— Мне кажется, — сказал я, — вы, Екатерина Тихоновна, не поняли вопроса генерала. Господин Орлов спрашивает о штатных экзекуциях, которые он проводит с майором Лупилиным и депутатом Векшиным для профилактики.
— А! — сказала Екатерина II Полякова. — Ну, если для профилактики, я думаю, можно проводить в то время, которое для личной гигиены отводится.
Так и порешили.
Нужно было видеть, как горячо благодарили Екатерину Тихоновну узники приватизации.
Я же, подражая господину Гайдару, сказал, обращаясь к ним:
— Господа узники! Вы видите, как много делается для вас в нашей квартире. Вы демократически вели себя, и мы вас социально защитили. Но помните и об ответственности, которую накладывает на вас это. Отныне совесть должна быть противовесом для всех дурных мыслей, что появятся в вас. Учтите, что это говорим вам мы — я и ваш всенародно избранный вами президент Борис Николаевич. Вы ведь знаете, что кто-то ведет нас сверху.
Моя речь поразила даже генерала Гришу Орлова.
— Не пойму. — сказал он Екатерине II Поляковой, кивая на меня. — Кто он?
— Это Феденька наш! — сказала Екатерина Тихоновна и поцеловала меня в щеку.
Я же подумал, что она не обманывает, когда говорит, что чувствует половое сношение на расстоянии.
Многое сейчас смущает меня в действиях правительства.
Министр Козырев очень умный, но, по-моему, слишком добрый и слишком какой-то голубоватый человек. Сейчас он так ведет себя, что кажется, будто он и русских хочет чуть-чуть евреями сделать, добиваясь для них двойного гражданства.
Но зачем, зачем это?
Соединяться надо, разумеется, но ведь совсем не так!
Русские все равно все поймут неправильно и обязательно по-своему.
А главное: зачем?
Ведь Борис Николаевич уже велел Чубайсу дать каждому русскому по ваучеру, на который можно купить три кило колбасы на дорогу до Обетованной Галактики.
Зачем русским еще и двойное гражданство давать?Между прочим, у нас в квартире уже есть два еврея — Абрам Григорьевич Лу- пилин и Давид Эдуардович Выжигайло.
Я всегда смотрю на них: на одного — с уважением, а на другого — с восторгом и надеждой. Меня восхищает то, что он незаконнорожденный сын Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе.
Радостно на душе, когда думаешь об этом, — все-таки сумел человек в жизни устроиться.
И все-таки, несмотря на все трудности, кажется, кончается это полетное время — время «В».
Кажется, уже скоро мы сможем по-своему распорядиться своей собственностью, добытой в трудной борьбе.
Сегодня долго говорил с Давидом Эдуардовичем. Он сказал, что готов переправить меня в Рельсовск. Он уже приготовил там трехкомнатную квартиру, и если мы обменяем с ним наши квартиры, он даст мне на карман и денег, как в нашей, так и в грузинской валюте.
— Зачем мне деньги, Давид Эдуардович? — спросил я. — Мы ведь спешим в Галактику Обетованную...
— Валюта не помешает.— сказал Давид Эдуардович. — Потребуется на расходы, чтобы как следует приготовиться к перелету.
Какие все-таки умные и добрые эти грузинские евреи, особенно если они из Рельсовска.
До слез было больно огорчать Давида Эдуардовича и самого себя, но я вынужден был отказаться от сделанного мне предложения.
— К сожалению. — сказал я, — к своему глубокому прискорбию, я не смогу принять ваше предложение, уважаемый Давид Эдуардович! Вы ведь знаете, что хотя квартира и принадлежит мне, но в ней проживает моя вторая супруга Екатерина Тихоновна Полякова. Она не хочет ехать со мною в Рельсовск. Кроме этого, в чулане моей квартиры живут заключенные — майор Лупилин и бывший депутат Векшин, который никакого отношения к квартире не имеет, но выгнать на улицу которого невозможно, потому что вряд ли он во второй раз сможет устроиться на депутатскую работу. Наконец, как вам должно быть известно, в квартире проживает и генерал Орлов, которого хотя и хотелось бы выгнать из квартиры, но вряд ли удастся сделать это, потому что генерал может побить вас. Я говорю все это, глубокоуважаемый Давид Эдуардович, чтобы не водить вас за нос. Как бы ни желали мы с вами достичь консенсуса, но эти обстоятельства, о которых вы, вероятно, не знали, не дадут нам осуществить наш план.
— Но сами-то вы согласны?! — спросил Давид Эдуардович.
— Сам я согласен. — ответил я. — Если, конечно, может иметь какое-то значение согласие человека, обремененного друзьями-зэками, женой и еще генералом, который спит с его женой.
— Ну, а это мы посмотрим. — сказал Давид Эдуардович.
— Посмотрите, Давид Эдуардович, — грустно сказал я. — Обязательно посмотрите.
Здоровье голубовато-зеленого Бориса Ельцина портится, но — слава Богу! — пока все тихо на улицах. В Москве — спасибо за это мэру Лужкову, а у нас — мэру Собчаку.
По вечерам, когда мэр Лужков собственноручно купает своих дочек, его бей- тары, натянув на лица женские чулки, проходят Красной Пресней, охраняют покой господина Лужкова и дочерей, которых он купает, как написано в газете, в корыте.
У нас покой охраняют омоны Собчака.
Слава Богу, скоро уже кончается это время «В».
Скоро мы все заживем в Обетованной Галактике.
Как страшно и тревожно бывает порою в полетном времени.
Еще вечером мы пили вместе с генералом Орловым и моим шурином в кухонной рубке, а сегодня выяснилось, что Орлов вынашивал планы государственного переворота и готовил казачью сотню для уничтожения многих видных чекистов нашей демократии.
Об этом рассказал мне шурин.
Оказывается, когда я заснул на диване, генерал Орлов решил начать переворот, и когда шурин воспрепятствовал этому, Орлов, боясь разоблачения, разбил себе голову о батарею парового отопления.
Шурин мне чем-то очень симпатичен.
Есть в нем что-то очень надежное .
Во-первых, он очень похож на свою сестру Екатерину Тихоновну. Во-вторых, он отчаянно смелый человек. Настоящий мужчина в женском чулке.
— Где генерал сейчас? — спросил я.
— Далеко. — ответил шурин и усмехнулся.
— Мужайтесь, Федор Михайлович! — сказал Давид Эдуардович.
Я предложил почтить память генерала минутой молчания, а потом, когда шурин ушел на службу, хотел пойти к Екатерине Тихоновне, но Екатерина Тихоновна сказала, что не нужно менять наших супружеских отношений.
— Но ведь генерала Орлова больше нет! — воскликнул я.