- Может, и закончим, - хихикнул Витька, - а может, и не закончим. У нас самая игра только после обеда и пойдет.
- Это верно, - раздумчиво сказал Павел Филиппович. - Кто знает, что будет после обеда... Идите, ребяточки, идите и не останавливайтесь на достигнутом. Модель самолета доступна многим, а вот смастерите-ка вы зенитку... - Он мечтательно зажмурился, может быть, вспомнив, как палил он из своей зенитки по фашистским "мессерам", как палил он по ним без промаха и был молодым и сильным, и сладко было ему вспоминать это...
А тихий Сомов ничего не сказал, потому что все уже было сказано до него.
- Пошли, Кешка, - тихо проговорил Гешка, - я же тебя предупреждал: такие своего не отдадут.
- Но-но, паренек, - строго заметил Петр Кузьмич, - не распускай язык. Но заметил он это, впрочем, лишь для порядка, потому что уже отвлекся и от пионеров, и от их модели, а думал о партии, которая складывалась благоприятно для него и для Витьки.
- Ладно, - сказал Кеша, - мы пойдем. На вашей стороне право сильного. Но не злоупотребляйте этим правом: последствия будут ужасны.
Это он просто так сказал, про последствия, для красоты фразы. И вряд ли он думал в тот момент, что слова его окажутся пророческими. Ни он так не думал, ни Геша, ни тем более Петр Кузьмич, который только усмехнулся вслед пионерам - мол, нахальная молодежь нынче пошла, спасу нет от нее, усмехнулся и брякнул костяшкой о стол:
- Пять - три. Получите вприкусочку.
- Окстись, Кузьмич, - сказал Витька. - Как со здоровьем?
Петр Кузьмич строго посмотрел на наглого Витьку, а только потом на уложенную на стол костяшку. Посмотрел и удивился: не "пять - три" он сгоряча выхватил, а вовсе "шесть - один".
- Ошибку дал, - извинился он, забрал костяшку, вынул из жмени нужную, шлепнул о стол. - Вот она.
- Ты, Кузьмич, или играй, или иди домой и шути со своей старухой, обозлился Витька, - а нам с тобой шутить некогда.
Петр Кузьмич снова взглянул на стол и ужаснулся: пятнистую доминошную змею замыкала все та же костяшка "шесть - один", хотя он голову на отсечение мог дать, что брал не ее, а "пять - три".
- Надо ж, наваждение какое, - заискивающе улыбнулся он, забрал проклятую костяшку, сунул ее для верности в кармашек тенниски, внимательно выбрал "пять - три", еще раз посмотрел: то ли выбрал? Убедился, тихонечко на стол положил. - Нате.
- Ну, дед, - заорал Витька, - я так не играю! - Он швырнул свои костяшки на стол и поднялся. - Клоун несчастный!
В другой раз Петр Кузьмич непременно обиделся бы за "клоуна" и не спустил бы нахалу оскорбительных слов, но сейчас у него прямо сердце останавливаться начало и пот холодный прошиб: на столе, поблескивая семью белыми точками, лежала костяшка "шесть - один".
- Братцы! - закричал Петр Кузьмич. - Я не нарочно. Я ее, проклятую, в карман спрятал.
Он выхватил из нагрудного кармана спрятанную костяшку и показал партнерам.
- Ты бы ее лучше на стол положил, - сурово сказал Павел Филиппович, а тихий Сомов только головой покачал.
Петр Кузьмич посмотрел и тихо застонал: это была та самая, нужная "пять - три".
- Братцы, - сказал Петр Кузьмич, - тут какая-то чертовщина. Я же точно выбираю "пять - три", а получается "шесть - один".
- Может, у тебя жар? - предположил Витька.
- Нету у меня жара и не было никогда... Братцы, да не шучу же я, простонал Петр Кузьмич. - Сами проверьте...
- И проверим, - сказал Павел Филлипович. - Сядь, Виктор.
Витька сел со скептической улыбкой, подобрал брошенные кости. Петр Кузьмич раскрыл ладошку, протянул ее партнерам.
- Вот смотрите: беру "пять - три". Так?
- Так, - согласились партнеры.
- И кладу ее на стол. Так?
- Так. - Партнеры опять не возражали.
- И что получается?
- Хорошо получается, - сказал Павел Филиппович.
И он был прав: змейку замыкала неуловимая прежде костяшка "пять - три".
- Ну, Кузьмич, - протянул Витька, - ну, клоун...
И опять-таки Петр Кузьмич не ответил дерзкому, потому что был посрамлен, полностью посрамлен.
- Ладно, - сказал Павел Филиппович, - замнем для ясности. Я на твои "пять - три" положу свои "три - два". - Замахнулся и замер, не донеся руку до стола...
На столе вместо всеми замеченной костяшки "пять - три" лежала пресловутая "шеть - один".
- Опять твои штучки, Кузьмич? - ехидно спросил Витька, но его оборвал Павел Филиппович:
- Помолчи, сопляк. Я же смотрел: Кузьмич не шевельнулся. И костяшка нужная была. Тут что-то не так.
И даже молчаливый Сомов раскрыл рот.
- Ага, - сказал он, - я тоже видел.
- Вот что, - решил Павел Филиппович, - ставим опыт. Кузьмич, бери костяшку.
Кузьмич забрал злосчастную костяшку.
- А теперь давай сюда "пять - три".
Кузьмич безропотно послушался.
- Все видите? - спросил Павел Филиппович и показал публике "пять три". - Вот я ее кладу, и мы все с нее глаз не спускаем...
Четыре пары глаз гипнотизировали костяшку, и Павел Филиппович аккуратно приложил к ней нужную "три - два". Все было в порядке.
- Теперь я слежу за Кузьмичом, - продолжал Павел Филиппович, - а ты, Витька, клади свою, не медли. Ну?
Витька замахнулся было, чтобы грохнуть об стол рукой, но тихий Сомов вдруг вякнул:
- Стой!