Покинув туалет, я долго стоял у окна на кухне, смотрел на грязный снег во дворе, на косую тень водосточной трубы и все бормотал, бормотал поэтические строки, пытаясь составить текст песни для фильма.
Жил один мешок на свете...
И другой мешок искал...
А еще мешок — в ракете К дальним звездам улетал...
Не знаю.
По-моему, это вряд ли подойдет, хотя Егора Тимуровича на наших масонских сходках и называют мешком.
Вернулся из командировки в Израиль Давид Эдуардович, и у нас наступила оттепель...
Снег за ларьками у метро растаял, проступили обломки ящиков, пустые бутылки, чьи-то кости.
Меня это трогает и вдохновляет.
Сегодня долго сидел за ларьками, пил пиво и сочинял стихи.
Стихи такие...
В затылке сирены примолкли,
Чело не туманит печаль.
На всех космодромах промокших Сгущается мертвая даль...
Прочитал эти стихи бомжу, лежащему рядом, и бомж заплакал.
Это хорошо.
Это значит, что высокое искусство по-прежнему нужно простому народу. Хотя, конечно, в отличие от сыновнего дела, искусство — только подобие воскрешения.
Приехал погостить брат моей супруги Екатерины II.
Человек он военный и, выпив на кухне, заспорил с генералом Орловым насчет Бориса Николаевича.
— Это выдающийся стратег! — говорил он. — Уж на что талантливые полководцы Наполеон и Гитлер были, а и они об эту Россию зубы обломали. А Борис Николаевич — нет. Он сумел-таки сокрушить заразу. Ему, если разобраться, чин генералиссимуса присвоить можно.
— У нас, казаков, генералиссимусов не бывает. — с сожалением сказал Гри - ша. — Только генералы, как я.
— Так Борис Николаевич разве казак? — удивился шурин. — Он навроде Пет- люры нашего умом. А Петлюра генералиссимус был.
Генерал Гриша скептически хмыкнул, но шурин не обратил внимания на его иронию.
Настроение у него в этот приезд было отличное.
Он только что сумел выгодно продать на Рильсовщину через Давида Эдуардовича партию боеприпасов со складов Украинской армии.
Если и другие украинские офицеры настроены так же демократично, как мой новый шурин, то почему в печати высказываются опасения насчет Черноморского флота?
А как мой шурин любит Бориса Николаевича!
Из-за этой любви он ведь даже подрался с генералом Орловым.
Драка же началась так.
— Какой он стратег! — сказал вдруг про Бориса Николаевича генерал Орлов. — Ну, СССР развалили, ладно. Но это ведь Горбачева заслуга! А этот алкаш, скажи мне, чего этот конкретно сделал для сокращения территории России?! Ведь он пока даже и Курилы японцам не сумел отдать!
— Японцы твои и подождать могут несколько месяцев! — сказал пораженный таким поворотом мысли шурин.
— Сам ты японская морда, коммерсант сраный! — сказал Орлов. — Когда это японцы стали моими?
— Не ссорьтесь! — попросил я. — Японцы — наши! И, разумеется, эти наши японцы еще несколько месяцев могут подождать. Тут прав ты, мой дорогой шурин. Но, с другой стороны, так хочется поскорее избавиться от надоевших всем Курильских островов и, засучив рукава, взяться за подготовку перелета в Обетованную Галактику! И тут, несомненно, прав генерал Орлов.
Но меня не послушали и начали драться.
Сегодня у генерала распухшее ухо, а у шурина — большой (такой же, как у депутата Векшина) синяк под глазом.
Борис Николаевич в телевизоре на кухне очень расстраивается из-за Егора Тимуровича.
— Ведь Гайдар меня и рынку-то научил. — снова и снова повторяет он.
Это точно. Это главная заслуга Егора Тимуровича перед чекистами демократии в нашей стране и во всем цивилизованном мире.
Ну а если наглядное пособие, на котором учили Ельцина, малость пострадало во время урока, так ведь что же? На то, как говорил депутат Векшин, Россия и есть наглядное пособие для большевиков и демократов всего мира.
Между прочим, майор Лупилин тоже плохо переносит роль наглядного пособия. Сегодня генерал Григорий Орлов показывал на нем Давиду Эдуардовичу удар, который генерал не сумел произвести на шурине, и майор свалился на пол и уже не смог встать. Пришлось позвать депутата Векшина, чтобы он отволок майора в чулан.
Снова перечитывал рукопись Ш-С.
По второму кругу читаю с трудом, преодолевая внутреннее сопротивление...
Совершенно очевидно, что Ш-С. болен. Вместо того чтобы заниматься подготовкой космических перелетов, он с головой погрузился в мрачный мир своей болезни.
Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, я пошел в туалет и долго беседовал там со своим другом Векшиным.
Я сказал, что стремление разойтись, и в брачных, и в государственных союзах, становится теперь основой строящегося общества.
— Ну и что? — сказал Векшин.
— Ну как что? — удивился я. — Разве ты забыл, что с этой свободой активно боролись советские чекисты. Ведь это значит, что мы строим теперь неродственное общество.
— Не все ли равно?
— Не все, Рудольф! Неужели ты не понимаешь, что поскольку у нас полный развод невозможен, то борьба и преступления становятся необходимыми принадлежностями общества, в коем, как говорил Н.Ф. Федоров, жить вместе невыносимо, а жить врозь невозможно...