том, что звездные вдовы, наслышанные о прогоревших фэмилистах, либо становятся чересчур подозрительными, либо, напротив, чересчур приветливыми. В первом случае они не хотят иметь с вами ничего общего. Во втором — напротив. Однако будьте готовы к тому, что однажды эта приветливая мордашка, все также солнечно улыбаясь, разобьет вас, как свинью-копилку.
Я, признаюсь, нередко ввязывался в авантюры, пытаясь подобрать ключики и к первой категории, и ко второй. В начале моей карьеры фэмилиста я тяготел к простым вариантам, когда вдова сама ищет утешения у первого встречного… но эта простота вскоре наскучила, и я стал воротить нос от женщин, которые сами бросались мне на шею.
Благо пока что я побеждал, хотя попадались мне и крепкие орешки, и настоящие акулы. Опыт делал свое дело, Билли — свое, и мы втроем неплохо справлялись.
История, которую я хочу вам поведать, началась через два месяца после моего пятидесятилетия. Я отлично спраздновал его с очередной моей пассией, внучкой Адама Сэндлера, и миллионами моих друзей, получил массу хорошего настроения и огромное количество самых разнообразных подарков… Но главный мне преподнесла, конечно же, Лана — вечером, когда мы остались одни в нашей огромной спальне ее шикарного трехэтажного особняка, она наклонилась к самому моему уху и прошептала:
— Поздравляю тебя с третью жизни, дорогой.
И вложила в мои руки завещание, где значились мое имя и фамилия. Мне оставалось только поставить подпись, что я и сделал, отблагодарив Дану поцелуем. После был жаркий секс, после она, обняв меня, уснула, а я, потянувшись к телефону, набрал номер Билли и сказал:
— Десятого сентября в семь. Керри-роуд, двадцать три, две жизни.
Он сказал «угу» и отключился. Я положил трубку на рычаг и обнял Дану. Она была мягкая, теплая и податливая. Прижавшись ко мне всем телом, она замурлыкала во сне.
Я вздохнул и, чмокнув ее в темя, закрыл глаза.
И все же с каждым разом все сложней.
С годами трудней избавиться от привязанностей. Чем дальше, тем горше на душе, тем чаще думаешь, какая же ты лицемерная сволочь. И тем крепче прижимаешь ее к себе в последнюю ночь.
Или это ты сам прижимаешься к ней, потому что тебе так страшно от собственных действий, что в одиночку стерпеть просто невыносимо?
Черт, кажется, я становлюсь сентиментальным. А это для моей профессии недопустимо.
Мы славно провели те два месяца — слетали на Венеру, отдохнули, Маргарита даже с пареньком каким-то познакомилась и теперь перезванивалась с ним по Скайпу…
А потом мы вернулись в особняк, и я стал ждать Билли.
Ждать звонка в дверь, который раздастся десятого сентября точно в семь — ведь Билли никогда не опаздывает.
И тогда Дана и ее дочь Маргарита лишатся жизней.
Я никогда не говорю «умрут», когда речь идет о Дрейке. Билли не убивает. Он просто лишает жизней.
Он, скорее, грабитель или вор, но уж точно не убийца.
Звонок в дверь разбудил нас. В этом доме жильцы не привыкли вставать раньше десяти, потому что не знакомы со словом «работа».
— Кто это, черт бы его побрал? — пробормотала Дана.
В общем и целом она была вежливой девушкой, однако в подобные моменты людям обычно не до вежливости: спросонья даже интеллигент может ругнуться.
— Не знаю… — вяло пробормотал я, и лишь потом меня клюнуло: это ведь Билли! — Я посмотрю.
Облачившись в атласный халат, я влез в мягкие тапки и, насвистывая, отправился вниз. Я волновался, как и всегда в такие моменты, однако это был, скорее, не страх, а предвкушение момента.
Провернув ключ в замке, я открыл дверь. На пороге стоял Билли со знакомой сумкой «Найк» на плече. Он улыбнулся мне своей щербатой улыбкой и сказал:
— Утро, мистер Чистер.
Это имя придумал я. Мы с Билли договорились, что он будет звать меня именно так и никак иначе. Хотя на самом деле это были всего лишь строчки из дурацкой рекламы моющего средства, а вовсе не моя фамилия.
— Утро, Билли, — сказал я, вытирая заспанные глаза и потягиваясь. — Проходи. Детская на втором слева, наша спальня — в правом крыле.
— Вы снова не составите мне компанию?
— Нет. Я пойду умываться.
— Выглядите растерянным, — заметил Билли.
— Это спросонья.