— Здоровый, вроде пушки, да? — уточнил Санмартин.
— Он самый. Так вот. Компания пацанов принялась было грабить один из магазинов, которые ребята Сергея взломали своей открывалкой. Руди поднял свою глушилку и пальнул в фонарный столб. Видел бы ты, какие они сразу стали тихие! А у тебя как?
— Учителя отправились по домам, отмываться и палить одежду. Какие из них бунтовщики, из этих добрых бюргеров! Они клялись, что всеобщая забастовка продлится неделю. Но похоже, она кончится завтра к обеду.
— «Сын мой, некогда явится к тебе человек с нераспечатанной колодой карт...»
— Это что, снова Скай Мастерсон?
— Нет, это из Деймона Раниена. Ты, наверно, слышал...
— А по-моему, ты все эти имена сам выдумываешь. Кто он? Человек со скачущей лягушкой или янки, торговавший часами?
Кольдеве покачал головой, но Санмартин этого видеть не мог.
— За соломинку хватаешься!
— Ладно, Ханс, побазарили — и будет. Мне надо к Бейерсу. Конец связи.
Он направился к ратуше. Поглядев на широкие окна кабинета Бейерса, сказал себе, что надо приказать заложить их мешками с песком, а то как бы не пришлось подыскивать нового мэра.
Бейерс был у себя в кабинете. Он сидел в штопаном свитере и рассеянно жевал круассан. Увидев Санмартина, встал, отряхнул крошки и пожал капитану руку. Как только Бейерс вступил в должность мэра, его попытался завербовать Бонд. Он отказался, а на это требовалось немалое мужество.
Большая часть магазинов работала. Городские службы функционировали нормально: солдаты вытащили из постели достаточное число обслуживающего персонала. Немало способствовал поддержанию порядка в городе и тот парень, который болтался на фонаре на Врихайдсплейн.
Бейерс время от времени выдавал короткие, язвительные замечания — за последние несколько месяцев он успел достаточно хорошо выучить английский. Ничего этого не случилось бы, если бы не неуклюжие попытки Андрасси из Ландроста провести закон о конверсии и то, что директор Туг волевым решением поменял расценки.
На корявую мостовую Врихайдсплейн выкатился мячик. Огромный Руди Шеель перехватил его и изящным жестом бросил обратно. Санмартин и Бейерс подошли к окну. Шеель направлялся к кучке юных африканеров. Мальчишки лет по восемь (по земным меркам), пятеро или шестеро, мелкие чертенята (по всем статьям). Бейерс вопросительно посмотрел на Санмартина.
— Это наш ротный сержант Шеель, Руди Шеель. Да вы его, наверно, помните. Руди обожает детей, — объяснил Санмартин.
— Многие из наших людей ненавидят имперцев, — напряженным голосом произнес Бейерс. — Боюсь, что дети могут разделять это чувство.
— Сержант Шеель служит в батальоне двадцатый год, — загадочно пояснил Санмартин.
Мэр не успел ничего ответить: Шеель подошел к пацанам и наклонился к ним. Один из мальчишек плюнул ему в лицо и бросился наутек.
Бейерс подумал было, что Шеель бросится вдогонку. Но вместо этого сержант молниеносно сунул левую руку за пазуху и выхватил маленький пистолет.
Бейерс ахнул. Шеель вскинул пистолет и выпустил мальчишке в затылок... струю воды. Мальчишка поскользнулся, шлепнулся наземь, проехался на пузе и врезался в урну. Руди ухмыльнулся и продул дуло пистолета, как после настоящего выстрела. Сдвинул дулом набекрень свое кепи и потер лысину.
Бейерс все еще держался за грудь. Он растерянно посмотрел на Санмартина.
— Руди стреляет с правой руки, — пояснил Рауль.
Сержант подошел к лягушонку и поднял его, словно мешок с песком. Попытался отряхнуть, но безуспешно. Тогда Руди сунул мальчишку башкой в урну.
— Настоящий пистолет он носит на левом боку, — продолжал Санмартин. Бейерс хрипло перевел дыхание. — Ничего. Когда Руди в первый раз проделал такую штуку, меня тоже чуть удар не хватил.
Ханна осталась почти одна в опустевшей казарме. Она сидела у окна, смотрела наружу — там сияло солнце — и почти физически ощущала, как утекает время. Она не посмела выйти в город. Только не сегодня! И теперь чувствовала себя пленницей, как в лагерях.
Ее дед еще помнил, что лагеря — это место смерти.
Он во многом заменял ей отца. Как и большинство людей, которые провели большую часть своей жизни, пытаясь возделывать маис на месте осушенных торфяных болот, он прекрасно знал, как тонок и непрочен корень, на котором держится хрупкое буржуазное счастье, выстраданное африканерами.
Она не стала напоминать Раулю Санмартину о его подозрениях насчет того, что псевдОвзрыв, уничтоживший рис побережников, был устроен кем-то другим. Ханна вспомнила, как он мрачно хмыкнул:
— Побережники? А как их зовут твои новые друзья? Лесные сектанты! Я думаю, принцессочка, это дело рук кого-то из наших.
И зачем он называет ее «принцессочкой»? Ей это совсем не идет!
Среди людей Верещагина странности Ханны не имели значения. И потому она чувствовала себя свободной, как никогда в жизни.
И все же она тешилась иллюзиями. Ханне было страшно, и она сознавала это.
Хендрик Пинаар пришел, чтобы видеть «huurling ier»16 , и не собирался уходить, не повидав его. Он нехотя толкнул дверь и вошел в комнату.
— Здрасьте. Меня зовут Мигер, — сообщил наемник, сидевший на корточках на холодном бетонном полу с колодой игральных карт в руках. — А вы кто будете?
— Хендрик Пинаар.
— А-а. Ну что ж, Хендрик Пинаар, рад с вами познакомиться, — сказал Мигер, передвигая к средней кучке две пулеметные ленты и заново тасуя карты. — А зачем вы сюда явились?
— Влиятельные друзья просили меня об этом. Они хотят, чтобы я командовал вами и вашими наемниками.
— Хм. Очень интересно. — Мигер выбросил несколько карт и добавил к средней кучке еще несколько патронов. Похоже, он играл в нечто вроде пасьянса.
— Какого вы вероисповедания? — полюбопытствовал Пинаар.
— Как, генерал, разве вы не знаете? Все ирландцы — христиане. Просто некоторые помнят об этом всегда, а другие вспоминают, только когда случай подвернется.
Пинаар кашлянул.
— Как вы полагаете, каково положение ваших людей?
— Хреновое. Это все, что осталось от компании Чокера. Им еще меньше хотелось идти к вам, африканерам, чем мне, но деваться-то некуда. — Мигер внимательно разглядывал карты. — Я сумею удержать ребят недели две, ну, самое большее, три. Потом могу пристрелить кое-кого из них, если вам будет угодно, но они не останутся. Не нравится им это: войны нет, повсюду мир и покой для всех, кроме них самих. И торчать тут, в джунглях, безо всякого дела им совсем не нравится.
— Драться будут?
— Возможно. Но имейте в виду, они больше ни за какие деньги не попрут против машин Эбиля без надежного противотанкового оружия. До сих пор, генерал, у вас, африканеров, с ним было что-то негусто. — В голосе наемника звучала неприкрытая насмешка. — Вы что, собираетесь прямо сейчас вести нас в бой? Я предпочел бы, чтобы мне дали несколько дней на то, чтобы подготовиться как следует.
— Надо сказать, что вы, наемники, не пользуетесь всеобщей любовью.
— А, это все из-за бедного Хагги! Вообще-то не все наемники такие. Бедолага просто спятил. И что его в школу понесло, в его-то годы? Однако вы напрасно сердитесь. Мы все делаем свое дело. А долгонько им, наверно, пришлось отскребать его от стенки — вернее, то, что от него осталось!
Он в первый раз за все время посмотрел в лицо Пинаару.