«Доучился», — подумал Тихомиров. В последнее время он и вправду пересиживал за компьютером, готовясь к защите кандидатской диссертации.
— В смысле — супергерой?
— Да в прямом. Есть Человек-Паук, Человек—Летучая Мышь, Человек-Кошка. А я — Человек-Нечеловек. Между прочим, очень завидное качество. Что непонятно?
«Все понятно, — подумалось Тихомирову, — таки подвинулся рассудком. И как не вовремя — накануне защиты…»
Нечеловек прочитал растерянность в глазах Никиты и счел нужным пояснить:
— Я делаю то, что хотелось бы тебе и чего сам ты никогда не сделаешь.
На следующей станции вагон почти опустел, и Тихомиров с Нечеловеком присели. Слева от спортсмена сидели две модные болтушки. Одна из них повернулась к Нечеловеку спиной и чуть наклонилась к подруге — под джинсами с низкой посадкой стали видны салатного цвета трусики.
— Так бывает, — продолжал Нечеловек, — умному не хватает здоровья, сильному — эрудиции, старому — молодости… — Он заметил нижнее белье соседки, протянул руку и хлестко щелкнул резинкой трусиков по спине болтушки. — Застенчивым — смелости.
Девушка повернулась, посмотрела почему-то на Никиту, но тот сидел слишком далеко и был вне подозрений. На спортсмена пострадавшая не обратила внимания.
— А настоящее имя у тебя есть? — спросил Тихомиров, наблюдая, как болтушка целомудренно подтягивает джинсы.
— Конечно, есть. Тебя как зовут?
— Никита.
— Значит, я — Неникита. — Спортсмен задумался. — А лучше — Аникита!
Пожали друг другу руки — вот и познакомились.
— То есть по закону аналогии ты — мой личный супергерой?
— Ну, именно!
— Разве так может быть? Я думал, супергерои — они общие…
— Ничего похожего. Бэтмен — это персональный герой Брюса Уэйна. А то, что он истребляет Джокера там или Мистера Фриза якобы на благо общества, — личное дело обладателя. Мог бы висеть себе вниз головой и горя не знать.
Тихомиров и Нечеловек вышли из метро и направились к институту.
— А почему ты раньше не являлся? — Никита понизил голос, чтобы прохожие не подумали, что он разговаривает сам с собой.
— Ждал, пока созреешь. У каждого человека есть такая черта, после которой ему просто необходим Нечеловек. У тебя это случилось в автобусе. Типа Рубикон.
— То есть ты делаешь то, чего я боюсь?
— То, что ты считаешь правильным как средства, оправдывающие цель.
По тротуару шел дородный мужчина с породистой собакой. Она села под деревом и наделала кучу.
— А можешь ткнуть его носом в дерьмо? — поинтересовался Тихомиров.
— Нет, так нельзя — просто ткнуть. Ты аргументируй. Или не трогай человека.
Тихомиров остановился, отошел от людского потока и закурил. Привычка эта привязалась недавно — как дань свободе, отнятой родителями в школе, и финансовой самостоятельности, забранной ими же в институте. Лишь в аспирантуре Тихомиров стал подрабатывать и даже снял однокомнатную квартиру в панельном доме рядом с институтским общежитием.
Нечеловек прислонился к стене рядом с хозяином.
— Все очень просто, — пуская дым, рассуждал Никита. — За оправление в общественном месте наказывают — чтобы было чисто. Собачье дерьмо в этом плане ничем не отличается от человеческого. Животное не виновато — оно заложник варварской традиции держать собаку в городской квартире. Но собаку я и не прошу наказывать. Я хотел сунуть мордой в это безобразие хозяина. Он ведь отвечает за питомца, не так ли?
— Пожалуйся в милицию, — вяло парировал Нечеловек.
— А то ты не знаешь, что они ответят. И потом, по закону Ома: зачем мне тогда нужен супермен — лишний резистор в цепи?
Аникита скривился, оттолкнулся от стены и подошел к поводырю. Тихомиров наблюдал за сценой со спины Нечеловека и потому увидел только, как собачник вдруг согнулся пополам, упал на колени и уткнулся лицом в еще теплую кучку.
Справедливость восторжествовала, но Тихомирову стало не по себе — шел человек, гулял с собакой, а тут такая неприятность по его, Никитиному, велению. Впрочем, он давно мечтал об этом — во дворе шагу некуда ступить, все загажено.
Надо сказать Нечеловеку о «Москвиче» соседа Карпушкина. Ставит, гад, прямо перед подъездом — к двери не пройдешь.
С этими мыслями Тихомиров не заметил, как добрел до института. Нечеловек между тем куда-то исчез.
«И хорошо, — решил Никита, — не хватало мне прослыть сумасшедшим».
В кабинете заведующего кафедрой Василия Евсеевича Податливого пахло деньгами. Запах, который посетители ошибочно принимали за смесь затхлости, бумажной пыли и смрада гниющего дерматина, в действительности был именно запахом денег. Обставь рабочее место современной техникой, отделай стены венецианской штукатуркой и вставь стеклопакеты — вмиг объявят взяточником. Лучше сэкономить на удобстве, чем объясняться и делиться.
— Таблицы, схемы, диаграммы и графики у вас, Тихомиров, таксыть, хорошие, — подвел итог Василий Евсеевич, отодвигая ноутбук. Компьютеров он боялся, как прихода КРУ, и потому относился к ним с опасливым презрением. — Оппоненты в курсе, отзыв ведущей организации есть, автореферат на руках. Защищаетесь завтра, пойдете вторым.
Тихомиров принялся складывать ноутбук, а Василий Евсеевич взял пожелтевший от налета графин и налил из него в треснувший стакан. Над столом мелькнули потертые рукава засаленного темно-синего пиджака. В одежде заведующий прихотливостью тоже не отличался — опять же вынужденно.
— Жаль, Тихомиров, что вы после защиты у нас не остаетесь…
Податливый задумался, считая в уме, насколько именно ему жаль в денежном эквиваленте. Впрочем, заведующий и слова-то такого не знал — «эквивалент». Просто прикинул потери на сборах с аспирантов.
— Да я уже рассказывал: меня берут в международный исследовательский центр только с ученой степенью. В институте хорошо, но в материальном плане, сами понимаете, условия не ахти. Приходится выбирать по закону наименьшего сопротивления.
— Не спорю, не спорю, — Податливый допил из стакана и махнул рукой. — Вам, молодым, все деньги подавай. А так, чтобы ради науки…
Тихомиров едва сдержал нервный смех. Василий Евсеевич в институте слыл отменным дельцом и безграмотным преподавателем. Он путал сопромат с САПРом, интеграл — с интерференцией и молибден — с молебном. Что, между прочим, не мешало ему использовать эти слова в произвольном смысле, к месту и не совсем. Зато каждый год на его кафедре делался капитальный ремонт и обновлялись ненавистные компьютеры. В науке распределения материальных средств и направления финансовых потоков Податливому равных не было.
— Тут еще вот какое дело, — промямлил заведующий, улучив момент. — Вы же понимаете, что после защиты в столовой состоится маленький фуршет — для комиссии, оппонентов, гостей, таксыть… — Василий Евсеевич нашел точку под столом и не отрывал от нее глаз. — В эту честь надо собрать с соискателей по тысяче.
Тихомиров чуть не выронил сумку.
— Так мы же сбрасывались на фуршет неделю назад! По полторы тысячи с каждого, Фесюк ходил в столовую, договаривался…
Удивлению Василия Евсеевича не было предела. Что за непонятливый народ пошел? Сами сбрасываются, сами договариваются…
— Я в курсе, — Податливый нашелся мгновенно, хотя ни черта он не был в курсе. — Но количество гостей изменилось, к нам приедут люди из области, да и продукты сейчас дорожают сами знаете как — не угонишься.