— Знание требует постоянного доказательства любого утверждения. А вера не требует доказательств. Я верю, ибо это истинно. А истинно, потому что верю. Получается замкнутый круг, из которого человек не может выбраться, да?
— С точки зрения формальной логики — да. Но на самом деле в основе веры лежит способность человека воспринимать мир не только органами чувств тела, но и напрямую, своим сознанием и подсознанием, своей душой. И вот такое восприятие дает внутреннюю убежденность в истинности представляемой человеком картины мира. И эта убежденность лежит в основе веры. Я верую не потому, что это истинно, а потому, что я ощущаю, что это истинно. Есть разница?
— Но тогда получается, что человек нечто большее, чем обычно считается, что он связан с миром невидимыми нитями и может воспринимать его минуя тело?
— Так оно и есть. Жаль, что ты лишена способности видеть это. Вот и получается, что вера — это определенное виденье мира, подкрепленное внутренним убеждением в истинности этой картины. И вот создатель новой веры до определенного момента исповедовал определенную веру и не сомневался в ее истинности. Но потом появились сомнения. Он стал размышлять, более вдумчиво присматриваться к миру. И наконец понял, что на самом деле все не так. Эта картина не верна. А верна другая. И он создает новую веру.
— То есть, чтобы создать новую веру, нужно отринуть старую. Но тогда получается, что создатель новой веры с точки зрения старой — неверующий, безбожник, а с точки зрения новой веры — язычник, отринувший одну веру и принявший другую.
— Ты очень точно сформулировала. И заметь, что создатель новой веры приобрел ценный опыт. В отличие от всех остальных он понял, что вера может быть ложной. А раз это случилось один раз, то, значит, это может случиться и второй. И вряд ли он сам верит в созданную им веру. Скорее, он уверен в ней, в ее истинности. Ведь для него новая вера это не результат озарения или чьих-то горячих проповедей, а результат критического осмысления старой веры и вдумчивого изучения мира. То есть для него вера — это знание, которое он и начинает нести людям, разъясняя его, а не проповедуя.
— А в чем разница?
— В том, что разъясняя опираешься на жизненный опыт и логику, а проповедуя опираешься на риторику и простейшие эмоции. Ведь не зря любимым доводом проповедников являются фразы типа: «Уверуйте, или на вас обрушатся мор и глад». Это как раз то, чем здесь занимается инквизиция — или вы уверуете и будете нам слепо подчиняться, или мы вас сожжем на костре как еретиков. Сильный аргумент, ты не находишь?
И вот основатель находит себе учеников и разъясняет им суть новой веры, точнее — новой картины мира. Учеников единицы и можно с каждым работать индивидуально, вести длительные беседы, выстраивая доказательства и подбирая аргументы. А если есть доказательства, то это уже, согласись, не слепая вера, а именно разумный подход.
А уж потом, когда ученики освоили учение и уверовали в него, они начинают нести его в массы, проповедуя и внедряя это учение не разумными доказательствами а риторикой и собственным примером. Ведь они проповедуют при большом скоплении народа, а у толпы нет логики, а есть только примитивные инстинкты. И если люди видят, что проповедники страдают за веру, то начинают задумываться — что-то есть, раз за это идут на мучения и смерть.
А когда власти начинают гонения на новую веру, то тут уж для ее адептов наступают золотые времена. Если кого-то власти притесняют, то народ его начинает поддерживать из духа противоречия. Ведь власть притесняет и народ, а значит, носители новой веры за народ. А ведь задавить новую веру очень просто. Для этого власть просто-напросто должна игнорировать ее. Не бороться и не поддерживать. Понимаешь.
— Примерно так: горшечник сделал еще один горшок. Ну и что? Еще один человек создал свою веру. Ну и что? И тогда она быстро заглохнет, превратившись в маленькую секту, в кружок по интересам. Кто-то собирает старинные монеты, а кто-то верит в иную картину мира. Так?
— Умница. А вся трагедия власти в том, что она из популистских соображений начинает давить новую веру, притеснять ее сторонников. И тогда число последователей растет как снежный ком.
— Не поняла, причем здесь популизм.
— Власть устойчива, пока большая часть населения молчаливо соглашается с действиями власти. Ведь любая революция происходит не тогда, когда толпы людей бросаются на штурм резиденции главы государства, а когда в сознании простого человека происходит переворот. И тогда офицер приказывает солдату, а солдат говорит: «А почему это я должен подчиняться?».
Понимаешь, простой человек просто отказывается выполнять распоряжение вышестоящего. И власть рухнула. А все остальное — уже просто декорации и логическое продолжение этого переворота в сознании.
В государстве есть официальный религиозный институт, управляющий паствой и объясняющей, что власть от бога, тем самым обеспечивая стабильность общества. В новой вере они видят конкурентов и требуют от власти, чтобы та покончила с этими недобросовестными конкурентами светскими методами. Потому что бороться с ними церковными методами опасно — это требует проведения дискуссии, в которых оппоненты будут доказывать несостоятельность официальной религии. А это вызовет раскол в стане верующих. Поэтому они давят на светскую власть, и та начинает гонения, чтобы сохранить свою власть.
— А чем религия отличается от веры? Я как-то не задумывалась раньше над такими вещами.
— Ну, тебя всегда больше интересовали битвы и звон клинков.
Религия — это уже идеология части общества, стремящаяся распространиться на все общество, а церковь — это уже общественный институт со своей структурой, внутренними правилами, финансированием, канонами, обрядами и ритуалами.
Вера — она для человека. Ведь вера — это и картина мира, и образ мышления, и образ жизни. Если человек искренне верит, то он общается с Богом напрямую, и ему не нужны посредники. Вера делает человека чище, поднимает его над обыденностью. Искренне верящий человек становится маленьким богом, частицей Бога.
И счастьем для создателя новой веры является если ему удается не дожить до того момента, когда вера начинает становиться религией. Потому что тогда на смену первым — проповедникам, верующим в то, что говорят, приходят вторые. Деловые и хваткие ребята, хорошо понимающие, что вера, религия для человека — это способ духовного роста и общения с Богом. Но религия для человека ничего не дает этим ребятам.
А религия для общества — это управление паствой, где можно хорошо погреть руки и вместе с куском масла получить немалую власть. И они, эти ребята становятся самыми пламенными поборниками новой религии.
Они разрабатывают каноны и обряды.
Они несут свет во тьму невежества.
Они потихоньку, исподволь подчиняют власть предержащих, объясняя им преимущества, даваемые их религией для удержания и усиления светской власти.
Они решают, какие из заветов основоположников истинны, а какие от лукавого.
И они оставляют только за собой право прямого общения с Богом, делаясь посредниками между Богом и паствой. А должность посредника — она очень хлебная. Ибо только ты решаешь, что из сказанного Богом правильно, а в чем он ошибся, что из сказанного Богом донести до паствы, а что нет, какие просьбы паствы донести до Бога, а какие придержать в силу загруженности Бога и малости даров, принесенных паствой.
Понимаешь, они присваивают себе и только себе исключительное право принятия решения об истинности или ложности. И всегда истинно то, что им выгодно. А все остальное — ересь, подлежащая уничтожению.
Ну эти еще ладно. Они хоть пашут. Пусть не за веру. Пусть за блага и власть.
Но приходят и третьи. Верующие истово. И несущие свою веру словом пламенным. Но это вначале. Потому, что много находится таких, которых слово пламенное не обращает в веру истинную.
И тогда к слову пламенному добавляются меч и очистительное пламя костра. И льются реки крови, отворяемые этими идеалистами с горящими глазами и бледным челом, истязающими себя за святую веру, и поэтому считающими себя вправе истязать других.
И еще одни приходят. Не помышляющие о высоком, не жаждущие власти, а имеющие простые желания — теплое место, да толстый кусок хлеба с маслом. Да крышу над головой. И учатся они прилежно, заучивая наизусть так и не понятое ими. И ритуалы соблюдают скрупулезно. И служат верно, как работу делают, простую крестьянскую, являясь опорой и ступенькой для вторых и третьих. И нужно избегать вторых, опасаться третьих и стараться по возможности сохранять жизни четвертым.
— И что, им нельзя противостоять? Ведь они за свою правоту убивают других. Может, уничтожать их, где встретятся?
— Силой здесь ничего не сделаешь. Нужно время. Люди потихоньку взрослеют, и агрессивность падает. Это малограмотный неофит готов нести веру огнем и мечом, особенно если за это платят полновесным золотом. А человек, более развитый, становится и более терпимым к другим верам.
Ведь ты видела все три Эпохи.
Вспомни Старых Богов. Они мало чем отличались, кроме силы, от простых людей. Так же пили, охотились, дрались между собой. Могли при случае в морду заехать и друг другу и простому смертному. Приходилось и от тех же смертных в морду получать. Конечно, на такое осмеливался не каждый, но герой запросто. Для героев это было нечто среднее между подвигом и спортом.
Потом пришли Молодые Боги. И установилась жесткая иерархия. Величественные храмы, священнослужители, ритуалы, дары, коллективные молитвы. И жестокое подавление любых попыток создания новых религий. Ведь Губитель по приказу Молодых Богов уничтожал целые миры, в которых появлялись служители иных богов.
А Новые Боги… Много ты сейчас о них слышишь? В каждом мирке свои местные Боги, а про Богов Упорядоченного мало кто знает. Вон, в вашей Долине вообще считают, что таковых уже и нет вовсе.
Издалека донесся тревожный звон колокола, взывающий о помощи. Хрофт щелкнул вожжами и лошадка, до этого тащившаяся неспешным шагом, рванула рысью. Клара села, вглядываясь вдаль. Но обзор закрывал высокий холм, у подножия которого дорога делала петлю.
Когда телега обогнула холм, все увидели небольшое село. На колокольне надрывался колокол, будоража округу, а по селу бесцельно шаталось несколько скелетов, местами покрытых прогнившей плотью. Большая толпа неупокоенных окружила деревянную церквушку, где, похоже, заперлись все жители села, и пыталась взломать дверь и ставни. Пока им это не удавалось.
Хрофт резко осадил лошадь. Сзади затормозила вторая телега, и Бельт спрыгнул с передка, бросив вожжи Ниакрис. Клара спрыгнула с телеги и потянула шпагу.
— Кирия, — подошел Бельт, — не надо боевых заклинаний. Они слабо на них действуют. Побудьте тут, а я займусь ими. В конце концов, некромантия — моя прямая специальность.
— Он прав, — поддержал его Динтра. — Мы будем только мешаться.
Клара возмущенно фыркнула, но осталась на месте.
Бельт быстро пошел по дороге к селу. Не дойдя до околицы, он остановился и стал чертить прямо на дороге многоконечную звезду. Когда работа была закончена, он пошел вперед, держась посередине дороги.
Неупокоенные почувствовали его и медленно со всех сторон села потянулись к нему. Их глаза постепенно загорались красным светом, а движения становились все более быстрыми и осмысленными.
Дождавшись, когда вся толпа неупокоенных, осаждавших церковь, направится к нему, Бельт начал медленно пятиться назад. Расстояние между ним и нападающими постепенно сокращалось.
Наконец он дошел до нарисованной звезды и встал в ее центр.