— Я тебе друг или не друг?..
— Отстань.
Он все смотрел на парочку и не мог двинуться с места.
— Ты о тех, что ли? Пойду узнаю, что за типы.
— Ты что?!
— Документы спрошу. Или в милицию… для выяснения.
— Очумел?!
Подумал: может, ошибся? Была бы она, догадалась бы, что он тут. И вспомнил ее слова: "Я тебя совсем не чувствую". Парочка стояла тесно, явно целуясь, и Андрей зажмурился. А как открыл глаза, то никого уж не увидел: улица была пуста. Держась друг за друга, они заторопились вперед, заглянули в освещенные окна, но за плотными занавесками ничего не увидели.
— Ишь, как тебя! — посочувствовал Аверкин. — Доберешься до дому-то?
— Доберусь.
— Я бы с тобой, да меня моя живьем съест.
— Доберусь, — выдавил из себя Андрей, борясь с желанием заорать или зареветь по-бабьи.
— Хорошо тебе, ты холостяк…
Аверкин вдруг бросился на дорогу навстречу зеленому огоньку такси. Машина вильнула, но остановилась.
— Довезешь… куда-нибудь! — крикнул шоферу, суя в окно милицейское удостоверение. — Да не меня, вот этого…
— Куда-нибудь довезу, — усмехнулся шофер. Андрей плюхнулся на заднее сиденье, назвал адрес и забылся.
И замелькали перед глазами видения, одно другого чуднее.
Светящиеся колонны посреди темного поля, прозрачные силуэты в туманной дымке, дед Епифан, грозящий кому-то узловатым пальцем, опять силуэты, странные, вдвинутые один в другой, как матрешки. А то вдруг ясно увидел горящий сарай, пламя беззвучно металось, отражаясь в гладкой воде близкой речки. Речки? Нет, не сарай горел, а стог сена у знакомого омута, и кто-то метался на фоне пламени. Наплывом, как в кино, надвинулась стенка обшарпанного кирпичного гаража с давно некрошенными железными воротами и неоновой надписью «Свет» в отдалении. И замельтешили перед глазами машины, много машин, сбившихся посреди широкой улицы, и разбитый в дорожной аварии милицейский газик.
— Чужое надо вернуть, — услышал он детскую сентенцию.
Очнувшись, Андрей увидел, что такси мчится по незнакомой улице и что в салоне он не один. На фоне бокового окна силуэтно темнело красивое женское лицо. Голые руки, лежавшие на спинке переднего сиденья, матово поблескивали.
— Что? — спросил он.
— Чужим, нельзя пользоваться, опасно, — не изменив позы, произнесла женщина.
— Это вы мне?
И опять она не ответила прямо, завела речь о том, что человек в этой жизни должен все делать сам, что каждый — уникум, призванный сотворить в жизни нечто свое, обогащающее вселенский опыт. В точности, как Гиданна, заговорила, и Андрей испуганно покосился на нее, но увидел все тот же неподвижный силуэт, только силуэт, и ничего больше, ни блеска глаз, ни каких-либо бликов на лице.
Холод прошел по спине, и Андрей торопливо нагнулся к шоферу:
— Где мы?
— Приехали, — буркнул тот, не оборачиваясь.
Не дергаясь, не скрипя тормозами, машина плавно остановилась, и Андрей сам не заметил, как очутился на тротуаре. Начал рыться в карманах в поисках денег, соображая, сколько заплатить.
— Мне заплатили. — сказал шофер.
— Кто?!
Но машина уже тронулась, и желтые подфарники ее в один миг затерялись среди огней и теней ночной улицы. Оглядевшись, Андрей узнал однотипные пятиэтажки своей улицы. "Вот что значит настоящий товарищ! — подумал об Аверкине. — Такси поймал, заплатил. Не будь его, когда бы домой добрался? Утром?.."
— Утром надо рано выезжать, — сказал кто-то рядом.
Обернулся — никого. И заторопился по улице, испуганно оглядываясь. Вот и дом: железный мусорный бак, как всегда переполненный, сломанная береза, ящик с песком для детей, скамья-все знакомое. Плюхнулся на скамью и обругал себя свиньей: напился так, что голоса мерещатся, женщины…
Вспомнил самоуверенное заявление Аверкина: от баб лучшее лекарство — бабы же. И пожалел, что не полюбезничал с том пассажиркой в такси. Пригласить бы ее к себе, поговорить по душам…
— Мы поговорим, — опять послышался голос.
И опять никого рядом не оказалось. Теперь он испугался всерьез. Быстро поднялся к себе на пятый этаж. Не успел запереть эа собой дверь, как затрещал телефон. Еще не сняв трубку, понял: Гиданна.
Хотел сразу сказать что-нибудь резкое, но, вместо этого оттянул пальцем щеку, прогнусавил в трубку:
— Вам кого?
— Андрей?
Это была точно она. И голос спокойный, будто ничего не случилось.
— Его нет.
— Нет? Странно. Где же он?
— Он умер.
— Совсем? — В голосе насмешка.
Кого угодно можно обмануть, только не Гиданну.
— Совсем.
— Жаль. А я его любила.
— Что?!
Но трубка уже частила гудками. Он опустился на стул и обхватил голову руками. "Все смеется, издевается!"