Ханурик заорал и стал палить на голос. Грохот дребезжал в ушах, отражаясь от высокого бетонного потолка. Майор одним движением отобрал у него карабин и двинул локтем в грудь. Ханурик сел.
— Ну вот, я же так и думал, — печально сказал голос. — Незачем внезапно говорить старому еврею, его обязательно начнут расстреливать.
Пять фонарей, в панике порыскав по темным стенам, уткнулись в сидящую напротив человеческую фигуру.
— Кто таков? — крикнул майор. — Чего здесь делаешь?
Человек, кряхтя, поднялся, отряхнул черное замызганное пальтецо, снял шляпу, обнажив голову с жидкими седыми волосами, свисавшими подобно сосулькам.
— Это очень сложно объяснить кто я таков и что здесь делаю, гражданин начальник. Фамилия моя Вундермахер, зовут Моисей Лазаревич, а здесь я сижу. Сидеть — это мое постоянное занятие. Я сидел при Владимире Ильиче, сидел при Иосифе Виссарионовиче. При Георгии Максимилиановиче меня ненадолго выпустили, но при Никите Сергеиче снова посадили. А все почему? А все потому, что кому-то пришло в голову, что я не люблю советскую власть. Кто-то решил, что сидя я буду любить ее больше. А теперь я сижу здесь, и мне совсем не нравится, что происходит у вас там, наверху.
— Это местный безумец, — тихо объяснила Андревна майору. — Его недавно из психушки выпустили.
— Ясно, — ответил майор. — Так, гражданин… э-э… Махер. Производится эвакуация населенного пункта. Собирайтесь. Пойдете с нами.
— И вы таки думаете, что я как несмышленый елед обрадуюсь вашему предложению? Здесь тепло и не слишком воняет. А наверху радостно бродят огромные шлимазлы, и мне совсем не хочется с ними встречаться…
— Это не обсуждается, — сказал майор. — У меня приказ очистить местность от посторонних. И я его выполню…
— А меня хотел оставить, — пробурчал протрезвевший от запаха депутат.
— …если посторонние меня не слишком напрягают, — добавил майор, глянув на него.
Вундермахер развел руками и снова надел шляпу.
— Собирайте вещи.
— Вы видите здесь какие-то вещи? Вот когда меня забирали в первый раз, рядом таки действительно были вещи!
На бетонном полу лежала только газета с какими-то объедками.
— Тем лучше. Клава, выдай ему запасные очки и пару брызгалок из своих запасов. Так, гражданин Махер, как только увидите что-нибудь серое и клубящееся, пускайте струю. Поможет.
— Да, — согласился тот. — Струю пускать мне даже в лагере иногда помогало.
— Значит, так, — обратился майор к своему маленькому отряду. — Теперь нас девять. — Он посмотрел на депутата. — Точнее, восемь с половиной. И половина — это далеко не пионер. И даже не Махер. Идем дальше колонной строго по два человека, исключая гражданина еврея. Авангард — я, Клава. Арьергард — турист и сержант. Пионер, завуч — вторые за нами.
— А можно мне пистолет? — спросил пионер.
— Нельзя. Затем — безумец и алкоголики. Смотреть в оба, особенно на развилках и при наличии боковых коридоров. Фонарики и спирт наготове. Выдвигаемся.
Метров через сто, после двух стычек с мелкими тенями, судя по их виду, бывших когда-то крысами или собаками, майор посветил фонариком на потолок.
— Сыро, — объявил он. — Река близко.
— Сдается мне, граждане начальники, зря вы туда идете, — сказал Вундермахер. — Там же самое что ни на есть логово главного кипода. И он совсем не обрадуется вашему появлению.
Тоннель упирался в бетонную стену, по которой медленно стекала полузамерзшая вода. Рядом были металлические скобы, наверху виднелся люк.
— Пришли, — сказал майор. — Там река. Она наверняка холодная, но это лучшая защита от нападения. Даже лучше спирта. Если что — ныряйте с головой. Потом отогреетесь. В полутора километрах на восток первые заставы. Для нас главное — добраться туда. После этого забудете все, как страшный сон. Старайтесь не смотреть назад. Там аэродром. И то, во что он сейчас превратился.
Ивана передернуло, и он с ужасом понял, что обязательно посмотрит.
Они вылезли на потрескавшийся холодный асфальт, продуваемый со всех сторон. Берег реки начинался шагах в десяти от люка, за голыми прутьями какого-то мертвого кустарника. Даже отсюда было видно, что река наполовину обмелела, а вдоль берегов бугрится кромка странного голубого льда.
— Ой, гражданин начальник, вы бы таки сразу предупредили бедного Мойшу, что ваш предок служил Сусаниным! Вы же нас прямиком вывели в самый центр этого ледяного кибуца! Гляньте, гляньте! Ну, что я вам говорил?!
Вокруг на пределе видимости носились взад-вперед странные тени, со всех сторон выло и скрежетало, а над ближайшими домами плясали, ежесекундно изменяясь, какие-то колючие сооружения.
— Тихо вы, жертва режима, — злобно прошептал майор. — Все на землю, легли, ползком, по кустам, вдоль реки… живо!
Они вжались в асфальт. Только Вундермахер полз на коленках, придерживая шляпу. Один за другим они скатились с дороги. Жесткие прутья мешали ползти, громко трещали, но в вое и скрежете этот звук терялся. Тогда Иван не выдержал и осторожно глянул назад, за реку.
Он увидел белесое небо над летным полем, испещренное ломаными линиями, во все стороны торчали гигантские сверкающие иглы. Они закрывали все вокруг, и яркие пятна чужих глаз сверкали на их сочленениях. Глаза расплывались, становясь то ярче, то темнее, собираясь в созвездия и галактики, и Ивану казалось, что их свет проникает в душу. А внизу, далеко на аэродроме, он увидел сияющую каплю и понял, что это «Ураган». Самолет мало походил на свои фотографии, казалось, он соткан из звездного света, лившегося на него сверху. Он был там и вернулся. Он принес нам нечто важное, такое, ради чего стоило умереть. Ведь любая жизнь — ничто по сравнению с упорядоченным великолепием космоса. И тогда Иван вдруг понял, что жуткая вакханалия в небе подчинена строгим законам, каждая игла имеет смысл, каждое изменение необходимо, а сверкающие глаза — лишь вход туда, где каждый займет свое место. Не об этом ли мечтали все поколения ученых — упорядочить мир, понять его до конца, проникнуть в самый дальний его угол? Вся Вселенная открыта теперь перед тобой, Иван Быков! Все ее тайны и дороги! Но в ней нет места жизни. Жизнь — это лишь хаотичный паразит на теле холодного порядка, навсегда привязанный к телу заболевшей планеты. В космосе нет места живым. В космосе есть место только для мертвых. Это мы поняли в тот момент, когда пересекли орбиту Марса и растворились последние связи, порожденные паразитом. Нам пришлось вернуться, чтобы объяснить это вам. Теперь настал твой черед…
Грохот выстрела ударил по барабанным перепонкам. Сержант передернул затвор, и Иван увидел, как вставший на колени депутат ползет назад, к реке, в сторону «Урагана». Он размахивал руками и что-то вопил, подняв голову вверх, туда, где над ним уже нависали, переливаясь, белесые отростки.
— Там же система! Система! — кричал депутат. Его очки полетели на асфальт, и тут же серой коркой стали покрываться руки, лицо, а в следующее мгновение он уже рассыпался на серые куски.
— Бегом в реку! — заорал майор, поднимаясь на ноги и толкая к берегу всех, кто попался ему на пути.
Голубой лед проломился, и холодная стая брызг ударила Ивана в лицо.
Он выбрался из воды на излучине, один, держась за камыши и зеленые ветки ивы, еле тронутые инеем. Здесь была зелень, были цветы, а где-то даже пели птицы.
Приближалось утро, на востоке светлело небо, и Иван только сейчас вспомнил, что стоит июнь. Когда он, дрожа, прислонился к теплому трухлявому пню, невдалеке раскатисто громыхнуло, и в безоблачное небо ушли дымные следы от десятка ракет. Было четыре часа утра. Ракеты описали параболу, встретились с кристаллическим щитом, окружившим к тому времени Белогорск со всех сторон, и исчезли, не причинив никакого вреда. Иван поднялся и побрел прочь от города, спотыкаясь о корни и распугивая мелких грызунов.
На заставу он вышел спустя час. Угрюмые парни в плащах увели его в бытовку, дали горячего чая и сухую одежду. На вопросы не ответили, а когда на заставу вылетел военный «уазик», быстро посадили на заднее сиденье, дали в дорогу сухой паек и отправили в расположение своей части.
Едва впереди показались железные ворота с красными звездами, из леса на дорогу вышел человек и остановил машину. Иван с трудом узнал майора.
— Не надо туда, — сказал тот хмуро.
Водитель что-то лениво объяснял о приказах и субординации, но майор, не слушая его, открыл заднюю дверцу и вытащил Ивана. «Уазик» уехал к открывающимся воротам.
— Как наши? Все выбрались? — спросил Иван.
Майор что-то буркнул и, махнув рукой, мол, следуй за мной, убрел обратно в лес.
Они долго шли по затхлым логам, и Иван почуял неладное, увидев, что чем дальше, тем больше инея на стволах и мертвой растительности под ногами. Наконец майор вскарабкался на очередной пригорок и сказал:
— Смотри.
Они обошли воинскую часть со стороны, и теперь она лежала внизу, в долине, как на ладони. Ровные ряды одноэтажных бараков, офицерских домов, пулеметных вышек. На площади для построений было много людей, стояла техника и вытянулись по периметру ряды солдат. И Иван не особо удивился, когда увидел, что напротив выстроившихся частей мерно и спокойно клубится, завиваясь в спирали, серая пыль. Она то собиралась, обретая форму стоящего человека, то снова рассыпалась в труху.
Майор надел очки. Иван последовал его примеру. Когда тень на плацу окончательно сгустилась, он забрал у майора бинокль и пригляделся, стараясь не обращать внимания на сияющие нечеловеческие глаза. Это лицо он видел, давно, в папке с техническим описанием «Урагана», на странице с данными об исчезнувшем экипаже. Ивана вдруг затрясло, он ткнулся носом в траву.