— Двигайся! Двигайся, янки! Не стой на месте! Беги! Нападай на меня! Сражайся со мной! Покажи свою удаль!
— Моя нога… Я не могу ходить.
— Тогда я заставлю тебя бегать!
Томас ударил его эфесом шпаги по лицу. Гнев заставил Роби забыть о боли в ноге. Он заковылял к старику, но тот проворно увернулся.
— Хорошо! — закричал мексиканец, взмахнув накидкой. — Давай еще разок!
Роби рванулся к нему.
— Еще! Вот так! И еще!
Молодой мужчина остановился, задыхаясь от боли и ярости. Старик кивнул и взглянул на луну.
— Уже поздно. Пора заканчивать бой. Теперь ты побежишь на меня, и я проткну твой мозг клинком.
Он поднял накидку, и она затрепетала на холодном ветру. Луна наполнила мир иллюзорным призрачным светом.
В глазах у Роби помутилось. Раненая нога пульсировала как большое сердце. Земля раскачивалась под ним, и в такт с ней дрожали и кружились звезды.
— Томас, — прошептал он тихо. — Я ненавижу тебя!
— Вперед! — закричал старик, взмахнув накидкой.
Шпага взлетела вверх, рассекая завывавший ветер.
— Ненавижу! — повторил американец.
— Время пришло, — сказал Старый Томас.
— Пришло.
Роби сделал ложное движение вперед, и когда шпага блеснула в воздухе, он упал, откатился в сторону и прыгнул на тореадора сбоку. Подсекая ноги старика, он дернул на себя его вязаные штаны, и Томас с визгом упал на спину. Они покатились по арене, выхватывая друг у друга шпагу и путаясь в алой накидке. Потом один из них вскочил на колени и, сжимая эфес обеими руками, пронзил грудь противника, лежавшего на белом песке.
— Это тебе за меня, — прохрипел он, раскачивая и вытаскивая шпагу из тела.
Он поднял клинок и вновь вонзил его в соперника, который корчился в предсмертных судорогах.
— Это за Целию.
Шпага снова поднялась вверх и опустилась вниз.
— А это за Дугласа Макклара!
Когда ранним утром Целия встретила Роби на улице, он, хромая, возвращался от доктора в отель. Она заметила в его руке какой-то маленький белый предмет. Звенели церковные колокола, и солнце лениво поднималось над голубыми холмами. Утренний воздух казался удивительно сладким от дыма печей, на которых хозяйки готовили завтрак. Роби вдыхал его со счастливым видом, отщипывал от сахарного черепа куски и клал их в рот. Когда Целия подошла к нему и поздоровалась, он доедал последний кусочек. Прожевав и проглотив остатки, Роби улыбнулся в ответ, обнял любимую девушку, и их губы слились в долгом поцелуе.