Этот отнесся к несению службы менее ответственно, корзинка с едой отсутствовала, видимо у него вошло в привычку спать на посту, да–а знали бы лиходеи о том, как несется служба в этом доме, хозяин уже давно подсчитывал бы убытки, а может расстался бы и с самой жизнью.
Из еды он ничего не нашел, но зато нашел кое–какое оружие, так как этот орк охранял не рабов, то был вооружен увесистой дубиной окованной металлом. Оно конечно он был бы больше рад обычному ножу, но это все же было лучше, чем вовсе ничего. Нашелся и еще один плащь, который Адам так же забрал, на этот раз укутавшись в него поплотнее. Конечно он уже изрядно вымок и начал понемногу мерзнуть, и плащ не смог его согреть, но чувствовать он себя стал куда лучше.
Калитка была заперта на обычный деревянный засов, так что трудностей ни каких не представлял. Выскользнув на улицу, он не стал закрывать калитку, а даже наоборот оставил ее нарочито распахнутой. Если кто из лихих увидит такое безобразие, то наверняка постарается воспользоваться этим, а если это произойдет, то у Адама будет большая фора.
Путешествие по ночному Гибру не было ни чем примечательным. Потоки воды текущие реками по вымощенным улицам города, несли прохладу и смывали все нечистоты, на крутых спусках вода бурлила бурунами, а на перекрестках образовывали целые водовороты, будь воды побольше и это могло даже стать проблемой. Но на всем протяжении он не встретил ни одной живой души, а это уже делало маловероятным, обнаружение лихими лазейки в богатый дом.
Хотя он об этом никогда и не узнал, но его мера предосторожности сработала именно так, как он и рассчитывал. Уже перед рассветом, бандиты обнаружили возможность проникнуть в дом, и там вскоре разыгралось целое сражение, подтянулась городская стража, банда была уничтожена практически под корень, большие потери были и среди хозяйской челяди, были вскрыты и рабские загоны, и часть из них разбежалась. В общем был такой бедлам, что на странное исчезновение раба обратили внимание слишком поздно. Охотники на рабов так и не смогли напасть на его след.
А пока, даже не подозревая о том, что произойдет, он крался по улицам стараясь избегать любых взглядов. Ростом он не удался, так что не сошел бы даже за самого низкорослого орка, прорываться же за стены с боем никак не входило в его планы.
Вообще все прошло на удивление просто. Он добрался до стены и не имея иной возможности просто прыгнул со стены в ров, сейчас до краев заполненный водой, хотя обычно ее там было едва ли в половину. Затем был бег по незнакомой местности. Дороги он не знал, он просто придерживался северного направления, помня о том, что земли людей расположены где то в той стороне.
С рассветом он нашел какую–то рощицу и там позволил себе отдых, предпочтя, пока не выйдет в открытую степь, передвигаться по ночам. Как он не устал, но все же проспать весь день ему не удалось, он проснулся уже после полудня, и стал осматриваться по сторонам. Рощица которую он выбрал в качестве прибежища была расположена не очень удачно, так как совсем рядом проходил довольно большой тракт, за время что он наблюдал за ним, мимо него прошло как минимум три каравана, то что за весь день никто не устроил в нем привал, было просто удивительным, тем более что здесь брал начало ручей с кристально чистой и холодной водой. Он меньше удивлялся бы, если знал, что от этой рощицы до очередного городка, было не так уж и далеко, а потому останавливаться здесь не имело ни какого смысла.
Пережидая день, он решил несколько пополнить свой арсенал, и так как другой возможности не имел, решил пойти самым простым путем, а именно смастерить пращу, благо особого материала она не требовала, а камни в достаточном количестве имелись на берегу ручья. Оторванный лоскут от одного из плащей вполне подошел для изготовления самой пращи. Делов–то сделать петлю на одном конце, при помощи которой лоскут крепился к руке, второй конец остававшийся свободным просто брался в руку, а в сгиб лоскута укладывался камень.
Снарядив пращу, он коротко взмахнул оружием и метнул камень в примеченную ветку. Результаты его порадовали, хотя он в последний раз пользовался ею, много лет назад. Тогда ему нужно было убрать одного клиента, но приблизиться к нему достаточно близко не получалось, слишком серьезная была у него охрана, с арбалетом же не больно–то походишь по городу, а праща не привлекала ни чьего внимания, тем более, что полностью умещалась в кулаке. В общем заказ он тогда выполнил успешно, череп клиента не выдержал соприкосновения с камнем, а он оставаясь незамеченным просто удалился с того места.
Закончив с пращей, брат Адам вернулся к наблюдению за дорогой. В этот момент по ней проходил большой караван. По всему было видно, что караван купеческий и уже весьма продолжительное время находится в пути, было это заметно и по толстому слою пыли, облепившему, как повозки с животными, так и всадников передвигающихся по сторонам обоза. Но особое его внимание привлекли две повозки с клетками, в которых находилось ни как не меньше трех десятков пленников. Этими пленниками были люди, и одеты они были в привычные для него одежды, а не в те в которые их обряжали орки. Одеяние орочьих рабов было простым, длинное полотно по средине имело отверстие, в которое продевалась голова, а затем эта конструкция перехватывалась простым поясом. Эти же люди были одеты как типичные люди, а значит в плен попали совсем недавно. Все это говорило о том, что караван возвращается из степи, а значит он двигался в правильном направлении. Чтобы не плутать, он решил придерживаться этой дороги, которая как он предполагал, должна была вывести его в степь.
Так все и вышло. Уже к исходу второй ночи, он передвигался по бескрайним степным просторам. Цели своей он достиг, так как все указывало на то, что теперь он был в дикой степи, а не на территории империи, но это таило в себе и опасность. Передвигаться по бескрайним степным просторам пешком, да еще и не зная о местонахождении источников воды, это безумие, но иного выхода у него и не было.
Увидев с гребня возвышенности очередные заросли камыша, брат Адам облизнул шершавым языком обветрившиеся и потрескавшиеся губы, переполняемый надеждой ускорил шаг, взяв направление на эти заросли, молясь, чтобы это не оказалось очередное озеро с дурной водой, так как он был уже в таком состоянии, что мог не удержаться и напиться этой горькой и непригодной в пищу водой, а это верная смерть.
Вот уже несколько суток, он не пил, если не считать кровь, тех не многих грызунов, которых ему удавалось добыть при помощи пращи, и не ел иной пищи, как мясо именно этих грызунов, да еще и сырое, так как развести огонь он не имел ни какой возможности. А за последние сутки ему ни разу не встретились и эти грызуны, так что вот уже сутки у него ворту не было ни маковой росинки.
Заросли камыша были по берегу не большой речушки, протекающей по ложбине между двумя гребнями холмов. Он двигался весьма быстро выкладываясь до последнего, расходуя последние остатки своих сил, ничего не разбирая на своем пути. В голове молотом стучала мысль о том, что сейчас он ведет себя не разумно, даже если отбросить то, что он пратически бежал не разбирая пути, и не глядя по сторонам, а значит мог пропустить возможную опасность, он понимал, что напьется во чтобы то ни стало, даже если окажется, что там самая грязная лужа, с самой отвратной водой.
Господь не попустил. Вода оказалась, хотя и теплой, но все же вполне пригодной для питья, приятно растекаясь по телу. Он пил много и жадно, но ни как не мог даже притупить чувство жажды, чем больше он пил, тем больше хотелось пить, пить и пить. Наконец не в силах влить в себя больше ни капли, но по прежнему испытывая жажду, он откинулся на спину в тени зарослей. Усталость навалилась разом, так что он сам не заметил, как уснул.
Проснулся он, когда солнце уже склонялось к закату. Но сон не принес облегчения, наоборот голова раскалывалась от нестерпимой пульсирующей боли, словно в ней добрый десяток кузнецов устроили свою кузню, и сейчас махали своими молотами. Едва волоча ноги он добрел до воды и снова напился, правда на этот раз он был куда более умерен, пил не так жадно, и не так много. Когда жажда была утолена, навалилась другая проблема, заполненный до краев водой желудок жалостливо заурчал, требуя чего ни будь более существенного, нежели вода. Нужно было подумать о пропитании, так как силы его уже оставляли. Он чувствовал, что за эти дни он не просто сильно потерял в весе, но и растерял много сил, случись сейчас ему повстречаться с орками, и ни о какой защите речь идти не могла, его взяли бы голыми руками и без какого либо сопротивления с его стороны.
Камыши выглядели многообещающе, здесь наверняка должны были гнездиться водоплавающие птицы, а потому, превозмогая усталость, он изготовил пращу, наложил камень и двинулся по камышам, в поисках добычи.
Стараясь двигаться как можно тише, он сделал пару десятков шагов, когда застыл как истукан. В душе пронеслась волна охватившего его страха, а губы изогнулись в хищном оскале. Нет живым о не дастся.
Прямо перед ним, буквально в паре шагов, в густых зарослях камыша в сгущающихся сумерках он различил притаившуюся орочью повозку. В том, что это повозка орочья он не сомневался насмотрелся на такие, пока путешествовала в караване купца, торговавшего со степняками.
Слегка присев он стал опасливо озираться по сторонам, и вслушиваться в окружающие его камыши. Его обострившийся слух, различил кряканье утки, что подтверждало его догадку о наличии здесь дичи, шум ветра в камышах, шорох жестких с острыми краями листьев, слабое журчание воды, струящейся между стеблями камыша, легкое похлопывание на ветру парусины, но он не слышал, ни характерных звуков издаваемых животными, ни шагов, ни голосов, ни поскрипа упряжи, ничего, из того, что характерно для устроенного лагеря. Все говорило о том, что здесь нет ни единой живой души. Только повозка. Нет, не только. Повозка была не одна, так как чуть дальше, а вернее сразу за этой повозкой он рассмотрел другую, а потом и третью. Но вот только никого рядом с ними не было.
Все же продолжая сохранять крайнюю осторожность, он приблизился вплотную к повозке и рассмотрел ее более внимательно. Весь ее вид говорил о не ухоженности и заброшенности. Выцветшая парусина с потеками от множества дождей, которые раз за разом омывали ее, смывая слои пыли раз за разом покрывавшей ее натруженные бока, прорехи в обветшалой ткани. Проржавевшие обода колес, и шкворни, смытая смазка со ступиц, говорили о том, что эти колеса уже давно не проминали под собой землю. Возле повозок отсутствовали какие либо следы, молодые побеги камыша росли вокруг повозок так плотно, что стебли стремящиеся к солнцу и пробившиеся под повозкой обвили ее неестественно изогнувшись.
Нет, эти повозки появились здесь не вчера и даже не месяц назад. Но как так могло выйти, чтобы сразу несколько повозок остались брошенными посреди степи, которая отличалась крайней скудостью. Причем никаких останков тел среди них не было. Как они здесь оказались, почему были брошены?
Обойдя все вокруг он насчитал двадцать повозок, и все они были в одинаковом состоянии, все с грузом, в основном это были мешки с зерном, но были и иные товары, немного пряностей, в одной из повозок он обнаружил большое количество наконечников для стрел, несколько доспехов, немного странных и непривычных. В общем все говорило о том, что то был богатый караван. Почему же его бросили, загнав в эти густые заросли камышей? Вопрос без ответа. Но брат Адам и не хотел искать на него ответ, потому что чтобы тут не произошло, это брошенный караван был для него как манна небесная.
Большинство мешков было потрачено грызунами, часть из которых разбежалось в тот момент, когда он заглянул в одну из повозок, часть была безнадежно испорчена, не малое количество сгнило или проросло, но какое–то количество вполне сухого и пригодного зерна он все же нашел.
При осмотре одной из повозок, сохранившейся лучше остальных, он нашел очень много полезного для себя. Были там несколько комплектов одежды, палатка из парусины, оружие, в отдельном сундуке были продукты, которые явно были по качеству выше, нежели остальное, но только когда–то, сейчас они были безнадежно испорчены, покрылись плесенью, и просто сгнили, но было и то, что не поддалось времени, мешочек с великолепной солью. Нашлись и кухонные принадлежности, среди которых был не большой котелок, в котором вполне можно было готовить на одного человека, при этом он был легким и занимал совсем не много места. Были и несколько странных ложек, странных потому что они сильно отличались от виденных ранее, были выполнены из бронзы, при этом были гораздо глубже чем он привык, но и несколько уже, вероятно чтобы было удобнее пользоваться при наличии клыков. Здесь же он нашел и огниво, чего ему сильно не хватало.
В другой повозке он нашел инвентарь походной кузницы. В этом мире это было нормой, так как необходимость в ремонте могла возникнуть в любой момент, опять же надеть на рабов ошейник, подковать лошадей, так что кузня с запасом угля это не было чем–то особенным, а простой необходимостью. Нашелся и запас дров, так как в степи таковой пополнить было несколько сложно, то дрова были распределены по всем повозкам. Дрова занимали не так много места, потому что их использовали только для приготовления пищи, иногда заменяя дарами степи, то есть жестким кустарником, или перекати полем, горели они довольно жарко, правда и прогорали столь же быстро.
Ночью же путники кутались в специальные шкуры, сшитые особым образом, мехом во внутрь, так что одна их часть служила ложем, а вторая одеялом, они несколько напоминали мешки, но при этом одна сторона была сшита только на половину. Адам неоднократно видел, как ими пользовались в караване. В скатке места они занимали не много и были легкими, так как были сшиты из хорошо выделанных шкур, с подстриженным мехом. Один из мешков, который хорошо сохранился он решил забрать с собой.
Он нашел много полезного, настолько много, что хотелось взять с собой столько, что не каждому орку было бы по силам. Это желание было вызвано отнюдь не жадностью, нет. Просто после перенесенных страданий, он как и любой человек, хотел сделать свое путешествие более комфортным, но с грустью должен был признать, что взять ему по силам только малую часть.
Особенно он обрадовался обнаруженному арбалету, и что самое примечательное, арбалет был человеческой работы, а значит он вполне мог взять его с собой. Обнаружил он и несколько ножей, с хорошей балансировкой, что натолкнуло его на мысль о том, что ножи были метательными, к тому же у них отсутствовала рукоять как таковая, просто один из концов был не заточенным и обмотанным немного рассохшейся кожей, но в обновлении эта обмотка вовсе не нуждалась, эта вполне еще могла послужить. Всего таких ножей он нашел шесть, все безликие, так что и их он вполне мог принести в людские земли.
Неожиданно обрушившаяся на него манна небесная отвлекла его от нестерпимого чувства голода, но как только он немного подуспокоился, голод вновь дал о себе знать болезненным спазмом, сковавшим его живот.
Устроившись поудобнее между повозками, он развел костерок, и сварил себе полный котелок каши, приправив ее хорошо сохранившимся, в плотно закрытом глиняном горшочке жиром, какого–то животного. Однако, съесть он смог не много, так как желудок отозвался болью, на наконец полученную, долгожданную пищу.
Затушив костер, он с видимым удовольствием залез в теплый и мягкий мешок, впервые за долгое время с наслаждением и чувством сытости уснул. Конечно это было рискованно, но и другого выхода у него не было, телу требовался отдых, а потом он справедливо рассудил, что если эти повозки не обнаружили за столько времени, то шанс, что их обнаружат именно сейчас не так уж и велик. К тому же он предпринял кое какие меры предосторожности, устроив себе лежку в некотором отдалении от повозок, и сжав в каждой руке по ножу. Сон у него был чутким, а случись кому заполучить его снова в рабство, то он рассчитывал постоять за себя.
Насчет чуткого сна, это он сильно погорячился. Измученное многодневным переходом и наконец получившее возможность отдохнуть с комфортом, тело его подвело. Проснулся он когда солнце уже было в зените, и разбудили его солнечные лучи, устроившие пляску на его лице, при помощи колышущихся на ветру стеблей камыша. Но зато он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.
Едва он поднялся на ноги, кляня себя последними словами, как желудок требовательно заурчал, вчерашняя обильная пища была уже переработана, и он вновь ощутил сильное чувство голода. Организм быстро восстанавливал утраченные силы, но для этого ему нужна была пища. Чтож с этим теперь проблем не было, не разносолы, но сытно, впрочем он еще не настолько оклемался, чтобы думать о разносолах.
Плотный завтрак, едва снова его не уложил, в уже обжитой мешок, но Адам смог воспротивиться этой слабости и заняться делами насущными. Ждут там его или нет, не стоило настолько доверяться его высоко преосвященству. У него под рукой была походная кузница с необходимым инструментом, а значит нужно было избавиться от все еще находившегося на нем ошейника.
Да–а–а, сказать проще, чем сделать. Оказывается для этого, крайне необходим помощник. Если приладиться к наковальне у него получалось, то воспользоваться зубилом и молотком, чтобы сбить заклепку было куда труднее, а если быть точным, то у него из этой затеи ничего не получилось, разве только пару кровоподтеков себе посадил, словно их и без того было мало. Однако вопрос разрешился, когда он нашел в кузнечном арсенале громоздкий и неудобный напильник. Целый день, с перерывами на приготовление и употребление пищи, он угробил только на то, чтобы подтачить заклепку на ошейнике. Поначалу дело ни кА ни клеилось, но потом порывшись в вещах купца он нашел, полированное серебряное зеркальце, так выходило гораздо лучше.
Следующий день, он так же провел возле повозок, занимаясь подгонкой орочьей одежды под свои габариты. Он выбрал кожаные штаны, и кожаную же куртку, безрукавку. Получилось грубо, неказисто, но достаточно прочно, чтобы одежда не расползлась на нем в первые же дни путешествия. Он не переживал по поводу того, что одежда вышла какая–то топорная, не мало людей и вовсе щеголяли в одеждах у которых дыр было больше, чем ткани. Так что внешний вид не должен был вызвать никаких вопросов, тем более, что он не оставил ни одного лоскута, на котором был хотя бы какой–то узор. Он не хотел ни каких лишних вопросов. Оставались следы от ошейника, но дознаватель рассчитывал, что за время путешествия они должны были поджить, все же он не так много времени провел с этим украшением, так что неизгладимых следов оно оставить не должно было.
Степь простиралась бескрайним ковром, плавно поднимаясь грядами холмов и понижаясь иногда мелкими и пологими, а порой и большими и крутыми балками. Так поминая ногами бескрайний ковыль, он и двигался, к людям, ориентируясь по солнцу. Но беспечной прогулкой его передвижение назвать было ни как нельзя, он постоянно озирался по сторонам, опасаясь появления орков, не забывал он и посматривать под ноги, и не только для того, чтобы не угодить в какую–либо нору грызуна, которых водилось здесь в изобилии. Его больше волновало наличие или отсутствие следов пребывания в этой местности орков. Однажды нарвавшись на особо большое наличие следов, он предпочел сделать большой крюк. Было там, впереди, стойбище или нет, выяснять не хотелось, а поэтому брат Адам предпочитал перестраховаться. Каждый раз взбираясь на очередной гребень, он не появлялся на нем в полный рост, а присев, сначала аккуратно выглядывал и осматривался, только убедившись, что опасности нет, продолжал путь.
Шагалось вполне легко. За те дни, что он провел у столь внезапно и вовремя обнаружившихся останков былого каравана, он успел практически полностью восстановиться. Из поклажи, он взял с собой немного, хотя соблазн взять побольше был велик. Кроме одежды, он взял арбалет, с двумя десятками болтов, да те шесть странных ножей, которые оказались прекрасно приспособленными для метания, он опробовал это, по нескольку раз метнув каждый из них в борт одной из повозок, и остался доволен качеством и балансировкой клинков. Взял он и спальный мешок, благо он весил немного, в него же уложил котелок, огниво, ложку, горшочек с жиром, соль и запас сечки. При помощи веревок он прикрепил скатку на спину, так что руки были свободны, а груз было нести гораздо легче. С боков пристроил две, довольно объемные кожаные фляги с водой. Вот и все, что он мог себе позволить взять с собой.
За время блужданий, он только один раз повстречал ручей, с пригодной водой, где и пополнил свои запасы. Но вот уже вторые сутки ему не попадались источники воды, хотя ковыль и рос буйно, и наличествовали балки, но вот воды не было. Возможно и даже скорее всего ее можно было найти под землей, в уже высохших руслах ручьев и речек, которые наверняка протекали по дну по меньшей мере половины балок, но он не умел этого делать.
Однако воду он расходовал экономно, и у него пока еще была одна полная фляга, так что для паники время пока не пришло. Он и не паниковал. Бодро переставляя ноги, он беспрерывно, ярд за ярдом, глотал расстояние, отделяющее его от земель подвластных людям, только там он мог чувствовать себя в относительной безопасности.
Однако, как говорится: «Слишком хорошо, тоже плохо». И это плохо настигло его примерно в середине дня, в лице трех степняков, несущихся во весь опор, в его строну. Убегать по ровной как стол степи от всадников. Глупость и напрасная трата сил. Пусть он отвоюет сотню ярдов, пусть две, итог один. Его настигнут и тогда он не сможет достойно сопротивляться. Уж лучше так, пока ты полон сил и твоя рука тверда.
Видя неизбежность столкновения, так как орки целеустремленно неслись в его сторону, Брат Адам сбросил мешок на землю, размял плечи и встряхнул руки. Мешок он положил пред собой, на него уложил арбалет, с уже наложенным болтом. Потом взял два ножа и зажал их лезвия между указательными и средними пальцами с внешней стороны ладоней. Когда орки приблизились достаточно близко, он вздел вверх руки, демонстрируя свои пустые ладони, и то, что он готов покориться судьбе.
Орки приблизившись буквально в плотную, остановили своих коней в шагах пяти от него, и тыча в него руками, начали хохотать, своим омерзительным, рычаще–клокочущим смехом. Они радовались и не скрывали этого. Еще бы, отправившись на охоту, а об этом говорили перекинутая через круп одной из лошадей антилопа, и висящие с боков других лошадей несколько зайцев и птиц, хорошо поохотились, в довесок к успешной охоте, они нежданно–негаданно, оказались обладателями хорошей добычи, рабы из людей стоили дорого.
Слишком долго тянуть было нельзя, в любой момент они могли прекратить веселиться и начать вязать пленника, а так все складывалось для Стилета лучше некуда, а сейчас перед ничего не подозревающими орками был не инквизитор и не служитель господа, а именно Стилет. Орки расслаблены, внимание их отвлечено, быстро среагировать они не успеют.