109815.fb2 С небес об землю - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 92

С небес об землю - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 92

И в их объятия вы толкаете эту несчастную девушку, доверчиво глядящую на вас?

Опомнитесь! Опомнитесь, пока не поздно, говорю я. Не дайте совершиться исторической ошибке только из-за того, что землеописатели забыли упомянуть эту исконно русскую долину в своих книгах.

А может это не просто забывчивость? Может кому-то очень надо оторвать от нас нашу малую народность? Вот о чем нужно задуматься, товарищи!

Выбегалло исписал последний лист, судорожно огляделся и, неестественно далеко выбросив руку, цапнул со стола коменданта пачку чистых листов.

— Вы скажете — Боги.

Да, скажу я, Боги.

А кто такой Бог? Бог — это человек, достигший совершенства в своей повседневной практической деятельности. Именно, практической, а не во всяких там умствованиях и растеканиях мыслью по древу. Простой человек, товарищи!

Вот, например, наш простой Лавр Федотович. Он достиг совершенства в своей работе и стал Богом. Я не боюсь этого слова, товарищи. Не будем впадать, и разводить разную поповщину. Я смело и открыто заявляю: Лавр Федотович — Бог ТПРУНЯ. И что? Что, это делает его адептом каких-то темных сил?

Нет, товарищи! Светлый образ Лавра Федотовича является нашим знаменем, ведущим… Да, товарищи, ведущим. И навсегда сохранится, поскольку такое не портится и не поддается тлению.

Так и эти два наших гостя.

Маги, ученые. Сотни, тысячи лет пытливо вскрывали они тайны Мироздания для того, чтобы народ — народ, товарищи! — простой народ мог использовать в практической материальной деятельности законы Природы.

Они не побоялись выступить против Богов, правящих Упорядоченным. Поднять на борьбу массы. Поднять и победить. Победить, товарищи!

Свергнуть этих узурпаторов!

Этих кровопийцев и притеснителей народа!

Этих нахлебников и паразитов!

Свергнуть! Ликвидировать как класс!

И разрушить их хоромы в Обетованном, выстроенные тяжким трудом стенающего в оковах народа.

Да, товарищи. Именно разрушить до основания, согласно каноническому тексту: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья». Именно до основанья, товарищи!

И на обломках написать: «Бога нет». Вот, чего смогли они достичь и на что сподвигнуть, товарищи.

Лавр Федотович благосклонно полуприкрыл глаза.

— Вы скажете, главы Дозоров?

Да, скажу я. Дозорные.

Дозорные, стоящие на страже покоя народа.

Дозорные, и в дождь, и в стужу несущие свою нелегкую службу. Бессонные ночи. Месяцами, годами не видеть семей, пропадая в дозорах, пока их жены рожают крепких здоровых детей им на смену. Вот кто они, наши скромные герои.

В горле пересохло и я снова отпил чаю. Никогда раньше мне не приходилось говорить столько. Даже на заседании месткома выступления были гораздо короче. А с Модестом я общался, в сравнении с сегодняшним выступлением, крайне лапидарно. Можно считать, что обходился практически только мимикой и жестами.

— И, наконец, вы скажете — козел. Да, скажу я, козел. Но это не их козел — порождение тьмы и диких суеверий. Это наш козел — светлое, чистое существо, созданное и любовно выпестованное Природой в полном соответствии с материалистической теорией товарища Дарвина, высоко оцененной основоположниками материалистического подхода к природе, обществу и человеку.

Я замолчал. Я был обессилен. Я был опустошен. У меня уже практически закончился запас оптимистической демагогии, а никакие аргументы, это я знал еще по прошлому разу, на них не действуют.

Я снял очки и проделал ставшую уже ритуальной манипуляцию с ними и кусочком замши.

Протирая стекла, я с ненавистью поглядывал на сидящих передо мной членов Тройки. Как это легко жить в своем мирке, отвернувшись ото всех и лишь поплевывая на окружающих, подминая их ради сиюминутной выгоды.

Как бы научиться жить вот так, держа себя за единственное в мире справедливое существо, отвергая правды других и гребя под себя все, что шевелится, а к себе все, что не шевелится.

«А ведь Выбегалло опоздал со своим идеальным человеком», — подумал я. «Они ведь уже давно появились эти идеальные человеки, гении потребления, гении карьеризма, существующие в своих маленьких мирках и сбивающихся в стаи, чтобы легче урвать себе все, что создано другими».

Я вдруг вспомнил отрывок из давно прочитанной книги «Поэма» югославского писателя, фамилия которого за давностью лет стерлась из моей памяти: «Фашизм начинается там и тогда, где и когда один человек начинает навязывать другим свое понятие добра».

«А ведь они фашисты», — подумал я.

«И эти, сидящие передо мной и решающие судьбы других исходя из собственных представлений о правильности строения мира и общества.

И те, называющие себя демократами и парламентариями и навязывающие всем остальным свои правила поведения исходя из привычных для них правил их крохотного мирка. Навязывающие силой оружия, или экономическим давлением, спуская с цепи оголтелую свору прикормленных журналюг и вбивая в головы всему миру свою собственную правду, преподносимую как единственную и последнюю инстанцию».

Мне вспомнилось стихотворение, написанное мною во время острого приступа мизантропии, давно, в прошлой жизни — в Ленинграде:

Эх! Влезть бы в душу грязными ногами,И потоптаться бы там вдоволь по цветам.И чтоб в покрытых пылью сапогамиПройтись по хрупким радужным мечтам.Вдавить осколки их в сырую глину.От голубых озер оставить клочья луж.Зверюшек ласковых побить бы, как скотину.Сказать надежде: «Лучше занедужь».Свести леса, что величаво кроныВздымают к небу. Что еще забыл?Да! Облакам кудрявым выставить заслоны,Чтоб сбились в тучи, чтобы ливень лил.Перепахать луга, чтоб больше травыСвоим дыханьем не манили в даль.На родники, что там журчат, найти управу.Пускай засохнут. Мне души не жаль.Душа чужая. Так пускай потемкиСгустятся всюду. Чтоб не было звезд.Пусть над пустыней ветер вьет поземки,Высвистывая вечный свой вопрос.Опошлить все. Тогда с улыбкой милойЯ пропою, как вьюгой просвищу:«В душе твоей и пусто, и уныло.Пойду почище душу поищу».

У меня уже не было сил с ними бороться. Я почувствовал страшную тяжесть, навалившуюся на плечи и пригибающую меня к земле.

«Соберись», — сказал я себе. «Так или иначе, дело идет к развязке. Они не могут долго сидеть и слушать. Они не привычны к тому, что нужно осмысливать услышанное. Тем более, скоро обед. Перефразируя известную фразу, можно сказать — заседание, заседанием, а обед по расписанию. И скоро журчание желудочного сока окончательно забьет их способность слышать. А переноса на послеобеденное время я просто не выдержу.

Соберись. Недолго осталось».

Я усмехнулся, вспомнив переделанную строчку классика: «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах». Как раз обо мне. Я надел очки, поглубже вдохнул и продолжил:

— Поэтому исходя из рассмотренного дела, приложенной справки независимой экспертизы, всего выше изложенного в своих выступлениях уважаемыми членами Тройки, в соответствии с пунктами три, семь и девять внутренней инструкции ТПРУНЯ о ведении делопроизводства и приложения к упомянутой инструкции, касающемуся правил первичной идентификации необъясненных явлений, инструкции о проведении классификации идентифицируемых признаков необъясненных явлений, разъяснений к приложению к дополнению к указаниям по порядку применения означенной инструкции, с целью рэституцио ин интэгрум[65] можно констатировать, что означенные необъясненные явления в количестве пятнадцати экземпляров, зарегистрированные в листе регистрации дел, подлежащих к рассмотрению, и наличествующие в наличии в настоящее время в настоящем месте на текущем заседании Тройки классифицируются как необъясненные явления, попадающие под пункты семнадцать, пятьдесят три и шестьдесят один классификатора, а посему в соответствии с означенными документами должны быть идентифицированы как классифицированные и подлежащие сохранению в материальной действительности для принесения означенными необъясненными явлениями необъяснимой практической пользы в народном хозяйстве.

Я посмотрел на Лавра Федотовича. Тот завороженный переливами периодов канцелярского диалекта утвердительно кивнул, желая продолжения банкета. Не заметивший этого Фарфуркис сказал:

— Какое использование, когда они незнамо что и пользы от них не видать. Списать их, вычеркнуть, да на обед пора.

— Не занимайтесь демагогией, гражданин, — я сделал упор на последнем слове, — Фарфуркис. Мы не позволим вам позволять себе непозволительные высказывания. Вы не видите электричество, однако им пользуетесь, а оно, между прочим, проносит огромную пользу во всем нашем народном хозяйстве и даже в экономике, хотя до сих пор не имеет объяснения. Манус манум лават![66] Или вы прекратите, или одно из двух! Но тогда нам придется по-товарищески, но сурово сказать вам гражданин Фарфуркис: адье[67] валэ[68] аддио![69]

Фарфуркис, четко уловивший выделенное слово «гражданин» и добитый непонятными словами, явно не сулящими ничего хорошего, сник и попытался завести руки за спину, но наткнулся на спинку стула и замер в неестественной позе.

— Таким образом, на основании признания идентифицированности рассматриваемых дел как классифицированной, означенные дела переводятся из категории явлений в категорию объектов, обладающих всеми признаками разумного поведения, изложенными в инструкции о признании разумности действий и поведения в условиях чрезвычайных ситуаций и тектонических подвижек, инструкции об инвариантной субъективизации объективности и перманентной объективизации субъективности в условиях плохой видимости и скользкого дорожного покрытия для принятия экстренных мер по безопасности движения, пункты семнадцать, восемьдесят семь, сто девяносто три и с двести пятого по двести двадцать восьмой включительно, и признаются существующими объективно субъективными исходя из вышеизложенного.

Я нес околесицу, понимая, что главное не останавливаться. ТПРУНЯ создал такой громадный документооборот, в котором расплодилось множество инструкций, разъяснений к инструкциям, дополнений к разъяснениям, указаний к дополнениям и разъяснений к указаниям, что уже никто не мог сказать, существует ли конкретный документ, или он давно отменен, либо вообще никогда не выпускался. Неся эту канцелярщину я ничем не рисковал.

Лавр Федотович не разрабатывает и не читает документов — он их утверждает.

Хлебовводов и Фарфуркис также не разрабатывают и не читают документов — они их согласуют.

А Выбегалло инструкции читать не будет. Они написаны не для него. Он — научный консультант и парит в горних высях чистой науки, поплевывая сверху на грешную землю. И спускается только чтобы расписаться в ведомости на получение зарплаты или получения путевки в санаторий для поправки здоровья, подорванного на ниве неустанного продвижения вперед отечественной и мировой науки. Ну еще случается ему камнем бросаться с тех самых горних высот, если с высоты он орлиным взором узрит или учует шматок масла, который можно захапать. А так — орлы мух не ловят. Даже те, что ходят по дорогам и клюют кизяки.