- Только не вздумай докладывать своим боссам, - услышал я голос Лены сквозь сумбур и вязкую тупость в голове.
- Он неисправен, - лучшее, что я мог придумать в этот момент.
- Скорее, ты неисправен.
ЧАСТЬ IV
Я Вам со всей ответственностью заявляю: у меня ни разу не заложило уши! И вообще, толстопузый, как буржуй Маяковского и с виду неуклюжий "боинг" рванулся в небо под углом почти 90°. Этот взлет разбил для меня миф о превосходстве отечественной авиации. При взлете пилот закладывал такие виражи, что пассажиры должны были выпадать из кресел, но этого не происходило. Более того, я не ощущал никаких мало-мальских перегрузок.
Как только мы прорвались за сугробы низких облаков над Шереметьево, половина пассажиров смачно закурила, раскрыв газеты и журналы, а там, где в родных "тушках" я привык видеть вечногорящую надпись "Не курить.
Пристегните ремни", засветился телеэкран. После научно-познавательного фильма о правилах пользования кислородными масками и спасательными жилетами желающие могли любоваться североамериканскими пейзажами, городскими достопримечательностями и сценами счастливой американской жизни. Уже через несколько минут появились обаятельные стюардессы с тележками, на которых прекрасно помещался магазин "соки-воды", пивной ларек и водка-виски-брэнди на выбор.
Андрей тоже закурил. Но закурил "Беломор", что привлекло к нему внимание близсидящих пассажиров и оказавшихся неподалеку стюардесс. После трех затяжек ему пришлось объяснить, что содержимое его папиросы не является никаким видом наркотиков. Видимо, пассажиры "боингов" не часто курят "Беломор". Билл, который сидел ближе к проходу, посмеиваясь, объяснил на английском удивленным стюардессам, что такое папироса и с чем ее едят. Нам он сказал на русском:
- Самое интересное и самое скучное - океан. До него можно спать и над ним можно спать. Я предпочитаю спать все время полета - плохо переношу разницу во времени, - и, откинув спинку кресла, с явным удовольствием закрыл глаза.
Я стал смотреть в иллюминатор: хотелось узнать - правда ли, что русское небо не похоже на небо Европы или Америки. Потом понял - это заметно только снизу.
Сверху небо везде одинаковое...
Мы тоже уснули, когда напились. Водка, пиво и девять часов висения в воздухе между Старым и Новым Светом - это даже не повод напиться, это обязательный ритуал. В этом нас убедили многочисленные соотечественники. Кроме того, мы не рассчитывали, что этот день удлинится почти наполовину.
Уже когда самолет провалился под облака, заходя на посадку, Билл растолкал нас. Я уставился в иллюминатор, надеясь разглядеть муравейник из небоскребов, за крыши которых мы должны были цепляться, но с моей стороны был виден только океан. Лишь когда лайнер маневрировал, запрокидывая бока, мелькнуло побережье Лонг-Айленда.
На посадочную полосу мы плюхнулись также неожиданно (но мягко!), как и взлетели в Шереметьево. Аэропорт "Джей Эф Кэй" (то бишь имени президента Кеннеди) встретил нас прекрасной солнечной погодой и размеренной суетой. Первое, что я сделал, ступил на землю, посмотрел на небо. Оно здесь, действительно, было другим. Последнее русское небо, которое я видел пасмурное апрельское над Москвой - было похоже на застиранное плоховыжатое белье, с которого постоянно капает.
Русское небо было усталым и печальным, медленным и степенным, мудрым и необъятным. Небо над Нью-Йорком виделось совершенно иным - более щедрым, это небо работало на людей, оно не заставляло думать о небе, потому что было солнечно-идеальным. Я потом понял - это даже не небо - это крыша! Добротная сияющая крыша над сияющей Америкой.
- Я бы сказал, что ты ловишь ворон, - заметил Андрей, когда мы усаживались в микроавтобус с надписью "Америкэн перпетум мобиле".
- Мыслишь не масштабно, не по-американски, - отшутился я. - Здесь можно ловить только "боинги".
Билл объяснил, что от аэропорта час езды до М^анхэтэнна. Нью-Йорк нам предстоит увидеть в другой раз, потому как нас уже ждет другой самолет. Нужно ехать в другой аэропорт.
И все же минут через двадцать-тридцать Андрей не выдержал:
-Я понимаю, что я в служебной командировке, но если не сейчас, то уже никогда не почувствую себя русским туристом в Америке.
- Что для этого нужно?
- Хотя бы зайти в магазин! - естественное желание бавшего строителя коммунизма.
Билл попытался нас отговаривать, ссылаясь на то, что мы проезжаем не в лучшем районе, но Андрей настаивал на своем, и я поддержал его. Мы прижались к тротуару где-то в неположенном месте, и Биллу тут же пришлось объясняться с чернокожим полисменом. Улица вокруг текла человеческими фигурами и автомобилями, шум казался вечным и неодолимым, и негров было, пожалуй, больше, чем в Африке. Русский негр Варфоломей показался бы здесь добродушной снегурочкой.
Андрей все же нырнул в какую-то лавку, где продавали радиоаппаратуру и компакт-диски, и мне пришлось последовать за ним. В магазине оказались опять таки негры. Следует сказать, смотри они на нас совсем не в духе привитого нам интернационализма и антирасизма. Скорее наоборот. Один из них даже "факнул" что-то про мой джентльменский вид. Но уходить сразу было позорно и трусливо, я принялся рассматривать прилавки, Андрей же вдруг проявил интерес к плэйерам и купил самый дорогой, который здесь был. В довесок он взял две кассеты:
Рэя Чарльза и Тину Тёрнер. Но и этот непонятный мне акт интернационализма не удался. На нежелательность нашего здесь присутствия нам "намекнули" по-другому:
здоровенная горилла, перемалывающая своими челюстями полкило бабл-гама, просто и откровенно бзднула в нашу сторону, дико захохотав. Андрей сквозь зубы помянул мать этого негра, но невозмутимо надел наушники и вышел на улицу. Больше он не просил останавливать машину на улицах славного Нью-Йорка. А я позабыл у него спросить - на хрена ему плэйер, начиненный негритянской поп-музыкой.
В маленьком частном аэропорту нас посадили на подобие "Як-40" и повезли навстречу оранжевому закату.
Хеллоуин - городок из ковбойского вестерна. По степени заброшенности он превосходит наши самые захолустные райцентры, и, судя по той дороге, что привела нас сюда, более забытого Богом места в Америке не сыскать. И хотя Билл уверял, что маленькие города Соединенных Штатов самые чистые, на улицах Хеллоуина словно только что прошла первомайская демонстрация ветер нес ворохи пестрого мусора: яркие этикетки, пакеты, кожура и скорлупа от всего, на чем они могут быть, обрывки рекламных плакатов, афиш и газет.
Именно мусор делает Хеллоуин пустынным и заброшенным. Здесь будто еще вчера бурлила цивилизация, а сегодня городок превратился в декорации уже отснятого и тут же забытого фильма.
Странным казалось то, что "Америкэн перпетум мобиле", которая без ощутимых затрат могла купить для своих нужд несколько кварталов в Нью-Йорке или СанФранциско, выбрала затерянный в прериях Хеллоуин, где жили хмурые неразговорчивые люди, собранные со всего континента по принципу замкнутости. Казалось, их лица ничего не выражают, кроме природной, только им понятной суровости. Наверное, такими были лица освоителей Нового Света. Исключение составлял персонал небольшой, но на удивление шикарной гостиницы, в которой нас разместили. Здесь царили профессиональная обаятельность и покупаемая услужливость. Несмотря на свою видимую заброшенность и провинциальность, городок был цивилизован во всех смыслах этого понятия.
Отсюда, например, без труда можно было дозвониться до нашего Кологрива. Попробуйте сделать подобное в обратном порядке.
Судя по всему, достопримечательности в этом городе не прижились, война и стихийные бедствия обходили его стороной, а экскурсий для нас ^е предполагалось. Поэтому мы с Андреем предприняли самостоятельную пешеходную прогулку по главной улице (Хеллриверз стрит), которая тянулась через весь Хеллоуин с запада на восток и начиналась от стоящей на окраине бензоколонки. Дватри административных здания, пара пивнушек и несколько магазинов-лавок - вот далеко не особые приметы Хеллзриверз стрит, начинавшейся от бензоколонки на одной окраине, и упиравшейся в чугунные литые ворота огромного серого особняка - с другой.
Дом этот, огороженный черными копьями чугунной ограды с насаженными внутри нее аккуратно подстриженными кустарниками, издали показался мне дворянским особняком, перенесенным сюда из России XIX века. Но уже через несколько минут это "показалось" развеялось. Его рассеяли охранники (прилизанные мордовороты с рациями и автоматическими винтовками), которые сонно прогуливались по периметру ограды. На нас они не обратили внимания, поэтому мы подошли к самой решетке, чтобы рассмотреть дом поближе.
Аллея, начинавшаяся от ворот, обрывалась у лестницы из черного мрамора. За двумя рядами гладких колонн виднелись двустворчатые двери, мощь и негостеприимность которых были сродни крепостным воротам средневекового замка. И ничего нельзя было увидеть в окнах этого дома. Они были такими же темными, как и камень, из которого бьш построен весь дворец. Два этажа по высоте можно приравнять к нашей пятиэтажке. Мрачное величие его венчала высеченная под углом крыши на фасаде шестиконечная звезда с расходящимися вдоль по стене маленькими пятиконечными. Других знаков и вывесок на здании не было.
- Логово, - определил Андрей. - Есть у них Белый дом, а это, выходит, Черный. Готов поспорить, простому смертному легче попасть в рай, нежели за эти двери.
Я представлял себе, как должен выглядеть этот дворец сверху, с высоты птичьего полета. Как въезжают в него бронированные "роллс-ройсы", как один этот дом перевешивает в мрачном пейзаже весь Хеллоуин, и даже получается, что дорога через весь штат ведет только к нему, чтобы ни с того ни с сего оборваться у его ворот. А, может, она и проложена ради этого? Андрей потянул меня обратно, и я вернулся на землю.
- Потолки здесь высокие, - приметил я положительное.
Обедали мы, как в пионерском лагере, в определенное время в гостиничном ресторане. Присматриваясь к сотрапезникам за другими столиками, я определил, что кроме нас здесь есть (т. е. питаются) другие русские... Украинцы, узбеки, белорусы, татары, французы, китайцы, малайцы и прочая и прочая. Мне показалось, что я видел цыгана, но утверждать не берусь. Так или иначе можно было подумать, что мы попали на очередное заседание ООН или в Артек для взрослых.
Билл постоянно сопровождал меня. Пас. Похоже, Андрей интересовал его постольку, поскольку он оказывался рядом со мной. И Андрей вел себя как заправский турист. Везде ходил, не расставаясь с купленным в НьюЙорке плэйером, почти не снимая наушников. Плэйер и еще какую-то чепуху он таскал в сумке через плечо, отчего был похож на школьника-переростка. Мне же было не до отдыха. Приходилось ежедневно выслушивать биллионы (от слова Билл) наставлений, суть которых сводилась к тому, что я поднимаюсь на новую ступень по иерархической лестнице "Америкэн перпетум мобиле", что я не должен многому, с чем мне предстоит столкнуться, удивляться. Наоборот, мне следует привыкать и настраиваться на некоторые, может быть, символические, но немаловажные акты. В любом случае я должен сохранять спокойствие и гордиться своей принадлежностью к крупнейшей американской компании. Большего он не объяснял. Зато многое пытался объяснить для себя Андрей. В то утро он спросил меня:
- Тебе не хочется выйти на субботник?
- На ленинский? - не понял я.
- У них патологическая любовь к цифре 22! Дом номер 22, быть в Хеллоуине 22 апреля, у меня так и напрашивается продолжение - 22 июля, 22 декабря...
- А декабрь-то причем?
- Самая короткий день в году. Праздник зимы и темноты.
- Ты утрируешь.
- Черт его знает.
Но день 22 апреля действительно начинался, и нам предстояло удивляться чем дальше, тем больше.
После завтрака Билл пригласил нас на "небольшую экскурсию", ознакомиться с некоторыми реликвиями "Америкэн перпетум мобиле" и "совсем немного поработать". Это "совсем немного", как мы поняли, касалось только меня.
- Раньше мы не посвящали в это рядовых сотрудников, но теперь многое из нашей истории деятельности открыто даже для гостей, - рассказывал Билл в машине. - Это определяется мощью компании, ну и, конечно, изменением, лучше сказать - просветлением в умах человеческих. Пора темного средневековья и коммунистической морали миновала. Хотя, следует признаться, мы неплохо пользовались услугами и той и другой инквизиции.