Все устали, поэтому возбуждение так же быстро и спадает. Весь вечер специально хожу с ружьем, мои приказы самые жесткие. Предупреждаю все экипажи, что буду стрелять в каждого, кто будет шататься по территории. Водители не имеют права покидать кабины. Такое посреди Сахары случается со мной впервые.
***
Уже позднее, когда люди несколько успокаиваются, иду к Иссуфу. Получил он здорово. Все лицо покрыто засохшей кровью. Ему разбили нос и брови, одно ухо надорвано. Тело представляет собой один сплошной синяк.
Без какой-либо злости спрашиваю у него:
- Что случилось, Иссуф?
Тот не отвечает и прячет голову между коленей. Ему ужасно стыдно по причине всего случившегося. И я не могу считать его единственным виноватым. Да, Кара мой приятель, только я не имею права осуждать Иссуфа на основании тех немногих сведений, что у меня имеются, относительно их ссоры. Вполне возможно, это Кара довел малийца до крайности, может статься, что именно он несет ответственность за нечто, приведшее к мести. Тот факт, что именно Иссуф напал на моего помощника сзади, здесь никакого значения не имеет. Кара намного сильнее. Так что единственным шансом для Иссуфа было сбить противника с ног именно так, причем, использовав слабость противника. Истинная ненависть, это чувство, с которым справиться невозможно. По отношению к ней критерии лояльности и благородства это лишь моральные качества, которые никак не считаются. Опять же, Иссуф всегда работал честно.
- Я не могу оставить тебя, Иссуф. Здесь все настроены против тебя. Ты никогда бы не был в безопасности.
Он кивает. На глаза ему выступают слезы.
- Шотар выплатит тебе все, что следует. А после этого я сразу же отошлю тебя в Гао. Пока, Иссуф.
- До свидания, шеф.
Подзываю хаджи из Реггане.
- Возьми свой "пежо" и отвези Иссуфа в Гао. Встретимся там же. Отправляйтесь немедленно.
- Понимаю, Чарли. Только ты не забудешь про мой грузовик?
- Не беспокойся и отправляйся немедленно.
***
Кара в очередной раз поражает меня. Даже если это его тюрбан амортизировал удар, то, все равно, впервые в жизни мне случается видеть, чтобы кто-то после сотрясения мозга так получил по башке и остался при этом жив. То ли у него просто невообразимая сопротивляемость и стойкость, то ли он просто боится умереть.
Через пару дней после этого события Кара уже готов к дороге, хотя, возможно, работать ему и рановато. Впрочем, все мы в различной степени пострадали. Капоне носится с подбитым глазом - сейчас совершенно опухшим и фиолетово-синим. Шотару разбили верхнюю губу. Серьезнее всего пострадали помощники, хотя, как кажется, им это особо и не мешает. Еще раз у наших милых клакклаков полно работы, и их действия представляют для меня неоценимую помощь.
Период отдыха достаточен, чтобы все пришли в себя. Пассажиры, которые до сих пор жили в сторонке, возвращаются на свои прицепы. Исправленный Карой радиатор все еще действует, поэтому все остальное происходит уже в менее разнообразных обстоятельствах.
***
Через три дня мы едем вдоль долины Телемси, населенной кочевниками и обитателями немногочисленных деревушек - все это исключительно тамачеки. Все это приграничье Сахеля, региона издавна страдающего по причине засухи и бедности. Полтысячи километров пути среди умирающих людей.
В бога я не верю, но если таковой и существует, тогда в нас обоих много общего. При каждом достаточно большом сборище палаток мы приостанавливаемся, чтобы раздать этим ничего не имеющим людям еду и порошковое молоко. Счастье еще, что колодцы не высохли полностью, в противном случае, все наши коробки с молоком выглядели бы злой шуткой.
Не знаю более великолепного чувства, чем связанного с помощью другим людям. Величие, которое в это время испытываешь, не имеет себе равных. Радость детишек действует на меня словно бальзам. Я их обожаю: они в том самом возрасте, когда человек ведет себя наиболее естественно. Как только появляются грузовики, они прибегают дюжинами. Все мальчишки подстрижены под индейцев могикан. Худоба их выглядывающих из под рубашек ножек заставляет меня страдать. У некоторых из них лица стариков: серьезные, безволосые. Другие ничего не говорят, они лишь толпятся у открытых прицепов. Шотар с помощью пары ребят вскрывает ящики. За подарками тянутся десятки рук. Чуть подальше, на окраине толпы, стоят более слабые, у которых не достало сил прорваться вперед, и теперь они печально глядят на нас. Женщины приходят, чтобы набрать из открытых мешков рису.
Капоне сделался специалистом по раздаче карандашей, которых требуют все детишки. Подталкиваемый со всех сторон, насторошенный, он распределяет карандаши и ручки целыми коробками.
Когда подобная возможность имеется, я закупаю овец раз в четыре-пять больше, чем составляют наши истинные потребности, и я приказываю раздавать лишних. Здесь, гораздо сильнее, чем где-либо, невозможно есть под взглядами десятков людей с исхудавшими от голода лицами.
***
Больше всего энергии всему делу отдают наши становящиеся для меня все более и более симпатичными клакклаки. Изумленные поначалу деятельностью, которой они и не могли ожидать, сейчас они выполняют большую часть работы. Доми лечит, насколько ей это удается, массово делает уколы и распределяет содержимое своей аптечки. Рыженькая расчувствовалась до слез. Она идеально подходит для раздачи подарков малышне. У малышки Янник вечно на руках один или два пацаненка или девочки. Все трое делают все возможное, чтобы распределение наших подарков происходило по возможности справедливо, симпатично и быстро.
Теперь-то у них к нам совершенно другое отношение. Янник даже начинает считать, что я не такая уж вредная свинья, как ей поначалу казалось. В нынешней ситуации начинает действовать моя личная притягательность. Но, чтобы ее наказать, делаю вид, будто совершенно не замечаю ее усилий в плане нарядов и улыбок, которые она мне дарит. Сразу нужно было понимать!
***
Самюэль Граповиц переживает сказочный сон. Мы достали ему невесту. Вечером в день рождения Самюэля я переговорил с Джеки. Ни он, ни я никогда еще не проводили ночь такого праздника в одиночестве. Теперь у нас появляется возможность сделать нашему коллеге нечто приятное. Вместе с Джеки мы отправляемся к рыженькой, чтобы побеседовать с ней один на один. Джеки объяснил ей, какую шутку мы устроили им с Граповицем, и что теперь глупый анекдот превращается в трагедию.
- С того момента он просто умирает от любви к тебе.
- Он даже стихи пишет.
Первым ее инстинктом было отказать нашему приятелю. Но у этой девушки имеются два достоинства. Она миленькая и глуповатая. Парочкой тщательно подобранных предложений мы даем ей понять, что Самюэль Граповиц готов ради нее покончить с жизнью. Вскоре девица сдается, тем более, что внешность у Самюэля приятная, сама же она никак не красавица, так что нечасто случается оказия, чтобы ею кто-либо заинтересовался серьезно.
Радость Самюэля Граповица, когда мы появились у его грузовика с нашим зарумянившимся подарком посредине, была громкой и энергичной. Он схватил толстушку и тут же захлопнул дверцу за своим счастьем. Радостный смех вознаградил все наши усилия на все сто.
***
На следующий день весь конвой никуда не движется, ожидая Самюэля Граповица. Он постился больше месяца и теперь старается растянуть удовольствие. Из кабины его грузовика раздаются крики, прерываемые взрывами смеха. Заинтригованные работники собираются небольшими группками. Вскоре вокруг "мана" кружком собираются все участники конвоя, живо обмениваясь комментариями. Да, это подарок, да, первую брачную ночь никак нельзя прерывать, но ее витальность, тем не менее, меня удивляет.
Около десяти утра, когда я начинаю беспокоиться за толстушку, двери кабины открываются, и появляется Самюэль Граповиц в белых трусах. Увидав публику, он слегка улыбается, широким жестом руки поздравляя всех собравшихся, после чего спускается на подножку и без чувств сползает на землю.
***
Долгие часы провожу с тамачеками в их шатрах. Это спокойные и красивые люди. Лишенные всего, не имея никакой надежды, они страдают с достоинством. Сейчас они обеспокоены. Период дождей уже закончился, а на землю не упало ни капли. Уровень воды в колодцах понизился. Они предсказывают приход новой волны голода, что опять же означает смерть.
Мы добрались до ветряной турбины в восьмидесяти километрах от Гао. Здесь дорога уже пригодна для того, чтобы три наши девицы могли ехать на своей машине. Они и так страшно запоздали по собственному графику и решили расстаться с нами уже завтра. В подобной ситуации мягким и теплым голосом прошу малышку Янник быть этим вечером моей. Когда я так гляжу, дыхание у нее ускоряется. С невинным и серьезным выражением на лице она дает согласие.
Приказываю устроить на песке удобное местечко для нас и принести воды. В распоряжении Янник имеется мыло и парфюмерия, чтобы как следует приготовиться. Когда я вернулся, девушка уже свеженькая и чистенькая; на ней всего лишь одна из моих рубашек. В самом сердце пустыни она представляет исключительный вид чего-то женственного.
Она приходит, чтобы намылить мне спину, а потом вытереть. Я притягиваю девицу к себе, чтобы поцеловать. Ее тельце трепещет. Несу ее на подстилку, почти не слыша любовных заклинаний, которые она шепчет мне на ухо. Беру Янник грубо и быстро, и через пару секунд она лежит брошенная, оставленная сама себе, раскоряченная, с прижатыми к плечам коленями...
- Ну что, малышка, счастлива?
Мой смех говорит ей, что я и вправду только гадкая и вредная свинья. Но сбежать я ей не позволяю. Крепко и нежно прижавшись к девице, я счастливо засыпаю.
Это моя любимейшая шуточка с девушками.
Ведь она уже начала было принимать меня за героя, только я выглядеть примерным пионером никак не хочу. Опять же, пару дней назад я спас ей жизнь.
Во всяком случае, это она так считает.
Всякий раз, когда я ловлю скорпиона, то отрываю ему жало и складываю в спичечную коробку. Впоследствии это позволяет устраивать шикарную штучку.
На сей раз ложу одного на плече Янник и ожидаю, когда она сама это заметит, краем глаза прослеживая медленные поползновения искалеченного насекомого. И вот она его тоже заметила, даже начинает кричать от страха, только Тарзан на посту...
- Не шевелись. Тут самое главное не шевелиться.