От близости громадных созданий мои каналы напитывались энергией. Я становилась сильнее с каждым прикосновением раздвоенного языка. Эту ночь я провела в пещере Эйшхераша, мы не спали. Он рассказывал о проклятии, я расспрашивала о том, кем они считают меня.
Каждый дракон хотел прикоснуться ко мне, получая вместе с прикосновением возможность общаться. Слышать и понимать. Но в первую ночь Эйшхераш и Рауторок не позволили этого больше никому. Лишь на следующий день я сама коснулась еще нескольких ящеров.
Рауторок сокрушался, что я такая маленькая и слабая. Мои каналы не способны выдержать всю мощь энергии драконов. Лишь некоторые его сородичи смогут прикоснуться к Адали. Некоторые, не все.
— Диаракхорны, — пояснил Эйшхераш. — Мы диаракхорны. Людишки зовут нас драконами, потому что им так проще.
— Людишки?
— Ты зовешь их лотрами и миями, Адали. Они так слабы, так беспомощны. В них нет и капли силы Всевышних Прародителей. Они недостойны того, что имеют. Недостойны жить привольно и вольготно, тогда как мы вынуждены тесниться в Аоршских горах.
— Расскажи мне. Почему вы заперты здесь? Что способно удержать вас?
— Воля Прародителя, — поник Эйшхераш. — Мы прогневали Всевышних и несем бремя их наказания. Тысячи лет назад Эйргар стал нашим домом. До того диаракхорны соседствовали с Прародителями. Мы жили вместе бок о бок… Но это было так давно, что мало кто еще верит этой легенде, Адали. Диаракхорны прогневали Всевышних, за что и были сосланы в этот мир. Мир, населенный крохотными созданиями — людишками, человечишками. Тысячу лет мы должны были служить им. Это было наше наказание.
— Вы не смогли?
— Не смогли, — покачал головой Эйшхераш. — Диаракхорны слишком горды и свободолюбивы. Древние не выдержали и нескольких десятилетий. Они задумали истребить людишек. Всех. И занять этот мир по праву сильнейших… Теперь мы заперты в этих горах и не смеем покинуть их. Мы можем жить только здесь. Покидая эти места даже ненадолго всякий диаракхорн теряет связь сначала с сородичами, а после и с небом. Крылья перестают нам служить, огонь перестает повиноваться. Итогом становится скорая гибель.
— Мне так жаль, — погладила шершавый нос, прижалась к горячей морде.
— Ты — наше спасение, Адали! — воспрянул Эйшхераш. — Я чувствую в тебе силу Прародителей, ты дитя Всевышнего, все мы это чувствуем.
— Я салаяра, — подтвердила я. — Дитя Всевышнего и смертной мии. Сирота, не принятая родителями… Только как я могу вам помочь?
— Из поколения в поколение передается знание, что наступит день и придет Адали — избранная Всевышними. Их дитя. И укажет она нам путь прощения. И поведет за собой.
— Я с радостью помогу вам, Эйшхераш. Только я не знаю как. Мне кажется, я не та Адали, которую вы ждете. Я тоже попала сюда из другого мира. Ривенар — мой родной мир, мир, где я родилась.
— Мы тебя ждали, Адали. Эйргар проклят, — покачал огромной головой Эйшхераш. — Кроме людишек и нас тут никого нет. Всевышние не снисходят до этого мира, здесь никогда не рождались их дети.
— Что ты знаешь о Всевышних, Эйшхераш? — встрепенулась. — Ты их когда-нибудь видел?
— Ну что ты, Адали! — рассмеялся собеседник. — Никто из ныне живущих диаракхорнов не встречался с Прародителями. А ты? — с надеждой спросил дракон. — Ты встречалась с отцом?
— Никогда, — мотнула головой. — Не встречалась, не видела, не знаю имени. Ничего не знаю.
— А твоя мама, что она рассказывала о том, с кем ей посчастливилось зачать тебя, Адали?
— Эйшхераш, — в волнении я поднялась и отошла к противоположной стене пещеры. Провела по шершавой поверхности пальцем, оттягивая время до ответа. — От меня отказались, стоило только узнать, что я не дочь своего отца.
То и дело смахивая слезы, я рассказала о том дне, когда проснулась моя сила — наследие Всевышних. Вернее одного из них. Рассказала, как отец отвез меня в обитель. Как я жила там день за днем. Как поначалу каждый день ждала, что приедет мама, если не забрать меня домой, то хоть навестить, повидаться. Я очень по ней скучала. Однако дни сменяли друг друга, а мама не приезжала.
Рассказала о тех, кто был в обители со мной. Четыре девочки, четыре салаяры. Николья, самая старшая из нас, ей на момент моего прибытия было одиннадцать. Жаннель, самая замкнутая и необщительная, с по настоящему пугающим даром. Жаннель способна говорить с умершими. На момент, когда я попала в обитель, она жила там уже пять лет, ее дар пробудился в четыре года после смерти матери, и это не самая приятная история. Еще Лилис и Тиоль, им на момент моего приезда было по девять.
Я прожила в обители пять лет. За эти годы много всякого произошло. Были хорошие, светлые дни, дни, наполненные смехом и счастьем. Были и те, которые хочется поскорее забыть, стереть из памяти. Неизменно было одно — тоска по семье, той семье, что осталась в мои шесть, которую я потеряла в седьмой день рождения…
Потом мне исполнилось двенадцать. Этот день я тоже запомню навсегда. В обитель без предупреждения прибыл лотр Арханий, отец. Никогда не забуду взгляд лотра — изучающий, оценивающий, слегка брезгливый. Лотр прибыл не один, его сопровождал наш сосед — лотр Жозеус. Мне было объявлено, что Жозеус проявил величайшую милость и согласен взять меня в жены.
Поначалу подумала, что ослышалась. Жозеус годился мне не то, что в отцы, скорее в деды! Старый, обрюзгший, сморщенный… Отец наказывал меня за то, в чем не было и не могло быть моей вины.
Однако пришлось подчиниться. Жрецы не могли повлиять на решение отца. Пока я не вошла в полную силу, они лишь выполняли свою роль, родительские же права на меня имел приемный отец. Его слово было бы решающим. Арханий забрал меня домой.
Впервые за пять лет я увидела маму. Она очень постарела за эти годы. Войдя в дом, увидев ее у подножия лестницы, подавила порыв броситься к мие, подарившей мне жизнь. Сейчас она смотрела на меня без искры в глазах, я больше не чувствовала ее любви. Это больно. Очень больно получить подтверждение тому, чего втайне боялся. Пять лет я гнала от себя мысли о нелюбви родителей. Уверяла сама себя, что они отослали меня в обитель на обучение, что не могут приехать по той или иной причине. Но ждут, скучают… мама ждет. А теперь я смотрела на нее и понимала, что нет. Иллюзии рассыпались. Оказывается, вот как болит душа, вот как разбивается маленькое детское сердце.
Тем же вечером мне предстояло пережить семейный ужин. Отец с Жозеусом спокойно обсуждали сумму выкупа за меня, отец торговался, будто продавал рогатишу, стадо рогатиш. Мама всегда и во всем слушалась отца, вот и сейчас покорно кивала каждому его слову, спокойно согласилась с его решением отдать меня в двенадцать лет замуж за похоронившего двух жен Жозеуса. Бросила взгляд на жениха — огромное пузо, пара лишних подбородков, жирное лицо с крупным носом, испещренное язвами… Брр, мне и сейчас тошно вспоминать те дни.
Вот тогда-то и появился мэтр Орбиус. Лотр оказался проездом в Харольире, непогода застала его неподалеку от нашего поместья, и мэтр гостил у нас несколько дней. Как выяснилось, Орбиус как раз ехал из обители, мы разминулись буквально на несколько часов. Орбиус — глава столичной Даорранской академии. Он каждый год лично посещал обитель, уговаривая жрецов отдать салаяр в академию. Отпустить с ним в Даорран.
Как я уже говорила, салаяры до момента слияния подвластны лишь родительской воле, а полные сироты по законам Харольира подчиняются правителю. У империи с Харольиром заключено множество соглашений, но формально Харольир свободен, законы империи над ним не властны.
Орбиус охотно рассказывал, что в империи салаяры имеют множество привилегий, что мне там будет намного лучше, что в империи закрытая, малоизученная раса салаяр стоит по положению выше прочих. Чем больше он говорил, тем ярче разгорались мои глаза. Я всем сердцем хотела поехать с этим лотром в его страну, учиться в его академии. Все, что угодно, только не брак с Жозеусом!
Как я уже упомянула, законы империи в Харольире бессильны, и лотр Арханий, официально считающийся моим отцом, легко мог продать меня замуж. Орбиус — довольно умный лотр, он быстро понял, в чем дело. Предложил отцу беседу наедине, после которой меня отпустили в Даоррану, а Жозеус вынужден был со скандалом покинуть наше поместье.
Орбиус меня выкупил.