По залу пронесся шум и гам, возникли разногласия, разделив присутствующих на два противоположных лагеря. Многие, даже зная Сергея с самой отрицательной стороны, и те не могли понять причину, по которой он пошел на столь нелепое преступление. Да, пьянь, да, скандалист, как и маменька, но она никогда ему не откажет в водке, которую исправно гонит из сахара и продает местным алкашам.
Сергей бросил благодарственный взгляд на мать, но не увидел рядом жены Наташи. А чего он ожидал? Ее сроду не будет на суде. Уж она-то, поди, только рада будет, если его осудят на пожизненный срок, сколько и обещал прокурор, если сумеет доказать его вину. Даже смягчающие обстоятельства не спасут. И тогда его личная трехкомнатная квартира, лично подаренная дедом с бабкой перед смертью, полностью достанется ей. Такой факт сильно бесил и нервировал Сергея. Только из-за этого сильно хотелось на свободу, чтобы сразу и срочно развестись с ней и выбросить из своего личного жилья. Она ничего по закону не получит.
Но для этого нужна только свобода. Даже смягчающие вину обстоятельства не устроят. Все равно прокурор влепит под самую заглушку. А еще именно сейчас Сергею больше свободы страстно желалось свершить еще один хотя бы глоток той мерзкой жидкости, что угасила бы жар и унесла вновь в мир иллюзий, успокоения и благолепия.
— Попрошу тишины в зале, иначе буду вынужден удалить всех из помещения! — судья Борисов постучал молотком по столу и окинул сердитым взглядом присутствующих, от которого сразу становилось тревожно, а желания возражать и продолжить гул исчезало.
А Максим побледнел и сжал до боли в суставах кулаки, бросая взгляды ненависти на подсудимого Митяева. Он безумно любил стариков, а они всегда баловали его и одаривали. И все детство, что он помнит, защищали от строгих родителей. А теперь получается, что, если он не сумел увидеть и распознать лица убийцы, тот запросто может оказаться свободе. Но Максим такого не допустит, он любым способом отомстит за смерть близких и любимых ему людей, он не позволит спокойно гулять на свободе и продолжать жить среди правильных людей подлому преступнику.
— Ваша честь, — сделал еще одну попытку адвокат спасти своего подзащитного. — Моего клиента, так получается, никто не видел, нож нам из рук в руки преподнес сам свидетель. И такого факта доказать, что именно этот нож принадлежит потерпевшим, тоже обвинение не сумело. Как-то странно, что на нем лишь отпечатки пальцев Максима и моего подзащитного. Где пальчики хозяев, если он их? Как утверждал свидетель, то подсудимый всего лишь уронил его. А если этот нож принадлежал моему клиенту? Ведь можно допустить, что его принесли в дом. Выкрали и принесли. По-моему, у моего клиента не было выгоды лезть в нищий бедный дом за неким добром, которого там и нет вовсе. Как подтверждает мать моего клиента, она никогда не отказывала в выпивке своему сыну. Это плохо, но не преступно. Никто ведь не утверждал, что мой клиент задолжавшийся игрок. А не хотелось бы следствию узнать, кто больше заинтересован в смерти стариков? — адвокат понимал, что несет чушь несусветную, но ему платили за защиту, а обвинять здесь в суде есть кому, хотя и сам адвокат в виновности подзащитного был стопроцентно уверен. Да что уверен, если клиент и не отрицал.
— А не слишком ли много улик? — перешел в наступление прокурор. — И кровь на стекле, и отпечатки, и рана на теле подсудимого. Одна его маска чего стоит, террорист выискался.
— Как раз все эти улики и могут соответствовать невиновности и фабрикации преступления. Стекло с кровью неожиданно появилось уже после ареста моего подзащитного.
— Но чулок вы не будете отрицать? — не сдавался прокурор. — От него даже мать не отказалась.
— Нет, не отрицаю, но его вы так же получили из рук свидетеля. А если его выкрал сам свидетель?
— Однако, господин адвокат, вы слегка заговариваетесь. Экспертиза потожировых желез подтвердила, что он принадлежит и одевался на лицо Сергеем Митяевым. А так же на нем обнаружены волосы подсудимого. Как вы сможете такой факт объяснить?
— Можем и такой факт пояснить, — адвокат был уже в экстазе. Не зря он считался одним из высокооплачиваемых и скандальных адвокатов. Правда, в этом случае он чувствовал себя очень и весьма неуютно. В виновности подсудимого трудно сомневаться. А может, тем и престижней, и для рекламы выгодней, если сумеет доказать и оправдать. Вот тогда действительно о нем заговорят еще с большим уважением и опаской.
— Все эти улики предоставлены внуком погибших Максимом, — продолжал свое выступление адвокат. — А нельзя ли допустить вероятность фальсификации фактов и их подтасовка под моего подзащитного. Тот же внук мог подготовить заранее все эти вещественные доказательства. Да, образ жизни, что ведет мой клиент, а особенно в последнее время, не образцовый, если не хуже — антисоциальный. Однако, не преступный. И буквально все, или очень многие, знали его образ жизни, и могли использовать такие знания в собственных корыстных целях.
— Не понял? — удивился судья Борисов. — Вы не хотите нам пояснить свои инсинуации? А то у нас сложилось впечатление, что вы сейчас своего клиента превращаете из обвиняемого в пострадавшего от происков неких недобросовестных типов.
Теперь зрители шумели немного ошарашенные от такого поворота дела. Такой метаморфозы от адвоката не ожидала даже мать Сергея. Она страстно желала оправдать своего сыночка, но сейчас из уст адвоката прозвучали совершенно неожидаемые предположения. Он явно перегнул палку и в своих стремлениях перестарался.
— Я не понимаю, — прокурор тоже догадался о намеках адвоката и поспешил выбить почву из-под его ног. Такой резкий поворот ему явно не понравился. Он с первых дней рассчитывал, что у адвоката шансы есть лишь на поиск смягчающих вину обстоятельств. Лишь попытки избежать для своего подзащитного высшей меры. А тут адвокат пытается развернуть события совсем в нежелательном аспекте. — Вы считаете, что вашего агнца грубо подставили? Кого вы в таком случае считаете убийцей?
— Извините, но у меня иные функции. Я пытаюсь доказать несостоятельность ваших улик, подвергнуть их сомнениями. Ведь можно допустить, что в убийстве заинтересованы были иные лица.
— Например? Кого вы имеете в виду?
— Иметь в виду — ваша прерогатива. У меня подзащитные, а не обвиняемые, которых вы ищите сами. С самого начала следствия почему-то кроме единственной версии вы сразу не допускали иных предположений. Разве мой клиент единственный?
— Смешно даже предполагать, что найдется некто заинтересованный в смерти двух бедных стариков.
— Про бедность вы предположили или владеете полной информацией об их состоянии?
— Какие имущества вы имеете в виду? — искренне удивился прокурор. — Я не заметил никаких богатств в их бедном доме.
— Дом, земля, само место стоит немало. И скромные сбережения на несколько тысяч. Кстати, все это по завещанию достается единственному внуку. Он сам признавался, что родители особо не балуют ни деньгами, ни покупками вещей.
И только сейчас до Максима дошел смысл слов, сказанных адвокатов и преступления, в котором его пытаются обвинить. Он первые секунды ошарашено смотрел на адвоката и прокурора и беспомощно открывал и закрывал рот, пытаясь сказать хоть одно слово в свое оправдание. Это обвинение казалось настолько нелепым и абсурдным, что ему хотелось просто банально набить морду адвокату. Но ужас был еще в другом. Если дело пойдет так, как задумал адвокат, то очень скоро этот бандит Сергей Митяев превратится в безвинно обвиненного. А что тогда делать ему, Максиму? Придется оправдываться перед всеми, что на этой земле не было более дорогих и близких людей, чем дед Саша и баба Таня. Нет, он не допустит этого. Он не выпустит с зала суда убийцу и сам его покарает.
— Объявляется перерыв до завтра, — неожиданно произнес судья. — Господин прокурор, подготовьтесь к завтрашнему дню более основательней. Нам хотелось бы видеть конкретные и явные обвинения, а не предположения и догадки. Даже если они вам кажутся слишком очевидные.
Мать Сергея вскочила с места и подбежала к сыну. Охрана пыталась воспрепятствовать их общению, но прокурор подал сигнал, позволяющий встрече сына с матерью.
— Одну минуту, — распорядился он.
— Сыночек, — схватила за руки сквозь решетки мать Сергея. — Ну, как ты себя чувствуешь? Да что я спрашиваю, сама вижу как плохо, исхудал весь, бедненький. Не волнуйся и ничего не бойся, мы тебя вытащим, ничего не пожалеем. Все продадим, но тебя спасем. Этот адвокат — очень хороший и самый грамотный. Он обязательно добьется оправдания. Ты еще немножко потерпи, держись, не сдавайся и слушайся, что говорит Виктор Афанасьевич. Я тебе сигарет и покушать принесла.
— Мама, мне ужасно плохо, я больше не выдержу. Здесь все так мерзко и гадко воняет. И эта еда паршивая, невкусная, у меня уже живот от нее болит. Я домой хочу.
— Скоро, очень скоро. Видишь, они уже засомневались, а немножко пройдет, так еще и извиняться будут. Ты старайся не есть их баланду. Я договорюсь, чтобы разрешили у меня принимать. Я каждый день приносить буду, если потребуется.
— А как там Наташка? Совсем забыла про меня? Она только и ждала этого момента, чтобы сбагрить меня.
— Ой, сынок, лучше бы не вспоминал. Не нужен ты ей совершенно. Ждет, стерва, не дождется приговора, чтобы поскорее избавиться от тебя. Сколько раз говорю, говорю тебе, а не хотел слушаться, вцепился в эту дуру, как клещ, а она сама себе на уме. Только ради квартиры и терпела тебя, все ждала удобного случая, чтобы избавиться. А сейчас радуется, что так все случилось с тобой. А может это все ее козни?
— Мамочка, вот только вырвусь, сразу выброшу ее на улицу вместе с ее уродами. Никто не нужен мне, кроме тебя. Я вообще хочу все время жить с тобой.
— Сынок, так они же, вроде, как дети твои, внуки наши. Так сразу не надо рвать, подумаем еще.
— Нагуляла она их. Не мои это дети, точно, мамочка. Так зачем нам чужие, неродные?
— Хорошо, сынку, хорошо, все, до завтра, забирай пакет, — мать протянула ему через решетку пакет с сигаретами и продуктами и поцеловала сына в губы. — До завтра. Держись.
К Екатерине Константиновне подошел адвокат Гречишников и, взяв ее под локоток, предложил проводить до дома и обсудить кое-какие проблемы, возникшие в ходе судебного процесса.
— Мы можем рассчитывать на успех? — с надеждой и металлом в голосе спросила Митяева адвоката.
— Даже представить себе не могу, как можно в этой ситуации доказывать и оправдывать вашего сына, — тяжело вздыхал Гречишников. — Все шатко и весьма зыбко. Нужна поддержка. Судья, как мне показалось, слегка засомневался и принял мою версию. Но сынок ваш так сильно наследил, что теперь страшно сложно доказывать обратное.
— Ну, как вы только можете говорить такое, да я даже слушать не желаю эти нелепые обвинения. Сережа ни в чем не виновен. Если так рассуждать, так зачем тогда платить мне такие сумасшедшие деньги вам? Вы защищайте сына, а нечего обвинять. Он невиновен.
— Да как раз я его и пытаюсь защитить, спасти из капкана прокурора. И от суда, а не от вас. Поэтому, позвольте, Екатерина Константиновна, не лукавить. И вам не следует играться передо мной. Будем честны — ваш сын убийца. Я не собираюсь спорить, что все произошло случайно и спонтанно, непреднамеренно. Но это произошло. Так давайте без рисовки друг перед другом мыслить и рассуждать о спасении. Вы не пожелали просто смягчить приговор. Можно легко и беспроблемно добиться мягкого приговора до восьми лет. А там и досрочное освобождение за примерное поведение. Но вам же хочется оправдательного приговора. А за это надо платить. Как говорится, по счетам. А вы как думали? За уши из тюрьмы вытаскиваем.
— Господи! — воскликнула Митяева. — Да сколько же еще? Я отдала все, что у меня было. Нам и продать больше нечего, а к невестке, так лучше не соваться, иначе все достигнутое испортит.
— Вы не совсем правильно поняли меня, Екатерина Константиновна. Не о деньгах в данном случае идет разговор. А ваши деньги я отработаю. Но мне сейчас не хватает одного свидетеля. Подтвердить один мелкий фактик, что ваш сын прошел мимо этого проклятого дома стариков, а потом пришел в сильном опьянении домой. И по времени, чтобы это случилось еще до убийства. Надеюсь, вы меня поняли.
— Да, я все поняла, — побледнела от догадки Митяева. — Будет свидетель, хоть на завтра приглашайте. Сосед Клюквин за литр водки скажет все, как вы ему прикажете. Только я вам его подведу, а вы уж там с ним решите, что и как говорить.
— Тогда сегодня же, обязательно сегодня с ним я и должен встретиться, — облегченно вздохнул Гречишников.
— Хорошо, прямо сейчас и бегу к нему. А потом я вам позвоню, где и когда вы с ним встретитесь.
Утром еще до начала заседания Екатерина Константиновна пришла с маленьким, потрепанным жизнью и алкоголем, человечком. Она боялась отпустить его от себя даже на миллиметр, поскольку после беседы с адвокатом, она его поила весь вечер, обещая уже после суда рассчитаться с ним более значительней. А сейчас Вася, так звали ее свидетеля, пытался сбежать за стаканом вина или кружкой пива. Но адвокат просил прийти на суд хотя бы по максимуму трезвым, или иметь приблизительно человеческий вид. Вот она с утра и караулит, показывая сумку, из которой торчала заветная голубенькая пробка от литровой бутылки вина.
— Ничего лишнего и никакой отсебятины, — проинструктировал адвокат нового своего свидетеля, который и должен подтвердить алиби Сергея. Мол, он видел его в тот злополучный вечер и смело утвердить, что самолично проводил до самого дома. — Будешь говорить лишь то, что я тебе сказал. Если не знаешь ответа, то вали на провалы памяти по причине сильного опьянения в тот день. Но сам факт встречи утверждай жестко и уверенно. Прокурор будет давить, путать, но не поддавайся.
Василий, облизывая пересохшие от вчерашнего перебора губы, согласно кивал головой, а Виктор Афанасьевич окончательно и бесповоротно разлюбил и разуважил себя за эти противные манипуляции и фальсификации. И на кой ему понадобилось связываться с этой истерической семейкой? Да уж сильно много взял с мамаши, чтобы идти на попятную. Теперь уж придется трепыхаться до конца. Борьбой это не назовешь. Да если бы эта истеричка Митяева со своим придурком сыночком согласилась на покаяние и смягчение вины, то тут конечно он, Борисов, показал себя во всей красе.