Он проснулся, как обычно, в шесть.
Рука привычно нащупала "ежик" дистанционного пульта управления. Пальцы пробежали по эластичным пирамидкам контактов, и переборка, разделяющая комнаты, ушла в стену, открылись окна и лоджия. В модуле сразу стало светло, повеяло рекой и мокрым садом. "По-видимому, ночью был дождь, подумал Илья, - а я не слышал. Жаль..." Ночной дождь представлялся ему как знак согласия всего живого, как тихий - чтоб не разбудить человека разговор стихий. О примирении, любви и вечной гармонии.
После зарядки он лег на ковер, расслабился, пытаясь настроить себя на веселый лад. Подмигнул арлезианским подсолнухам, прислушался к хору рассветных птиц, уже пробующих свои голоса. После двухмесячной стажировки в отделе эмоций Илья не только признал, но и глубоко уверовал в рекомендацию Службы Солнца: "Смех - не роскошь, а жизненная необходимость". Социальные психологи отдела утверждали: двадцати минут солнечного настроения вполне достаточно, чтобы нейтрализовать весь груз отрицательных стрессов, накопившийся за день. Рекомендовали они улыбку и в качестве утреннего моциона: чтобы создать оптимистический настрой, приобрести дополнительный заряд энергии. Поэтому будущих Садовников с первых же занятий учили искусству смеха, искусству улыбки. Чтобы они выводили смех на улицы и площади, чтобы к смеху возвращались былые спонтанность, безоглядность, "неорганизованность". Уже в XX веке, вспомнил Илья, - светлые умы сожалели, что их урбанизированной цивилизации почти не знакомы карнавальный хмель, азарт незатейливых розыгрышей, трюков и импровизаций, что вырождается на корню площадное, ярмарочное, народное веселье. Первым это заметил Александр Егоров. Потом во весь голос предупреждал об опасностях обособленного образа жизни Уиттьер. Он писал о сенсорном голоде и кризисе общения. Но только Симонов и Андрич, одни из зачинателей Службы Солнца, объявили индивидуализм главным врагом объединенного человечества и повели с ним беспощадную борьбу... Площади Зрелищ, специализированные парки с различными уровнями общения, коллективное решение всех важных вопросов, насыщение жизни праздниками это были первые шаги, проба сил, эксперимент...
Солнечное настроение не приходило.
Может потому, что четвертая секция их дома - он заметил это, когда делал на лоджии зарядку - за ночь стала на один этаж ниже. Четырнадцатый модуль, который вечером угрюмо поглядывал на сад неосвещенными окнами, исчез. Дашко улетел.
Илья, надо сказать, и не думал вчера о просмотре фильма.
Как и предписывалось законом, он собирался пригласить Дашко к председателю местного Совета и там, обязательно в присутствии служителя совета Морали, обнародовать свое необычное обвинение.
Вышло иначе.
И хотя Илья не чувствовал за собой ни малейшей вины, вчерашнее снова и снова возвращалось к нему...
Узнав, что фильм закончен, Дашко после полудня явился к нему при полном параде - в серебристой куртке администратора высшего класса, с орденом Мастера на груди - и заявил, что он уже договорился о просмотре в Совете: пригласил депутатов, ведущих специалистов города.
Илья сухо отказался:
- Это не то, что вы ожидаете, - сказал он. - Запись совершенно не соответствует первоначальному замыслу. И в этом, представьте, виноваты вы. Она не обрадует вас.
Дашко ничего не понял, залебезил:
- Согласен, на все согласен. Но я знаю руку мастера... Да и" перед людьми неудобно - я ведь пообещал. Мой центр - средоточие всей технической мысли Птичьего Гама. Представляете? И ваш сюжет...
- Пеняйте на себя, - буркнул Илья, вынимая из записывающего аппарата кристалл. - Пойдемте.
Потом был амфитеатр Совета, множество лиц, торжествующий Дашко, который в разговорах со знакомыми обязательно упоминал, что съемки велись для программы "Инфор". Да, да. Именно той, что транслируют во все Обитаемые миры. И чем больше суетился конструктор, тем холоднее и ожесточеннее становилось лицо стажера-Садовника, тем яснее он понимал брезгливость Гуго по отношению к своему шефу.
Люди расселись, и свет в зале стал мягче.
В объеме изображения появились рабочие комнаты конструкторского центра. В каждой - инженерный комбайн, приставка для моделирования чертежей и готовых конструкций, анализаторы и блоки памяти.
Фрагменты работы. Разговоры, споры. Мозговые атаки в лабораториях коллективного мышления.
Крупным планом лицо Дашко. Волевой подбородок, цепкие глаза. Лицо полководца. Впечатление, что данный кадр взяли напрокат из исторического фильма.
Модуль Дашко. Знаменитая "стена славы" с авторскими свидетельствами. Рубиновые знаки благодарностей совета Прогресса. Вручение ордена Мастера.
Вопрос за кадром:
- О чем вы говорили с Дашко, когда узнали, что он оформил авторство на релаксатор остаточных полей?
Конструктор Гай Сабиров:
- Поздравил, порадовался его успеху. Да, еще упомянул, что у меня полгода назад мелькнула было почти аналогичная идея, но я не успел ее как следует разработать.
Живое лицо Гуго:
- Два года назад я продиктовал в свой фонд памяти принцип непрерывного матрицирования сплавов...
Опять "стена славы". Одно из авторских свидетельств приближается, занимает чуть ли не весь объем изображения. Фамилия автора: Дашко. Суть открытия или новшества: метод непрерывного матрицирования сплавов.
Тишина в зале Совета стала зловещей.
Все еще оставалось непонятным, однако предчувствие какой-то унизительной правды буквально витало в воздухе.
Но вот в объеме изображения появилось небольшое здание, увенчанное ажурной вышкой.
- Седьмой филиал Мирового Коллектора, - пояснил за кадром Илья. Обслуживает нашу зону.
И уже к темноволосой девушке-оператору:
- Службу Солнца интересует, кто из посторонних лиц пользовался личными фондами памяти Сабирова, Ашкинази, Готвальда...
Он перечислял фамилии дальше. Четыре, семь, десять, четырнадцать. По залу прошел ропот.
"Поняли", - подумал Илья.
Он поискал в полутьме Дашко, - где же он сел? - но ничего, кроме десятков голов, не увидел. "Тебе, наверное, сейчас очень стыдно, сосед. Не такого ты фильма ждал, не такого. Да, мы прощаем ошибки. Охотно, всегда. Но не прощаем подлости".
Он прислушался к своему комментарию.
- Кодекс Совести, - пояснял он с экрана, - не возбраняет пользоваться чужими фондами памяти. Однако на практике такое бывает нечасто. Личное не без оснований считается неприкосновенным. Поэтому Служба Солнца с некоторых пор ведет регистрацию всех запросов, поступающих не с браслета владельца фонда. Наша статистика показывает: такие запросы поступают, как правило, от родственников, близких друзей, историков и биографов, разумеется, с разрешения владельца и, конечно, от... ревнивцев обоих полов.
Зал молчал.
В объеме изображения на стол оператора легло четырнадцать фиолетовых кристаллов.
- Это личные фонды тех людей, которых вы назвали, - сказала девушка-оператор, с интересом разглядывая Илью. - А вот реестр запросов посторонних лиц по данным фондам.
Вереницей поплыли фамилии.
Илья вспомнил, как, уже будучи" готовым ко всему, он все-таки вздрогнул от гнева и омерзения, едва взглянув на тот документ. Реестр буквально рябил фамилией соседа. У некоторых, в том числе и Гуго, Дашко рылся в "памяти" чаще самих хозяев фонда.
- Довольно! - громыхнул чей-то требовательный голос. - Дайте свет.
Шел последний кадр.
Крупным планом лицо Гуго.
- Нет, пользоваться фондом не разрешал. Он не был моим другом, говорит Гуго и губы его складываются в презрительную полуулыбку. Может... ревновал?
Обрушив с грохотом подставку для цветов, впереди вскочил Дашко: