Тебе молчания и стен довольно. Сгорают в пепельнице мысли о себе. Я рядом. Жду, что сделаешь мне больно, без спроса наследишь в моей судьбе. Мне страшно только оттого, что дышишь прерывисто. В лес ночью тянешь пустоту. И после долго ничего не слышишь, Разглядывая на плече тату. На линии судьбы вновь нарисуешь иголкой участь, выжимая злую тишь. И ты меня не знаешь, но смакуешь. А разделяет нас полжизни лишь. viveur
опять тебе :-) ...и мне он нужен, листик мяты, с печатью рока в сетке линий, согретый кожей и измятый, хранящий память исполина... Моя ладонь ему наивно споет про синий бархат сказки. Он ей кантатой заунывной изорванной ответит. Ласки они хотели оба рьяно. Сплели на миг свои узоры, из "ничего" вдруг стали пьяны, в ресницах пряча свои взоры... Но тут , откуда ни возьмись, звеня и с хохотом пустым, осколок счастья появился. И обмокнув их в сладкий дым, на их поверхностях душистых размашисто и по-хозяйски чисто нацарапал : " здесь был я" .
ТЫ ЛУЧШЕ ВСЕХ ! NOW <klubnikaI@bigfoot.com>
viveur , for you! Исчезло что-то с наших лиц, Ушло туда , откуда взялось. Осыпалося вдруг с ресниц, Скукожилося и стопталось... Но! Это нас не огорчит, Свои мы твердо знаем меры. Пока в ресницах соль хрустит, Чужих мы жаждем эхфемеров! :-)
NOW <klubnikaI@bigfoot.com>
Из дневника Алисы: 29.12.98 "Новый год угрожающе приближается. Надо же мне было перессориться со всеми! ..И Наташка, кажется, выходит из игры - неожиданно возник ее бывший "Самый любимый человек"... Один из пятнадцати, носящих этот титул... Каждый раз, когда появляется в ее жизни кто-нибудь, носящий брюки с правосторонней ширинкой, она влюбляется, по-настоящему, со всеми симптомами: отсутствие аппетита, бессонница... И как следствие - полуночные разговоры со мной по телефону. Причем всегда монологи, сначала ее, в качестве пролога к роману: "Ах, мы завтра встречаемся... Его жена с детьми на даче... Он придумал важное дело... Два дня вместе... Ах, он необыкновенный...", а потом, спустя месяц, реже два, уже моя речь, в качестве эпилога: "Ну, ты же понимаешь, все кончается... Успокойся... Ты же умница, красавица... Он - гад, тебя не достоин..." На 3-ый день гибели ее "единственной и неповторимой" любви мы собираемся на девичник-поминки: она торжественно разрезает маникюрными ножницами их совместную фотографию (если есть, конечно), замазывает штрихом его телефон в записной книжке, запаковывает все его подарки в коробку из-под обуви, присваивает этой коробке очередной номер и заталкивает трубой от пылесоса на антресоль... там у нее своего рода кладбище... Завидую ее способности - быстро влюбиться, за короткий срок испытать всю гамму соответствующих ситуации эмоций, быстро пережить трагедию разрыва, да еще устроить из этого театр... с хорошим буфетом. А объявился, кажется, Дима, 9-ый... Наташка говорит, что в первый раз ей пришлось проводить эксгумацию, она даже испытала волнение, ...а в коробке с 9-м номером оказалась лишь его зубная щетка и открытка с каким-то глупым, по ее мнению, стихом. И теперь она не может вспомнить связанные с этим Димой обстоятельства и переживания... Решила, видите ли, начать новый лист... Кошмар, опять пропадет на месяц! ... Колпаков еще куда-то делся... Сначала делал вид, что вроде ничего не случилось, звонил, курили вместе, он шутил... шутил... шут... гороховый.... А я была (как он там выразился?) "холодна и многозначительна, как лед в морозильной камере, который ждет своего часа упасть в бокал с "Мартини"..." Ну, и что? А какая альтернатива? Быть использованной в качестве компресса для сорокаградусного лба тлеющего в любовной лихорадке Колпакова? ...Однако, уже второй день не звонит... Приходится курить с нашей статс-дамой ... Ужас, я уже знаю дни рождения ее детей, расписание их занятий в бассейне, особенности узла "Жозефина" в макраме, преимущества отечественного майонеза и все тонкости женской тактики в семейных отношениях! Завтра же вызову Колпакова на перекур... Повод - брошка! ...Хотя, вообще-то, уже поздно ею интересоваться: а если ее нет у него? Подумает, что я придумала ... А, пусть думает! ... Предложу романтический ужин у себя..., нет, у него дома...- по крайней мере, если все не задастся - сбегу спокойно, да и посуду мыть не мне... Привезу бабусин новогодний "Наполеон"... Сооружу на голове что-нибудь двусмысленное... Надену свое единственное, но все еще вечернее, платье... Колготки цвета подмосковного загара, туфли... испанский башмачок ... ладно, потерплю до третьего тоста... Эх, главное до завтра не передумать..."
Колпаков
Пока я с эскалатора сбегать Могу легко, ступенек не считая, И на бегу о чем-то напевать, Усталых встречных глаз не задевая, Пока моих веселых "Почему?" Ленивые "Зачем?" не одолели Я многое свершить еще смогу В делах, в стихах, за кружкой и в постели! Сергей <stk@spb.sityline.ru>
Вторник, 12 января 1999
Выпуск 17
* * * Припадая каргой к неудобной и стылой корзине, Дождик хлещет по псине захудалой июньской травы Вяловатую плоть безутешно расхлябывай синью, И царапай, и рви, и пустую дорогу криви. Перестуком составов затерханно куролеся, Не оставил ты мне ни заставы, ни твари цепной, Ни залысин земли, ни полесья - лишь посоха плесень, Только сальная гарь, только город, залитый водой. Здесь дрожащая мгла от твоих безутешных, шакальих, Прорезиненных глаз, холодеющих рук наугад, И колотит в груди от струения смертных окалин, Наводящих тоску, обращенных в гусиный закат. Мы стареем с тобой, зарастая седою щетиной, Воронье наших губ прохохмило остывший кусок... Мы впитаемся в грунт, не оставив ни песни, ни сына, Обменявшись плетьми, в облинялой шинелке, дружок. Дождик кап да и кап, да и как совладать со щекою: Всхлип улыбки мелькнет - и хребет продирает клюкой... Извиняя свой бег, "отморожу,- журчит,- упокою Светлой оспой своей, серой кровью своей воровской".
Сергей Касьянов <>
*** Россия. Холодное лето Запавшие щеки небес Плетется усталым кадетом Задумчивый август. А лес, А лес, сиротливой березой С уродливой пулей в коре Следит, как казаки навозят Дороги. В дрожащей листве Дождем обреченных деревьев Стихает намокнувший залп И туч потемневшие перья Тоскливы, как галочий гвалт. Гена
Влажной простыней сны укутаны, Мысли-лошади перепутаны, Подо мною конь летит и конь не тот. Мимо ласки вчерашнего вечера, Мимо рощи, огнем подсвеченной, Мимо тихо дрожащих и тающих в воздухе нот. И мелькают березы сонные, По лицу хлещут ветки хвойные, И нет нам покоя, и топот копыт как потоп. Мимо сосен - вперед по просеке, Мимо солнца - бегом по осени, Туда, где за поворотом поворот.
Ksubra <>
Столешники. "Жду заказанных пельменей 20 минут. И уже 20 минут ненавижу эту забегаловку. Дрожащий как студень потолок; стул, постоянно напоминающий о наличии позвоночника; виниловая скатерть, предательски обнажающая углы потертого стола; выгоревшие искусственные цветы; толстая желтая свеча в состоянии покоя, между красной салфетницей и зеленой стеклянной пепельницей с моими окурками... Между прочим, уже три сигареты! Черт, где мои пельмени? - Вы не возражаете? - П-пожалуйста... - У Вас есть меню? - Н-нет. Я уже сделал з-заказ. Д-двадцать м-минут назад... - Ужас! Если так долго, я, наверное, не успею. - Наверняка. Я, н-например, уже опоздал. - Вы так спокойно об этом говорите... Значит Вам туда не очень нужно. Я достал сигарету. - М-между п-прочим, тебе повезло, что они так д-долго лепят эти ч-чертовы пельмени. Виноватой за опоздание м-могла быть и ты. - Дорогой, у меня на работе аврал. Я и так чудом сбежала... Закажи мне кофе, пожалуйста. Подошедшую официантку я попросил принести два кофе и отменить пельмени. Она не сопротивлялась и странно скоро принесла две чашки. - П-послушай, если мы сегодня не сделаем этого, я н-не знаю, когда еще смогу. Она мило улыбалась. На голове какой-то бардак, помада цвета артериальной крови... - Т-ты, кстати, оч-чень гармонируешь с обстановочкой. - Спасибо, дорогой. Ты всегда умел делать комплименты. Дай, пожалуйста, сигарету. Она опять курит? Нервничает. Это красное платье... Уверена, глупая, что хорошо выглядит. - У нас есть полтора часа, 30 минут на кофе, 40 минут добраться туда, ну и сама процедура минут 15. Мы успеем. - Я вообще не п-понимаю, з-зачем надо было встречаться з-здесь? - Дорогой, но мы же должны поговорить, наконец. Она невинно вскинула свои глазки. Так, начинается. Сейчас будет рассказ о наших старых фотографиях, которые она вчера перебирала, о сне, в котором она меня теряет, о слезах, о ее глупости, о моей вспыльчивости... Я еще раз закажу кофе, потом коньяк, потом я решу, что сегодня все равно опоздали, закажу опять коньяк, потом предложу довезти ее до дома... нашего дома, она заставит меня подняться, предложит вчерашние котлеты, отправит на 10 минут с Редом на прогулку, я, конечно же, предусмотрительно куплю в ночном магазине бутылку коньяка, вернусь, обнаружу стол, накрытый скатертью... виниловой... , две свечи... желтые... - Ваши пельмени... Извините, что так долго. У нас были проблемы с электричеством. Я очнулся. Миловидная официантка погасила горевшую, оказывается, свечу, сменила пепельницу и исчезла. Я сидел в одиночестве. Она не пришла. Да и не должна была... Мы развелись год назад, в этот день, 15 июня. Но тогда на 20 минут опоздал я..."
Буневич
Закрылись очи И волною снега Захлестнулись, Словно с неба. Мы проснулись. Внезапны речи, Тихо тают В старинных канделябрах Свечи, И замерзают Ладони. Вечным чаем Отогреваем И встречаем Осколки утреннего льда. Тобою я сейчас пьяна, И незаметное прозренье Приходит утром, И пробужденье От снов любви, Согретых рук теплом.
<>
Oscar Wilde In the forest Out of the mid-wood's twilight Into the meadow's dawn, Ivory limbed and brown eyed, Flashes my Faun! He skips through the copses singing, And his shadow dances along, And I know not which I should follow, Shadow or song. O Hunter, snare me his shadow! O Nightingale, catch me his strain! Else moonstruck with music and madness I track him in vain!
"Откуда олешьки?..Из лесу, вестимо!" (Перевертыши) Из сумерек лесофф В рассветное сияние лугофф, Слоново-рогий и кареокий Несется Олень мой одинокий! Он скачет через рощи и поет, И кажется, что тень его несет, А я не знаю чему должен следовать--Тени или песни?! Буду прoповедовать: "О, Охотник, поймай мне в ловушку его тень! О, Соловей, зарази меня его мелодией, Иной---лунатической музыкой безумь... Я подражаю ему жалкой пародией!"
Enigma
Symphony in Yellow An omnibus across the bridge Crawls like a yellow butterfly, And, here and there, a passer-by Shows like a little restless midge. Big barges full of yellow hay Are moved against the shadowy wharf, And, like a yellow silken scarf, The thick fog hangs along the quay. The yellow leaves begin to fade And flutter from the Temple elms, And at my feet the pale green Thames Lies like a rod of rippled jade. Музыка на желтом Ползет омнибус над рекой Как будто желтый мотылек И там, и тут на огонек Слетается прохожих рой. На баржах сена желтый груз Скользит вдоль темных берегов, Тягучим золотом шелков Туман над пристанью повис. Вот желтый лист, свой зная срок Вспорхнул над Темплом высоко, И Темза бледная легко Нефритом стелется у ног.
Dina <>
Четверг, 14 января 199
Выпуск 18
Стоит луна в собачий час, Она разыгрывает нас И тени тянутся ко мне. Но дело вовсе не в луне. Вот паутина на лице, Вот палец в золотом кольце, В гармонии поет диван, Что этот обморок - обман. Разочарованный жираф Ломает шею на стене, Наверное пора и мне Стуча костями - где мой шкаф? Любовь облетела, как листья с чего-то, С какого-то дерева, росшего дико В саду, у ручья, чья звенящая пика Все тычется вдаль из нелепого грота. Любовь облетела банально, как с пальмы Бананы на пляж у зеленого моря, Я - мальчик, подверженный свинке и кори, Без всякой охоты играющий гаммы. Плывут по небу рыбы, Ныряя в облака, Тараня эти глыбы В раздутые бока: Там тихо и чудесно, Там свежая вода, Там никому не тесно. Там - счастье иногда. Локи
Отрывки чьей-то боли Этот свет, этот стыд, этот жесткий предел Спящий город минует. К нему одному В черный шелк простыней он забраться сумел, Научил, как себя не давать никому. Механизм алой жизни степенно ржавел. Выпадали в осадок слова и тела. Падал в обморок, трясся, молился, ревел; Не мечта, не тоска, не судьба доняла. Высыпался в плену ненавидящих стен И пытал из себя истекающий хлам. День прожить не умел. Но красив и не тлен Засыпал. Ускользал-воскресал пополам. Обнаженным просил новизны у зеркал. Колдовал приближенье любви и весны. Знал восторг и печаль, но потом утихал, С отвращеньем предвидя грядущие сны. Оставался собой. В будний день госпожа Принималась за кожу, хлысты и тиски И грозила игриво касаньем ножа, Обещая его разорвать на куски. Он писал для себя, для могильной плиты. Не любил карих глаз и не ведал греха. Выпил яд. Подарил своей шлюхе цветы. Одолжил для нее у Венеры меха.
viveur <полковнику@никто не.пишет>
Одиночество Проклиная, Эти ночи нам Все простят. Улетаем мы, Улетаем Рейсом утренним В райский сад. Те дороги нам И не снились, Но иных уже Не узнать. Мы над пропастью Оступились И умеем теперь летать.
Сергей <s_zolotukhin@xoommail.com>
Оscar Wilde Symphony in Yellow An omnibus across the bridge Crawls like a yellow butterfly, And, here and there, a passer-by Shows like a little restless midge. Big barges full of yellow hay Are moved against the shadowy wharf, And, like a yellow silken scarf, The thick fog hangs along the quay. The yellow leaves begin to fade And flutter from the Temple elms, And at my feet the pale green Thames Lies like a rod of rippled jade.
Симфония в желтых тонах. Автобус ползет по мосту. Он бабочкой желтой крадется. Прохожий без устали вьется, Мелькает как мошка вокруг. Из тени причала бредут Баржи груженые сеном. И желтым шарфом по стенам Туман повисает вокруг. Увядшей листвы желтизна У вязов кружит хоровод. И бледная Темза течет, Нефритом у ног пролегла. Alych <al_champ@geocities.com>
Edgar Poe I heed not that my earthly lot Hath -- little of Earth in it -That years of love have been forgot In the hatred of a minute: -I mourn not that the desolate Are happier, sweet, than I, But that you sorrow for my fate Who am a passer by.
To Hoaxer ("Mozart") &Story Teller ("Salieri") Мне наплевать, что суетный мой жребий Земных утех не охватил сполна, Что годы любви забываются напрочь, Когда минутной ненавистью правит ночь Нет! Я не плачусь, что одинок, Счастливее меня, наверное, только Бог, Мне только жаль судьбы иной, Которой я---прохожий и чужой.
Enigma
Пул. - Опа, киксанул... Она заулыбалась и взяла мел: - Ты, кстати, опять забыл помелить кий... Не пренебрегай обязательными процедурами... Как говаривала моя бабушка, а она, между прочим, в 55-м году была неофициальной чемпионкой Киева, в правильной подготовке заключается процентов тридцать успеха. Я мрачно посмотрел на нее. Наверняка, бабушку сочинила. Издевается... Пятая партия и опять ведет она. - Просто сегодня не мой день. Звезды... - Ну да, и давление скачет... Она обошла стол, ударила... Зашел ее шар и она торжественно вскинула свою рыжую голову: - Клапштосс случился, однако... Отлично... Она передвигалась по периметру стола, выбирая нужную позицию. Глаза под очками жадно шарили по бордовому полю, иногда натыкались на шары, на секунду задерживались, и разочарованно соскальзывали... Наконец, остановившись, ударила. Неудачно. - Эх, иногда у меня не получается абриколь. - Тебе бы транспортир... Мои шары были в приличном положении, и я довольно резво загнал пару. На третьем ударе белый шар предательски свернул с нужной траектории и сам запрыгнул в лузу. Она присела в ожидании белого шара, который грохотал по лабиринту утробы стола, ехидно прищурилась: - Твои полосатые, ты помнишь? - Да, и еще черный... - Ну-у-у, это как звезды... Ей оставалось два шара, которые она без труда и положила. Черный шар ей подыграл, удачно расположившись у нужной лузы. - Все! Моя победа! Я изобразил на лице вялую радость пионера: - Поздравляю! Она направилась к своему столику и гомон, смех, крики поглотили ее. Я допил пиво, зачехлил свой дорогой, сделанный на заказ кий. Н-да, звезды... Никогда не угадаешь, где потеряешь... или найдешь?
Буневич
Суббота, 16 января 1999
Выпуск 19
О чем ни напишу - выходит о тебе, и в сто четвертый раз я щелкаю замками. Ты изучил у-шу и охладел к борьбе, и веселящий газ струится под ногами. Сакральное число даровано нам днесь. Семерка, тройка... Эй! Где Пиковая Дама? И звон колоколов я слышу где-то здесь. Темнишь, Хэмингуэй, - скажи уж лучше прямо! Сонм легкокрылых слов по венам пробежит, внимательный к деталям, и я воспряну вновь, счастливый Вечный Жид, среди туманных снов нашедший свой Израиль.
Кэт
но где... Гербы, короны, короли. О троны, троны... Заплеваны печальные перроны, обречены. Вы крыли пикой. Мы с Вами квиты. Бисквиты источали запах дали. Дали б растекся в пятимерном кубе Скрижали за семью замками испещрены. Я в рубище, душа осуждена как незабудка тихо вянуть в вазе, последний лепесток слетит на фразе с "убеждена". Смешение эпох... Но поспеши, еще не поздно вырвать Дездемону из душных лап Отелло, (натюрморт пастелью) утилизировав понятие морали. Я тороплюсь. Вы много потеряли. Моих суждений нить Вам предстоит ловить. За мной читатель. Я празднен, хоть ныне и не праздник, я мечтатель, соглядатай пустынных улиц, подслушиватель птичьих откровений. Открытие вен - открытие фонтана, сооруженного по случаю весны. Включите музыку, пусть все окрасит в красный в знак солидарности с твоим непониманием. Как стало приторно и липко. Устало мне внимают фонари, гончарный круг раскручивает судьбы и чьи-то руки лепят губы, а на губах зори последний выдох. Наш первый вдох, мы разнимаем руки, осенены дыханием разлуки.
ПАМ <из раннего>
Завяла ночь. Последние часы твердеют в памяти. Они ясны, как пальцы на перилах. Наверно слишком поздно, слишком пусто, потому не смеют ласкать мне шею. И стройнеть под лунным светом уже не в силах. Да ладно.. Время стынет. Оставайтесь делом. Знаю я, что цеплять глаза прохожих не просто, когда совсем забиты веки линзами, смолой - и мелом Ресницы ломкие посыпаны от слез в конце девяностых.
viveur
Голь-голытьба. Жизнь-молотьба. Крохи, бывает, падают. В жгучую синь Горечь-полынь Гонит, свободой балует. Сергей <z_s_v@chat.ru>
Вторник, 19 января 1999
Выпуск 20