— Александр Иванович, — уверенно начал он. — Позвольте вас поздравить с выдающимся выступлением, которое войдет в анналы заседаний Тройки. Ваша речь, которую будут изучать потомки навсегда останется в моем сердце.
Он приложил руку к пиджаку в районе левого внутреннего кармана.
— Я а ла лэтр[72] потрясен тем, как вы бона фиде[73] и ответственно подошли к рассматриваемому делу, и, как говорится, а воль д'уазо[74] всеобъемлюще объяли всю необъятную сложность рассматриваемого вопроса, его, так сказать, кулер локаль[75]. Как говорится экс унгвэ лэонэм[76]. Это я заявляю со всей ответственностью как дэ визу[77] и ваш альтер эго[78].
Он задумчиво почесал бороду, поглядывая на меня из-под насупленных бровей, но я по-прежнему держал на лице выражение благоговейного внимания ученика, слушающего своего учителя. Ничего не определив, Выбегалло продолжил:
— В вашем выступлении чувствуется большая и вдумчивая работа над собой, так сказать, наскунтур поэтэ, фиунт ораторэс[79]. Ваша доведенная ад унгвэм[80] строгость и беспристрастность научной мысли потрясают своей глубиной и дальновидностью.
Бросив очередной взгляд он, менее уверенно примиряющим тоном продолжил:
— Может быть, вам показалось несколько резким мое выступление по поводу предложения товарища Фарфуркиса об удовлетворении вашей заявки без рассмотрения, но, поймите, ноблэ оближ[81]. Я, как ученый и гражданин, не вижу рэзон д'этр[82] для столь поспешного решения, которое дало бы повод врагам пустить слушки о кулуарности и необдуманности решений, о кумовщине, и тем самым бросить тень и поставить под сомнение, дать повод для разговоров, что, дескать манус манум лават[83]. Возможно я был неправ, но эррарэ хуманум эст[84].
Сделав паузу и опять не дождавшись моей реакции, он более уверенным тоном добавил:
— Что касается вопроса о вашем переходе в состав Тройки так сказать, на постоянной основе, то, разумеется, этот вопрос будет решаться на Ученом совете. Но со своей стороны я хочу заверить, что я грудью встану, чтобы добиться консэнсус омниум[85] и омниум консэнсу[86] делегировать вас в состав Тройки со всеми делегированными вам полномочиями, которыми вы, я уверен, распорядитесь со всеми присущими вам научной беспристрастностью, принципиальностью и объективностью. Как говорится, цэтэрис парибус[87] карпэ диэм[88]. И я уверен, что мы с вами, плечом к плечу, рука об руку, так сказать, игни эт фэрро[89] очистим этот затхлый отстойник необъяснимых явлений на вящую пользу народному хозяйству и прогрессивному человечеству. Дикси эт анимам лэвави[90].
Он замолчал, выжидательно глядя на меня. Я вдохнул поглубже. Теперь по правилам хорошего тона была моя очередь дифирамбствовать.
— Уважаемый Амвросий Амбруазович! Я благодарен вам за ту высокую оценку, которую вы дали моей работе под вашим чутким руководством. Ваша савуар вивр[91], почерпнутая мной из ваших трудов, вот та основа, на которую легло семя, и взошло, и позволило не только, но и всегда. Я, антр ну суа ди[92], изучая ваши труды был частенько в большом затруднении вследствие амбара дэ ришес[93], который необъятность ваших познаний предоставляет каждому, желающему припасть и вкусить. И только благодаря вам я смог достичь того, что мои скромные успехи были высоко, может быть незаслуженно высоко, оценены Лавром Федотовичем.
Выбегалло перекосило, но он смог овладеть собой и снова восстановить улыбку, правда, уже изрядно подержанную.
Сменив выражение лица на строго деловое с легким оттенком сомнения, я продолжил.
— Что касается вопроса моего перехода в постоянный состав Тройки, я бы не стал торопиться с этим решением. Как говорится, фэстина лэнтэ[94].
Я понимаю всю важность дел, неустанно и ежечасно свершаемых Тройкой при вашем непосредственно и неоценимом участии. И понимаю, как трудна, подчас невыносимо тяжела эта ноша, которую вы добровольно взвалили на свои плечи.
Я понимаю, как вам хочется иметь единомышленника, с которым вы могли бы разделить это невыносимое бремя ответственности, необходимость постоянно разрываться между чисто человеческим пониманием и строго объективным научным подходом.
И я бы с радостью взял бы на себя скромную часть этой необъятной ноши. Но, — я сделал паузу, — нельзя забывать и о том, какое значение придается деятельности нашего института и какое значение в его деятельности играет вычислительный центр, возглавляемый мною.
К великому сожалению за многотрудной текучкой я пока не смог подготовить себе достойную замену. Но бросить вычислительный центр, дезорганизовать его работу, оставить институт без современных технологий мне не позволяют моя совесть — совесть члена нашего общества, и мой гражданский долг.
Поэтому, не будем спешить. Давайте пока вы будете плодотворно трудиться в составе Тройки, как полноправный представитель нашего института, а я буду готовить в вычислительном центре подрастающую смену.
Как бы мне ни хотелось иного, но куиквэ суум[95]. Давайте сохраним статус кво[96], в чем я прошу вашего содействия, как члена Ученого совета института.
Выбегалло впился в меня пронзительным взглядом. В его голове не укладывалось, что можно просто так отказаться от столь хлебного места, не требующего ничего кроме присутствия на заседаниях Тройки и безответственной болтовни, называемой выступлениями.
Он пытался понять мои мотивы, но, похоже, единственное, что ему пришло в голову, то, что я мечу гораздо выше, может быть даже на место самого Лавра Федотовича. Такой уровень ему самому был недоступен, а Выбегалло хорошо знал свои возможности.
Я понял, что он перевел меня из разряда конкурентов в разряд карьеристов высокого полета. И если во время подсуетиться и в меру сил мне помочь, то можно стать полноправным членом моей команды, моей правой рукой, обеспечив тем самым себе мою вечную благодарность, сдобренную сытым существованием и благами, проливающимися на команду.
В глазах Выбегалло мелькнуло уважение.
— Я приложу все силы, чтобы добиться от Ученого совета нужного вам решения, — необычно серьезно сказал он.
Прижав к груди портфель и коротко мне кивнув, он направился к двери. Даже по его спине было видно, какая интенсивная мыслительная деятельность сейчас идет в его спинном и головном мозгах, не говоря уже о мозжечке и костном мозге. Он перебирает варианты, строит линии поведения и составляет планы, плетет интриги и сортирует всех на сторонников, противников и нейтралов. Я даже забеспокоился, как бы его не хватил кондратий в результате столь сильного умственного напряжения.
Я обессилено опустился на стул.
Когда Выбегалло тихонько притворив за собой дверь, вышел, ко мне подошли Эдик с Витькой. Вид у них был обалделый и возбужденный.
— Сымай стеклышки, — воскликнул грубый Корнеев, — бить буду.
И он восторженно саданул меня по шее.
— Это ж надо такое учудить. Самого Выбегалло заткнуть за пояс, а Тройку отстегать, как ребенков. Ну, Сашка, ты действительно, как писали классики, гигант мысли и отец русской демократии. Теперь Выбегалло будет как рыба об лед вести длительную страгл фо лайф[97], пытаясь восстановить свое реноме, но тебя больше на пушечный выстрел не подпустит к участию в заседаниях.
— Но, главное, — добавил Эдик, — тебе удалось отстоять их право на существование. А это, я считаю, важнее Выбегалло и Тройки. Молодец, Сашка. Финис коронат опус[98].
— Убью! — зарычал я, — Я за сегодняшний день налатинился на месяц вперед, и если кто-то будет еще ругаться тут по импортному, то его ждет длительная мучительная кончина, а потом и в гробу он еще будет долго ворочаться, вспоминая все, что я с ним проделаю.
Мы подошли к сидящей у дальней стенки группе.
— Ну, вот. Теперь вы можете жить полноправной жизнью, — сказал я. — У нас есть еще немного времени, пока комендант организует вашу отправку. Не могли бы вы рассказать, что же с вами приключилось и как вы здесь оказались.
Они переглянулись. Потом Хедин сказал:
— Позвольте прежде всего поблагодарить вас за все, что вы сделали. Ведь, как я понимаю, эти, — он кивнул головой в сторону пустого стола президиума, — могли лишить нас не только жизни, но и существования. Поэтому, не ошибусь, сказав, что мы обязаны вам всем. Мы перед вами в неоплатном долгу, и если понадобится, то для вас мы выполним все возможное и невозможное.
— Наверное, мне бы следовало покраснеть и смущенно потупиться, — сказал я, — но, простите, не осталось сил. Поэтому давайте вы просто расскажете свою историю.
Они снова переглянулись, и Клара начала рассказ. Передавая слово друг другу, они изложили всю свою историю путешествия по Реальностям, а потом долго отвечали на вопросы, которыми их засыпали Витька с Эдиком.
Наконец мы выдохлись, и я повернулся к коменданту, который все это время неподалеку переминался с ноги на ногу, не решаясь прервать нашу беседу. Похоже, после сегодняшнего заседания он стал относиться ко мне, как к некому мистическому существу, который может на равных препираться с самим Лавром Федотовичем. Поэтому он покорно ожидал, пока я обращу на него свое внимание, ибо хорошо знал, что небожители с одинаковой легкостью и осыпают своей благосклонностью, и мечут молнии. А простому человечку лучше не привлекать их внимания, а покорно ждать, пока до них снизойдут.
Попрощавшись, мы, чтобы не мешать коменданту, отошли в сторонку, откуда молча за его священнодействием. Собственно процедура отправки была предельна проста, но мы не могли себе даже представить, какие Силы скрываются за этой обманчивой простотой.
Комендант, усевшись за стол, оглашал очередную фамилию из списка подлежащих к отправке. Теперь они шли в алфавитном порядке. Козлоногий, которого, как оказалось, зовут Ясс, шел последним.
Вызванный подходил к столу коменданта, где тот сообщал ему, куда тот отправляется, а отправлялись за исключением Ясса все в одно место, и ставил свою подпись в графе «Ознакомлен».
После этого комендант расписывался в соответствующей строчке в графе «Отправил», и человек беззвучно исчезал. Это происходило мгновенно — росчерк пера, был человек, и нет человека.
Когда исчез последний, комендант зачитал: «Ясс» и поставил за него подпись в графе «Ознакомлен», снабдив примечанием, что за указанное лицо расписался комендант «в связи с отсутствием у означенного лица рук». Расписавшись в примечании и скрепив свою подпись печатью «Для документов», комендант расписался в соответствующей строчке в графе «Отправил», и Ясс исчез.
Окончив отправку, комендант убрал в сейф все документы и печати. Тщательно запер и опечатал сейф, и, подойдя к двери, остановился, теребя в руках связку ключей. Выгнать нас он не решался, но и оставлять в помещении не имел права. Поняв его затруднение, мы вежливо попрощались с ним, и вышли из комнаты. Сзади послышался облегченный вздох, позвякивание ключей и щелканье замков. Оглянувшись, я увидел, что комендант занят опечатываем двери.
Мы вышли на улицу, и Витька сказал:
— Старик Платон был бы рад, увидев все это. Действительно, каждая вещь должна занимать в Мироздании надлежащее ей место. Нет, но какова мощь канцелярщины, как она структурирует и подминает под себя ткань Мироздания. Эдик, ты не пробовал прикинуть, какие для этого нужны энергозатраты?
— Пытаюсь, но пока не формализуется. Ведь это, фактически, создание кристаллической структуры Мироздания, причем форма и периодичность этих кристаллов определяется соответствующим документом. А поскольку документов великое множество, то образуется мир с множеством взаимопроникающих кристаллических структур, в которых отдельные элементы входят в состав сразу нескольких разнородных кристаллов. Получается столь жуткая структура с минимальной энтропией, что голова идет кругом.