Вчера думал, сегодня думал, но нет, так и не отгадал.
Не знаю.
У нас в квартире перемены...
Давид Эдуардович Выжигайло-Никитин сказал, что жильцов мы больше не будем брать и так уже заработали достаточно денег. Теперь надо пожить в свое удовольствие, как в Грузии живут.
Он купил красивый телевизор с большим экраном и поставил на кухне.
По вечерам, а иногда и с самого утра, все четверо (Екатерина II Полякова, генерал Григорий Орлов, Давид Эдуардович и я), сидим возле этого телевизора и смотрим передачи.
Слушают передачи вместе с нами депутат Векшин и майор Лупилин, если у них есть в это время работа на кухне. Приятно, что они тоже не отстают от жизни и тех демократических преобразований, которые совершаются в ней.
Сегодня Давид Эдуардович говорил с генералом Орловым, дескать, Л.И. Брежневу, чтобы стать маразматиком, потребовалось больше десяти лет.
У Михаила Сергеевича Горбачева на это ушло всего три года.
Интересно, удастся ли побить этот рекорд Борису Николаевичу Ельцину?
Давид Эдуардович побился об заклад с генералом Орловым, что рекорд Борис Ельцин побьет. Удивительно, как безоговорочно верит нашему президенту этот незаконнорожденный сын Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе...
Еще Давид Эдуардович сказал, что нам не нужно столько казаков для охраны узников приватизации. Он сам слышал, как казаки рассуждают, не устроить ли им переворот. Депутата Векшина они собираются провозгласить генералом, а самого генерала Орлова объявить узником.
— Я им объявлю! — вспыхнул генерал Гриша.
Оказывается, он тоже уже слышал разговоры казаков, но не мог выяснить, что же они замышляют.
— А вы справитесь без помощников?..
— Справлюсь. — сказал Гриша и посмотрел на свой заросший волосами кулак.
Цены у нас не только растут.
Сегодня прочитал в туалете, что петербургские чиновники — самые дешевые в мире. Достаточно дать пару сотен долларов — и любой вопрос будет решен в желательном для вас смысле.
— Правда ли это, Рудольф? — навел я справку.
Обычно Векшин не вступает в разговоры, но тут ответ дал.
— Вранье. — услышал я из-за стены.
— Ты слишком категоричен, Рудольф. — сказал я. — Ведь я же не сам придумал это, а в газете прочитал.
— Ну, не знаю. — сказал Векшин. — При мне больше брали.
Меня это порадовало...
Цены на взятки снижаются, и это очень обнадеживает. Значит, рынок таки начинает работать.
Казаков отправили, как сказали, в командировку в Рельсовск, и в нашей квартире сразу стало пустовато, как на космодроме после запуска ракеты.
Любопытно, что охрану сокращают не только у нас, но и у М.С. Горбачева — до десяти человек.
Всех нас, и особенно майора Лупилина, огорчило это.
Очень тревожит мысль, а что будет, если народ захочет поблагодарить Михаила Сергеевича за всё. К счастью, сейчас, когда реформы пошли, народная любовь постепенно переключается на Бориса Николаевича Ельцина и Егора Тимуровича Гайдара.
А у них охраны — слава Богу! — достаточно.
Сегодня читал в туалете газеты и вдруг увидел заголовок: «Политбюро встречается в Минске!»
Вся остальная статья была оторвана, и сколько я ни рылся в фанерной коробочке для бумаг, так ничего и не нашел.
Моя тревога возросла до необыкновенных размеров, когда я вспомнил, что под видом командировки уехал за границу на неопределенный срок незаконнорожденный сын Э.А. Шеварднадзе Давид Эдуардович Выжигайло-Никитин, проживавший в нашей квартире.
Хотя была ночь, я пошел звонить знакомым, чтобы узнать, что это значит? Я спрашивал у них, что собираются они делать? Уезжать из этой, как говорил депутат Векшин, страны, улетать с этой, как говорю я, планеты или идти на баррикады?
К счастью, выяснялось, что тревога напрасна. Мне объяснили, что в сообщении корреспондента речь шла не о заседании Политбюро запрещенной Б.Н. Ельциным КПСС, а о встрече в Минске глав республик СНГ, бывших членов Политбюро КПСС.
Тревога улеглась, но я подумал, что корреспондентам нужно аккуратнее играть со словами.
Снова видел сон.
Депутат Векшин объясняет казакам, которых рассчитал Давид Эдуардович, что время «В» уже наступило.
— Что такое, Рудольф, время «В»? — спросил я.
— А ты не знаешь, зараза, да? — невежливо ответил Векшин.
Я не знал, но во сне мне почему-то нужно было скрыть свое незнание.
— Мы летим. Идет полетное время, — сказал я. — Оно называется «В», ибо засчитывается в стаж как один к трем. И тебе тоже, Рудольф, хотя ты и выполняешь не самую ответственную работу.
Векшин посмотрел на меня и как-то нехорошо засмеялся.
— А ты? — спросил он.
— А что я? Ты меня, Векшин, с собою не равняй. Я последовательный борец за права человека, а кроме того, поэт.
— Ты — поэт?! Тогда я — писатель!
— Векшин! — укоризненно сказал я. — Я вынужден развенчать твое самомнение. Ты же знаешь, что одна из моих теток — я сообщаю об этом во всех анкетах! — довольно длительное время находилась замужем за евреем. А ты, Векшин, чего собираешься в литературе делать?
От досады Векшин хотел меня укусить, и я на всякий случай проснулся.Сон оказался в руку.
Пошел в туалет, а из чулана — голоса. Я прислушался.