— Ладно! — сказал я. — Посмотрю.
И тут же услышал голос Поляковой:
— Это ты, Феденька, охраняешь меня?
— Вообще-то, я. — подумав, ответил я.
— Хочешь зайти ко мне? — спросила Полякова. — Я открою тебе.
И я услышал, как она отодвигает щеколду.
— Нет! — ответил я. — Я не имею права открывать дверь. Идет заседание комитета, оно и решит вашу, Екатерина Ивановна, судьбу.
— Но мне скучно тут одной без тебя, Феденька! — жалобно проговорила Полякова. — А потом ты что, позабыл разве, что я твоя жена? Ты собираешься исполнять свои супружеские обязанности?
— Не сейчас! — сказал я. — Всему свое время. Время исполнять супружеские обязанности и время сидеть в тюрьме.
— Но я хочу сейчас! Как ты не понимаешь этого?!
— А ты, Полякова, тоже не понимаешь и никогда не хотела понять, что если бы философия Духа стала бы философией не только Знания, но и Дела, тогда через разумное познание мы смогли бы управлять физиологическими процессами.
— Ты жуткий дурак, Федька! — сказала Полякова.
— Если и дурак, то не я, а Н.Ф. Федоров. — ответил я. — Это он открыл, что внутреннее сближение начинается в мысли.
— Это тот Н.Ф. Федоров, который из восьмой квартиры?
Я не стал отвечать на этот вопрос, потому что никогда не надо отвечать, когда над тобою насмехаются. Полякова прекрасно знала, что я говорю о Н.Ф. Федорове не из восьмой квартиры, а о Н.Ф. Федорове из секретной комнаты, в которой инопланетяне оставляют мне гуманитарную помощь.
Полякова, видимо, тоже поняла, что была не права, и с присущим ей тактом поспешила сменить тему разговора.
— Как ты думаешь, Феденька, — жалобно спросила она. — Что эти звери сделают со мной? Будут пытать? Заморят голодом?
Я ответил, что не знаю, но Полякова может ничего не бояться. Все равно скоро мы улетим с нею на Юпитер.
— Куда? — спросила Полякова.
— На Юпитер... — ответил я и неожиданно осознал, что название этой планеты совершенно ясно и четко возникло в моем сознании.
Это могло значить только одно — поступил приказ из галактического центра.
И, как всегда, когда я получал такие приказы, стало чуть зябко, но не от страха, а, как это бывает даже и с опытными пилотами, от особой сосредоточенности. Ведь прежде чем взлететь, нужно до малейших деталей продумать весь маршрут — потом будет уже поздно.
Захваченный этой зябкой сосредоточенностью, я отвлекся и не услышал того, что говорила из-за двери Полякова. Сознание включилось, только когда она принялась трясти дверь.
— Федька! — кричала она. — Сволочь безмозглая! Я же в туалет хочу!
Делать было нечего, и я вынужден был вытащить ножку стула из дверной
ручки.
Дверь распахнулась. Полякова стояла на пороге в шубке.
— Спасибо, Феденька! — сказала она и, чмокнув меня в щеку, направилась не в туалет, а к входной двери.
Я попытался ее задержать.
— Полякова! — сказал я. — Ты ведь жена мне, Полякова! Иди, Полякова, в туалет и дожидайся решения комитета! Я говорю тебе это как муж!
— А этого ты не хочешь? — спросила Полякова, и я увидел прямо перед своим носом торчащий из кукиша покрытый перламутровым лаком ноготок большого пальчика Поляковой.
Что я мог сказать еще?
— Ты в кино? — спросил я.
— Да! На ночной сеанс, Федя. — ответила Полякова.
Ну, что ж.
Пусть сходит в кино.
Кто знает, когда нам придется вылететь, может быть, это ее последнее кино...
Вечером звонил Ш-С.
Он сказал, что свои способности нечистой силы люди обычно начинают ощущать в четырнадцать лет.
— Интересно . — сказал он. — Что чувствовал в четырнадцатилетнем возрасте Горбачев? А Ельцин? А Гайдар?
Потом мы поговорили об иге Канта, которое мы должны сбросить с себя, и я сказал, что вроде бы уже все определилось и нам предстоит лететь на Юпитер.
Но вот с составом экипажа пока определенности нет.
Вакансия командира так и не заполнена.
Ш-С. никак не прореагировал на это предложение, сказал совершенно не к месту, что он сбрил усы.
— Да? — вежливо удивился я. — Надо будет встретиться. Я совершенно не представляю, как ты выглядишь без усов.
— Представляешь. — сказал Ш-С. и повесил трубку.
Очень мешал говорить по телефону своими криками из чулана Векшин.
Видимо, эти крики мешали и заседанию комитета.
Петр Созонтович зашел в чуланчик, и скоро крики там смолкли. Петр Созонто- вич вышел вспотевший, раскрасневшийся, но довольный.