Потом, когда приняли говядину, я сказал: Monsieur, позвольте вас попотчевать бараньей котлеткою. На что он сказал:
- С большим удовольствием. Я возьму котлетку, тем более что, кажется, хорошая котлетка.
Потом приняли и котлетку и поставили вот какие блюда: жаркое цыпленка, потом другое жаркое - баранью ногу, потом поросенка, потом пирожное - компот с грушами, потом другое пирожное - с рисом и яблоками. Как только мне переменили тарелку и я ее вытер салфеткой, француз, сосед мой, попотчевал меня цыпленком и сказал:
- Puis je nous offrir цыпленка? На что я сказал:
- Je vous demande pardon, monsieur, я не хочу цыпленка, я очень огорчен, что не могу взять цыпленка, я лучше возьму кусок бараньей ноги, потому что я баранью ногу предпочитаю цыпленку.
Стр. 202
Потом, когда откушали жаркое, француз, сосед мой, предложил мне компот из груш, сказал:
- Я вам советую, monsieur, взять этого компота, это очень хороший компот.
- Да,- сказал я,- это точно очень хороший компот. Но я едал (продолжал я) компот, который приготовляли собственные ручки княжны В. Н. Р. (Варвары Николаевны Репниной) и который можно назвать королем компотов и главнокомандующим всех пирожных.
На что он сказал:
- Я не едал этого компота, но сужу по всему, что он должен быть хорош, ибо мой дедушка был тоже главнокомандующий.
На что я сказал:
- Очень жалею, что не был знаком лично с вашим дедушкою.
На что он сказал:
- Не стоит благодарности.
Потом приняли блюда и поставили десерт. Но я, боясь опоздать к дилижансу, попросил позволение оставить стол, на что француз, сосед мой, отвечал очень учтиво, что он не находит с своей стороны никакого препятствия.
Тогда я, взвалив шинель на левую руку, а в правую взяв дорожный портфель с белою бумагою и разною собственноручною дрянью, отправился на почту. [137, с. 23-24.]
Один из лучших артистов 2-го класса, Максимов 1 и, вследствие усердного поклонения стеклянному богу, дошел до такой худобы, что поистине остались только кости да кожа, так что когда после смерти Каратыгина он затеял играть роль Гамлета, артисты смеялись и хором советовали ему взять лучше в той же пиесе роль тени.
В Красном Селе, где находился постоянный лагерь гвардии, устроили театр, на котором играли (нрзб.) петербургские артисты, а коли им жить там было негде, то и для них на случай приезда построили домики, кругом коих развели палисадники. Наследник, нынешний государь, проездом остановился у этих домиков; Самойлова, Петр Каратыгин, Максимов и другие артисты выбежали на улицу.
Стр. 203
- Поздравляю с новосельем,- сказал наследник,- хорошо ли вам теперь?
- Прекрасно! - отвечала Самойлова.- Жаль только, что недостает тени.
- Как недостает? - перебил П. А. Каратыгин,- а Максимов? [63, л. 62-63.]
Театральные чиновники теперь тайком, а прежде открыто снабжали своих,знакомых креслами, ложами и всякими местами в театре бесплатно.
К Неваховичу беспрестанно ходил оди проситель, искавший места в штате дирекции. Невахович, разумеется, обещал и, разумеется, не исполнил. Проситель был так настойчив, что Нев(ахович) стал от него прятаться. Не находя никогда дома, проситель забрался за кулисы и там поймал-таки Неваховича. Тот успел уже все перезабыть...
- Что вам угодно? - спросил Невахович второпях.
- Как что угодно? Места.
- Места? Эй, капельдинер, проведи их в места за креслами.
- Вы шутите, Александр Львович! Я человек семейный...
- Семейный? Ну так проведи их в ложу второго яруса... [63, л. 64.]
26 августа 1856 (года) проходил юбилей существования столичного русского театра. Вспомнили об этом в мае, а в июне объявили конкурс для сочинения приличной пиесы на этот случай. Разумеется, пиес доставлено слишком мало; пальму первенства получил (В. А.) Соллогуб. Встретясь с П. А. Каратыгиным, увенчанный автор упрекал его, зачем и он не написал чего для юбилея.
- Помилуйте! В один месяц! И не я один! Многие и пера в руки не брали. К тому же в такое время, когда в Пет(ербурге) разброд, кто в деревне, кто за границей! Да еще в такой короткий срок.
- Да отчего же другие успели и прислали.
- Недальние прислали, а прочие не могли. [63, л. 66.]
Стр. 204
Петр Каратыгин вернулся из поездки в Москву. Знакомый, повстречавшись с ним, спросил:
- Ну что, П(етр) А(ндреевич), Москва?
- Грязь, братец, грязь! То есть не только на улицах, но и везде, везде - страшная грязь. Да и чего доброго ожидать, когда там и обер-полицмейстер-то - Лужин. [63, л. 67.]
Неваховичи происхождения восточного. Меньшой, Ералаш, не скрывал этого, говоря, что все великие люди современные - того же происхождения: Майербер, Мендельсон, Бартольди, Ротшильд, Эрнст, Рашель, Канкрин и прочие. Старший Невахович был чрезвычайно рассеян. Случилось ему обещать что-то Каратыгину, и так как он никогда не исполнял своих обещаний, то и на этот раз сделал то же...
При встрече с Каратыгиным он стал извиняться:
- Виноват, тысячу раз виноват. У меня такая плохая память... Я так рассеян...
- Как племя иудейское по лику земному...- докончил Каратыгин и ушел. [63, л. 81.]
Однажды актриса Азаревичева попросила инспектора драматической труппы, отставного полковника А. И. Храповицкого, ужасного чудака и формалиста, доложить директору, чтобы бенефис, назначенный ей на такое-то число, было отложен на несколько дней. Все дело было в двух словах, но Храповицкий важно отвечал ей, что он без бумаги не может ходатайствовать о ее просьбе.
- Ах, Александр Иванович,- сказала Азаревичева,- где мне писать бумаги? Я не умею.
- Ну, все равно, надобно соблюсти форму. Здесь же, на репетиции, вам ее напишет Семизатов (секретарь Храповицкого из молодых актеров).
Тут Храповицкий кликнул его, усадил и начал диктовать:
- Пиши... Его высокоблагородию... коллежскому... советнику... и... кавалеру... господину... инспектору... российской... драматической... труппы... от актрисы... Азаревичевой...- и пошел и пошел приказным слогом излагать ее просьбу к себе самому. Окончив диктовку, он велел Азаревичевой подписать; отдал просьбу ей, по
Стр. 205
том, по форме, велел подать себе, что Азаревичева и исполнила, едва удерживаясь от смеху... Храповицкий очень серьезно, вслух прочел свое диктование и отвечал: