Обычно на кухне у Каши крутились два-три прихлебателя. Войдя в дом, Санмартин увидел только новую переводчицу сержанта Симадзу, которая сидела съежившись, опустив плечи, а перед ней лежали на тарелке нетронутые сосиски и утиные яйца. Санмартин свернул в сторону, чтобы не мешать, но она заметила его, неуклюже приподнялась и поклонилась.
Он торопливо помахал женщине рукой.
— Пожалуйста, юффрау Брувер, присаживайтесь.
— Хеэр капитан...
Он повернул к себе стул и сел, положив руки на спинку.
— Мы рады вам. Прежде всего я должен извиниться, что предстал перед вами в таком виде. Мой заместитель вечно устраивает такие злые шуточки. — Санмартин опустил глаза на нетронутую пищу. — Вы не хотите есть?
— Видите ли... — замялась она. Санмартин подвинул тарелку к себе.
— А можно я? Если Каша увидит, что вам не понравилась ее стряпня... Но тут дело вовсе не в том, что вам не по вкусу еда, верно?
— Конечно нет. Я просто не голодна, — упавшим голосом произнесла она.
— Ну и хорошо. Очень хорошо. Потому что; если Каша подумает, что вам не нравится, как она готовит, она тут такое поднимет... А как Ретт уговорил вас на это, а?
— Ретт?
— О, извините. Ретталья, наш офицер разведки. Этот человек может запросто продать снег белым медведям, — сообщил Санмартин, поедая сосиски и краем глаза следя, не входит ли Каша.
— Я не уверена, правильно ли я вас понимаю, хеэр капитан. Очевидно, мое знание языка...
— Не важно, не обращайте внимания. Господи, как же завязать нормальную беседу?
Расправляясь с едой, он время от времени поглядывал на Брувер. Она была высокой, широкоплечей. Рот у нее был невелик. Красивые светло-золотистые прямые волосы зачесаны назад. Стройная, но никак не тощая. В общем, довольно привлекательная женщина.
— Когда вы прибыли сюда? — спросил он, доедая яйца. Женщина не ответила.
Санмартин положил вилку и внимательно пригляделся к Брувер.
— Вы всегда так бледны или вас что-то сильно беспокоит?
— Там был один мужчина... Его расстреляли перед строем!
— Ах вот оно что! Ну да. Мне очень жаль, но это вовсе не значит, что мы каждому гостю готовим такой прием. Yustitia suum cuique distribuit.
— Простите, но я не понимаю, что вы сказали. Это что, по-японски?
— Нет, латынь. «Справедливость воздаст каждому по заслугам» — примерно так. Один из новобранцев, самое удачное приобретение, совершил изнасилование. А идиот Бардиев попытался его прикрыть. Я думаю, вам надо будет перевести приговор суда, чтобы местное население правильно поняло, что произошло. После того как мы испортили пулями стену, у которой расстреляли Новело, я лично испортил погоны Бардиева, сорвав нашивки, — за тупость.
Брувер часто замигала.
— Вы такой необычайно суровый человек?
— Да что я? Будь там Полярник, он поставил бы рядом с Новело и этого Бардиева — за попытку скрыть преступление. Новело надо было пристрелить прямо там, на месте, и освободить нас от лишних хлопот. Я передал это дело Береговому. Bonis nocet quisquis pepercerit malis. Переводится примерно так: «Не сделаешь плохо — навредишь хорошему». По правде говоря, мы не часто расстреливаем. Своих, я хочу сказать. Этот у меня первый. — Санмартин вытер губы. — Мы рады, что вы у нас.
— Как это вышло, что вы пришли сюда?
— Могу вас заверить, что моего согласия не спрашивали.
— Нет, я про имперские войска. Зачем вы здесь?
— Ну, тут, наверное, все просто, — сразу ответил Санмартин. — Чтобы установить мир.
— А если нам не нужен ваш мир?
— Тогда мы останемся здесь в одиночестве и назовем это миром. Так вроде сказали когда-то о римлянах.
Брувер посмотрела на Санмартина расширившимися от ужаса глазами.
— Что делать, иногда приходится поступать и так. Брувер уткнулась взглядом в стол, потом подняла голову.
— Вы расплескали чай, — решилась она наконец.
— Да, действительно. — Санмартин с некоторым трудом поставил чашку. — Если считать это чаем. Наверное, руки дрожат.
Брувер посмотрела на него.
— Значит, вас это беспокоит.
— Я же сказал: это у меня первый случай! Брувер немного подумала.
— Я чуть совсем не ушла. Наверное, так следовало сделать...
Санмартин слабо улыбнулся.
— Юффрау Брувер, у меня есть просьба. Я пришел, чтобы извиниться перед вами и нормально, по-дружески побеседовать. Нет ли у вас каких-нибудь нормальных, обычных вопросов ко мне?
Она сидела некоторое время неподвижно, потом улыбнулась, и на щеках заиграли ямочки.
— Да, у меня есть несколько нормальных вопросов, хеэр капитан. Что это за песня, которую вы пели, вступая в Йоханнесбург? А то все спрашивают.
— О, вот она, слава! Одна — «Маленький оловянный солдатик». Она у нас почти так же популярна, как и «Свистящий евин». Ну, а вторую... Еще вопрос?
— Хеэр капитан, а комнаты здесь... Санмартин вежливо прокашлялся.
— Уже работаем над этим вопросом. Я заметил, Ханс отрядил пару человек. У меня к вам просьба: пожалуйста, прекратите называть меня «хеэр капитан». Так и хочется обернуться и посмотреть, к кому вы обращаетесь. Просто «Санмартин» звучит намного лучше... Еще, пожалуй, лучше — «ты идиот, Рауль». — Он махнул рукой. — Меня прозвали «Так Точно». Это по-русски означает «именно так».
— Понимаю.
Санмартин взял чашку, подержал ее в обеих руках, потом поставил обратно. Самое время уходить. Что бы такое выкинуть напоследок? Он вежливо кивнул и начал подниматься.
— Капитан Санмартин!