- А вы не спрашивали Орла о смерти? - проговорила она.
- Нет, - тихо ответила Элли. - Мне было всего лишь четыре года, когда мы оставили Узел, и я, безусловно, не имела никакого представления о смерти.
- Была ребенком и думала как все дети... - сказала себе самой Эпонина и усмехнулась. - А о чем вы разговаривали с Орлом?
- Я не помню. Патрик рассказывал мне, что Орлу особенно нравилось смотреть, как мы играем со своими игрушками.
- Действительно? - произнесла Эпонина. - Удивительно. Судя по описанию твоей матери, я полагала, что Орел - существо чересчур серьезное, чтобы интересоваться детскими играми.
- Я отчетливо вижу его до сих пор своим умственным взором, - сказала Элли, - хотя была тогда такой маленькой. Только не могу вспомнить голос.
- А он тебе никогда не снился? - спросила Эпонина через несколько секунд.
- О да, много раз. Однажды он стоял на вершине огромного дерева и глядел на меня сверху - с облаков.
Эпонина вновь рассмеялась. И торопливо глянула на часы.
- О Боже, - проговорила она. - Я опоздала на прием. Когда ты должна быть в госпитале?
- В семь часов.
- Тогда поспешим.
Когда Эпонина явилась в кабинет доктора Тернера на обязательную проверку, проводившуюся раз в две недели, дежурная Тиассо отвела ее в лабораторию, взяла пробы мочи и крови, а потом попросила сесть. Биот объяснил Эпонине, что доктор опаздывает.
В приемной сидел темнокожий человек с проницательными глазами и дружелюбной улыбкой.
- Привет, - сказал он, когда их взгляды встретились. - Меня зовут Амаду Диаба. Я фармаколог.
Эпонина представилась и подумала, что уже видела этого человека.
- Великий день, правда? - спросил мужчина после недолгого молчания. Как здорово, что можно снять эту проклятую повязку.
Эпонина теперь вспомнила Амаду. Она видела его раз или два на встречах носителей RV-41. Эпонина слыхала, что Амаду заработал свой ретровирус при переливании крови в первые дни существования колонии. "Сколько же нас всего? - подумала Эпонина. - Девяносто три. Или девяносто четыре? Пятеро заболели через переливание крови..."
- Похоже, добрые новости всегда ходят парами, - проговорил Амаду. Заявление Мышкина обнародовали за несколько часов перед появлением ногастиков.
Эпонина вопросительно поглядела на него.
- О чем это ты?
- Ты еще не слыхала о ногастиках? - спросил Амаду с легкой усмешкой. Где же тебя носило?
Помедлив несколько секунд, Амаду пустился в объяснения.
- Исследовательская бригада возле стены второго поселения как раз расширяла проделанное ими отверстие. И сегодня из него выбрались шестеро странных существ. Эти ногастики, как их окрестил телерепортер, очевидно, и есть жители другого поселения. Они похожи на волосатый мяч для гольфа, снабженный шестью длинными членистыми ногами. Они такие быстрые... целый час сновали вокруг людей, биотов и оборудования. А потом исчезли в той же дыре.
Эпонина собиралась задать какие-то вопросы о ногастиках, когда из кабинета появился мистер Тернер.
- Мистер Диаба и мисс Эпонина, - произнес он. - У меня для каждого из вас есть подробное сообщение. Кто хочет быть первым?
Дивные синие глаза доктора ничуть не переменились.
- Мистер Диаба пришел раньше меня, - ответила Эпонина. - Поэтому...
- Леди всегда проходят первыми, - перебил ее Амаду. - В Новом Эдеме тоже.
Эпонина вошла в кабинет доктора Тернера.
- Пока все в порядке, - проговорил доктор, когда они остались одни. Вирус не исчез из вашего организма, однако сердечные мышцы не обнаруживают ни малейшего следа поражения. Я не представляю, почему так происходит, но в ряде случаев болезнь прогрессирует медленнее, чем в других...
"Как же так получается, мой милый доктор, - думала Эпонина, - что ты столь пристально следишь за моим здоровьем, но ни разу не обратил внимания на то, какими глазами я смотрю на тебя?"
- Но мы будем продолжать регулярное лечение иммунной системы. Медикаменты не вызывают серьезных побочных эффектов, и, возможно, они отчасти сдерживают разрушительную активность вируса... Ну а как вы себя чувствуете?
В приемную они вышли вместе. Доктор Тернер описал Эпонине симптомы, которые проявятся, если вирус перейдет к следующей стадии развития. И пока очи разговаривали, дверь открылась, в комнату вошла Элли Уэйкфилд. Доктор Тернер не заметил ее, но буквально через мгновение исправил ошибку.
- Чем я могу помочь вам, молодая леди? - обратился он к Элли.
- У меня вопрос к Эпонине, - почтительно ответила Элли, - но если я не-вовремя, могу подождать снаружи.
Доктор Тернер покачал головой, а потом, путаясь, закончил беседу с Эпониной. Она сперва не поняла, что случилось, но, выходя вместе с Элли, заметила взгляд, брошенный доктором на ее студентку. "Три года, - подумала Эпонина, - я мечтала увидеть эти глаза такими. И уже не думала, что он способен на это. А Элли, благословенная, ничего и не заметила".
День вышел долгим, и Эпонина, направляясь от станции к своей квартире в Хаконе, ощущала крайнюю усталость. Эмоциональное облегчение, которое она получила, избавившись от повязки, уже миновало. Его сменило легкое уныние. Эпонина все пыталась изгнать из сердца ревность к Элли Уэйкфилд.
Она остановилась перед дверью своей квартиры. Широкая красная полоса на двери свидетельствовала - здесь живет носитель RV-41. Мысленно произнося благодарность судье Мышкину, Эпонина аккуратно отодрала полосу. На двери остался контур. "Завтра закрашу", - подумала она. Оказавшись дома, Эпонина плюхнулась в мягкое кресло и потянулась за табаком. Взяв сигарету в рот, она предвкушала удовольствие. "Я никогда не курю перед студентами, чтобы не подавать им плохого примера. Я курю только здесь - дома. Когда мне одиноко".
Эпонина редко выходила вечерами в поселок. Обитатели Хаконе недвусмысленно дали ей понять, что не желают видеть в своей среде таких, как она; целых две делегации просили ее оставить деревню, и на двери квартиры несколько раз появлялись довольно непристойные и угрожающие записки. Но Эпонина упрямо отказалась съезжать. Кимберли Гендерсон редко бывала здесь, поэтому в распоряжении Эпонины оказалась куда большая жилплощадь, чем полагалось по норме. К тому же носителю RV-41 нигде в колонии радоваться не будут.
Эпонина уснула в своем кресле, ей снились поля, заросшие желтыми цветами. И она совершенно не слышала стука, хотя он был очень громким. Эпонина поглядела на часы - уже одиннадцать. Она отворила дверь и увидела перед собой Кимберли Гендерсон.
- Ой, Эп, я так рада, что ты дома. Мне просто до отчаяния надо с кем-то переговорить... с человеком, которому я могу доверять.
Трясущейся рукой Кимберли зажгла сигарету и немедленно разразилась монологом.
- Да-да, знаю, - сказала она, заметив осуждение в глазах Эпонины. - Ты права, я нанюхалась... Мне было необходимо... Добрый старый кокомо... лучше уж химия наделит тебя уверенностью, чем видеть в себе кусок дерьма. - Кимберли неистово затянулась и короткими вздохами выдохнула дым. - Этот паршивый козел на этот раз пошел до конца... Эп, он выгнал меня... Проклятый сукин сын - решил, что вправе делать все, что захочет... А я-то мирилась со всеми его увлечениями, даже позволяла ему брать в постель молодых девиц, чтобы вдвоем мы могли лучше развлечь его... но все-таки я была "ичибан" [первая, единственная (яп.)], номером первым, во всяком случае, так считала...
Кимберли затушила сигарету и лихорадочно стиснула кулаки. Она готова была заплакать.
- Итак, сегодня он велел мне убираться... "Что, - спрашиваю, - что ты имеешь в виду?.. А он говорит: "Ты уезжаешь отсюда"... Ни улыбки, ни вопросов... "Забирай свои вещи, будешь жить на квартире в "Ксанаду".
- Я отвечаю: "Там же шлюхи живут"... Он улыбается и молчит... "Значит так, - говорю, - ты меня бросил"... Тут я рассвирепела... "Ты этого не сделаешь"... Я замахнулась, хотела ударить его, он как схватит меня за руку да как отвесит плюху... "Ты сделаешь так, - говорит, - как я приказываю"... "И не подумаю, - говорю, - мать твою так и этак"... Беру вазу и бросаю ее. Она ударилась о стул и разбилась. Тут пара мужиков заломила мне руки за спину... А он говорит: "Уберите ее отсюда".
- Словом, отвели они меня в новую квартиру. Все хорошо и уютно. В гостиной большая коробка кокомо. Я накурилась и вспорхнула... "Все, говорю себе, - не так уж и плохо. Во всяком случае, не придется теперь потакать сексуальным прихотям Тосио"... Иду я в казино повеселиться, а они красуются вдвоем. Тут я взбесилась, закричала, принялась браниться, визжать, бросилась на нее... кто-то ударил меня по голове... очнулась я на полу казино, а Тосио склоняется надо мной... шипит: "Если ты, мол, посмеешь еще раз выкинуть подобную штуку, тебя похоронят возле Марчелло Данни".
Кимберли укрыла лицо в ладонях и зарыдала.