— Да нет, — с сомнением сказала я. — Ты не преувеличивай!
— Ничего себе! — закричал он и вскочил со стула. Стул упал, Горик злобно пнул его ногой. Я снова полезла за успокоительным. — Вам легко говорить! Вы все останетесь чистенькими! Я сяду на сорок лет, потому что у меня на лбу написано: я чмо! Со мной можно делать все что угодно, мне можно давать самые дурацкие задания, которые никому другому не дашь, потому что этот другой пошлет тебя, а мне можно! Можно! Горик — идиот, Горик схавает! Ну уж нет, вот! — и он ткнул фигу куда-то в сторону двери, между Инной и мной.
Насчет дурацких заданий, это, видимо, был выпад в мой адрес, но я не стала цепляться. Я не Инна и не люблю расковыривать чужие раны.
Горик повизжал еще немного, а потом рухнул на стол, обхватив голову руками, взрыднул пару раз и затих.
— Неужели вы не видите, что он не успел уколоться из-за этого допроса, поэтому так ведет себя? Ну, это же очевидно! — спокойно заметила Инна.
— Слушайте, у меня есть гениальное предложение! — сказала я. — Давайте работать, а?
Предложение прошло на ура. Все немедленно затихли, повернулись к своим мониторам, стараясь не коситься в сторону неподвижно лежавшего на столе Горика.
Эта тишина была нужна мне, чтобы хорошенько подумать.
Горик может устраивать какие угодно истерики. Собственное положение и правда представляется ему ужасным. Но является ли оно таковым на самом деле?
Нет. Горик не знает, а я знаю, что в деле есть еще один подозреваемый, и не простой, а золотой.
Я тоже могла назвать пароли, а кроме того, в отличие от Горика, якобы знала и о проверке, которая на два месяца приведет к полному хаосу, и о махинациях Антона, которые развалили банк настолько, что через него можно было провести сотню подобных операций. Точнее я об этом не знала, но следствие считает, что знала. Поэтому неопровержимость новой улики, приведшая Горика к истерике, следствием вряд ли воспринимается как однозначная.
Кроме того, Горик не знал погибшую Елену, а дело о ее смерти за эти две недели накрепко приковали к делу о краже миллиарда.
Но расскажу по порядку, а заодно поясню, откуда у меня все эти сведения.
У следователя Гергиева какие-то странные методы. Он очень болтлив, с моей точки зрения. Это он рассказывает мне о последних новостях в деле об убийстве Татарской. Да, убийстве, теперь это доказано.
— Провели несколько десятков экспертиз, — сказал Гергиев, выпуская дым в сторону, чтобы не задеть меня. — И все-таки пришли к выводу, что стол стоял неправильно. Из этого положения она не могла покончить с собой. Ей помогли. Петлю на шею все-таки надевал кто-то другой, не она сама. На веревке остались следы кожного жира... И это жир, соответствующий параметрам мужчины.
— А вы говорили — женщина.
— Да, женщина. К ней пришла женщина, если вы имеете в виду толстуху. Теперь эксперты в этом уверены. Единственные слова, которые удалось услышать, — «а тебе не кажется странным» — сказаны женским голосом.
— Значит, их было двое?
— Да... А может, трое.
Он задумчиво посмотрел на меня — даже не на меня, а куда-то мимо, но потом сфокусировал взгляд на мне и невесело улыбнулся — такое, наверное, глупое лицо было у меня в этот момент.
— Трое... Обед-то ей принесли, вот в чем дело... Но во всех ресторанах, где она обычно заказывает еду, утверждают, что в тот вечер Татарская им не звонила. Правда, мы обнаружили, что в один ресторан звонок с ее телефона все-таки был. Это небольшой вегетарианский ресторанчик, точнее даже кафе, которое находится километрах в пяти от их дома. Кафе «Джаган». Вы там бывали?
— Была один раз. Где-то год назад. С Еленой заехали... Ничего особенного.
— Да. Так вот, она туда звонила. Администратор сказала, что помнит этот звонок. Елена вроде бы спросила, есть ли у них дал махани — это блюдо из чечевицы, они ответили, что сегодня не работают. У них вторник всегда санитарный день — ну, не санитарный, а что-то связанное с духовным очищением пищи... Короче говоря, по вторникам они никогда не работают. Кстати, по утверждению администратора, постоянные клиенты должны об этом знать. Видимо, Татарская не была постоянным... Они в тот день действительно не работали. В ресторане во время звонка находилась только администратор, она ушла сразу после этого разговора... Больше Татарская по поводу еды никуда не звонила. Но ужин ей все-таки принесли.
Гергиев вздохнул, сунул сигарету в пепельницу.
— В одной из комнат, примыкающих к ванной, это такой небольшой кабинетик в белых тонах...
— Еленин кабинет.
— Да, наверное. Так вот, там на полу найдены остатки еды. Небольшая капля. Но этой капли достаточно. Ничего похожего по составу в доме не было. Более того, это блюдо содержало... чечевицу. Обнаружена она и в желудке убитой. Вот так.
— А почему вы прицепились к этой еде?
— А потому что успокоительное, которое нашли в крови Татарской, в равной степени может быть быстроразлагающимся веществом «Катон-17», не имеющим ни вкуса, ни запаха и действующим на человека как особый яд, лишающий воли и искажающий адекватное восприятие действительности. Примерно через полчаса основные компоненты «Катона» в крови разлагаются, и в результате экспертиза обнаруживает только остаток, аналогичный обычным успокоительным лекарствам.
— Эту хрень должны были найти в чечевице.
— Ее не нашли.
— Ну, тогда в чечевице должны были найти следы успокоительного.
— Нет. Его там не было... Но капля была свежая. И главное, ничего похожего полиция не обнаружила ни в холодильнике, ни в мусоре, нигде. Куда делось это блюдо?.. Скажите, а у Татарской не было какой-нибудь частной поварихи?
— У нее была кухарка.
— Знаю. Мы с ней разговаривали. Эта женщина разогревала еду, варила кофе — она почти ничего не готовила. Я имею в виду какую-нибудь частную повариху, которая готовила на дому и привозила еду Татарским.
— Думаю, это невозможно. Они если и заказывали, то в ресторанах. Особых. Елена — вегетарианка.
— Видите, в тот день нужный им ресторан оказался закрыт. Может, она потому и обратилась к этой поварихе? Повариха — толстая. Даже логично, нет?
— Я во всяком случае такой поварихи не знаю.
— Мда... Но повариха с ее чечевицей тоже проблему не решает. Эксперт полагает, что яд был растворен в вине.
— Каком вине?
— Да черт его знает, в каком! — вдруг воскликнул Гергиев и сердито стукнул по столу рукой. — Я вообще не понимаю, зачем эти сложности! С одной стороны, перед своей смертью Елена заявляет о предполагаемой краже из вашей корпорации. Она явно намекает на некоего мужчину, которого хорошо знает и с которым близко знакома эта так называемая толстуха. Татарская даже говорит, что сказала о своих подозрениях этому мужчине. «Он не обиделся?» — спрашивает она. Видите, толстуха все знает о его эмоциях. Она его любовница? Жена? — спросил он сам себя. — Петлю на шею Татарской надевал именно мужчина. Тот самый? Значит, он и украл миллиард? Все логично?
— Вроде бы... — неуверенно сказала я.
— Ну, так вы должны знать эту парочку. Эта парочка увлекается «Саваофом», знает вашу корпорацию, знает вас и Татарских. Это близкие люди! Вы их должны знать!
— Должна... Но не знаю. — Несмотря на ужасную тему разговора, я улыбнулась. Слова, которые я только что сказала, были цитатой из старого фильма: той самой древней комедии о мужчине, по пьянке угодившем в другой город. Алехан его обрабатывал на «Саваофе». Вместо него он послал в Санкт-Петербург его друга. Забавно было наблюдать, как главная героиня, вместо того чтобы влюбиться, сдала его полиции.
Сделав некоторое усилие, я посерьезнела.
— Ваши пароли во время ссоры слышали пять человек, — продолжал Гергиев. — Каждый из них мог провернуть эту операцию. Буду перечислять по порядку. Антон. Очень вероятный кандидат. Понимая, что скоро все рухнет, что проверка заканчивается со дня на день, он уводит деньги. У него все карты в руках. Далее он скрывается, не дожидаясь допроса и вживления чипа, который позволит полиции следить за ним в любой точке земли. Тогда... Тогда это он убил жену?
— Да что вы! — испуганно воскликнула я. — Он очень любил ее! Антон мог убежать, конечно, мог скрыться и ни слова ей не сказать. Он из тех мужчин, которые будут прятаться, пока не решат проблему. Я очень ясно представляю ход его мыслей, если он все-таки сбежал. И даже если это он украл деньги. Он думает так: устроюсь на новом месте, поменяю внешность, сменю отпечатки пальцев, конечно, сетчатку глаза не поменяешь, но ее ведь проверяют не на всех границах? Так что спрятаться можно... Вполне допускаю, что он мог бы разыграть собственную смерть — чтобы вы отвязались. Он даже не пожалел бы Елену и не намекнул бы ей, что смерть или исчезновение — липовые. Чтобы Елена вела себя естественно... — Я запнулась, вспомнила, как говорил Алехан, объясняя, почему мы не знали, что нас снимают: «Мы должны быть естественными». Я тряхнула головой и закончила: — Все это возможно, то, что я назвала. Это укладывается в рамки его характера.
— Жестоко... Нет? Я имею в виду состояние жены.
— Ну что ж поделаешь, если обстоятельства так сложились... Ведь потом все наладится, они останутся с огромными деньгами... Ничего, можно потерпеть. Вы понимаете, все, что Антон делает — ради нее, ради жизни с ней. И кража, если ее совершил Антон — это тоже ради Елены. Он не мог ее убить. И потом, судя по ее словам, она догадалась о другом человеке... Не о муже. Если бы ее догадка касалась Антона, она бы молчала об этом и под пытками.