И в разговорах рельсовцев все реже попадались прежние, старорусские слова.
— Эксклюзивный дистрибьютер фирмы «Яков Макаронкин». — представлялся рассерженным покупателям директор какого-нибудь «шопа».
— Отрубей бы пачечку. — оробев, просил клиент. — Или очистков картофельных пару килограммов.
— У нас теперь бартер, — снисходительно улыбался эксклюзивный дистрибьютер. — Рельсы, медь. Все конкретно. Хошь очистков купить, конвертируемую валюту неси. Мани-мани, валенок! Баксы, одним словом!
В комитетах охраны рельсы разговоры, разумеется, велись другие, но тоже для постороннего человека не вполне понятные.
— Консенсус... Импичмент. Спикер. — мелькали тут слова.
Человеку, никогда не бывавшему в Рельсовске, невозможно поверить, что, не взирая на столь явные приметы грядущего исчезновения, сами рельсовцы ничего не замечали.
Увы, это так.
И дело тут не только во всеобщей удрученности по поводу исчезновения евреев, не только в умственной хмари, мешающей замечать иностранные буквы на вывесках и непонятные слова в разговорах.
Странно, конечно, но главную роль в равнодушном привыкании горожан к новизне сыграл человек по имени Марк Кузьмич Калужников.
О! Он был истинный русский патриот.
Марк Кузьмич ходил в хромовых сапогах, рубашке-косоворотке, играл на гармони, и его знал весь Рельсовск.
К тесному знакомству с Калужниковым, опасаясь прослыть антисемитами, просвещенные горожане не стремились, но истинным патриотом признавали безоговорочно и втайне надеялись на него, как надеялись жители древнерусских городов на своих богатырей, отправленных в степь, на заставу.
Хотя и позволяли себе рельсовцы подшучивать над хромовыми сапогами Марка Кузьмича, над его косовороткой, но втайне были уверены, что пока есть Ка- лужников, до тех пор ничего плохого с русскими не случится, а если и возникнет опасность, Марк Кузьмич в своей косоворотке, в своих хромовых сапогах встанет и посечет злодеев богатырским мечом.
Вот и в то утро, когда врасплох застигло рельсовцев страшное известие об исчезновении всех русских (об этом объявил по местному радио глава администрации Яков Абрамович Макаронкин), горожане двинулись со всех концов города к дому богатыря-патриота.
Они шли сюда, не таясь...
Во-первых, час мужества пробил на рельсовских часах, а во-вторых, коли евреев нет, значит, и антисемитов быть не может. — так рассуждали рельсовцы и безбоязненно стекались к избе народного заступника.
А здесь.
Здесь, как выстрел из-за угла, ждало их страшное известие. На стене избы русского богатыря Марка Кузьмича красовалась вывеска: «Офис Полулитрового банка Брокер Марк Калужников и К°».
Трудно, а может, и невозможно описать смятение, охватившее рельсовцев в то туманное утро.
Старожилы говорили, что такое наблюдалось в Рельсовске лишь во времена нашествия Батыя, когда к стенам города подступили орды свирепого хана.
Нестройные крики и вопли раздавались на площадях и плохо заасфальтированных улицах. Женщины уходили прятаться в сумрачную глубину оврагов, в домах плакали брошенные дети. Горе и скорбь воцарились в городе.
В многочисленных брокерских конторах и Комитетах охраны рельсы шли в те дни беспрерывные заседания. Брокеры и членкоры яростно обвиняли друг друга в разразившейся катастрофе.
— Ни одна сволочь не исчезла бы из города, если бы мы успели продать рельсы в ближнее зарубежье! — кричали они. — Пешком-то далеко не уйдешь!
— Нет! — еще яростнее возражали членкоры. — Это не есть правда. Если бы удалось достигнуть общественного консенсуса, рэкетиры сумели бы отловить всех дезертиров, невзирая на их национальность и средство транспорта. Никто не исчез бы из нашего города, столь знаменитого нашествием Батыя и приездом Бориса Николаевича Президента.
В промежутках между дискуссиями и дилеры, и членкоры сочиняли возмущенные телеграммы в столицу нашей Родины — город НАТО.
Телеграммы — увы — так и не удалось отправить, поскольку выяснилось, что телеграф уже шесть месяцев назад был приватизирован, и в его залах разместилась центральная биржа Рельсовска.
— Если бы я знал! — рвал на себе волосы бывший глава администрации, а сейчас президент Двухлитрового банка Яков Абрамович Макаронкин. — Если бы я знал такое, разве стали бы мы приватизировать телеграф? У нас еще больница не приватизирована! Ведь и в школе можно было биржу разместить. Что там, в школе, делает Пятилитровый банк господина Громыхалова?
— А что в детском саду делает ваш двухлитровый банк, господин Макарон- кин? — кричал в ответ уполномоченный Пятилитрового Банка господина Гро- мыхалова. — Вы хотите сказать, для Центральной биржи не хватило бы места в детском саду?!
Да.
Такого взлета патриотизма не помнили площади древнего Рельсовска со славной поры двенадцатого года, когда собирали здесь ополчение для армии фельдмаршала Кутузова.
Яростные споры не стихали на площадях дотемна.
— Рельсовск есть русский город! — торжественно объявили на своем заседании членкоры.
— Нет! — решительно опровергли их брокеры. — Рельсовск не есть не русский город!
— Брокер есть набитый дурак! Рельсовск всегда будет русским городом.
— Это членкор не есть умный меншен! — отвечали дилеры. — А Рельсовск не есть иностранный штадт.
После чего дискуссия неотвратимо перерастала в драку.
Дрались в тот день повсюду.
Дрались на городских стритах, дрались в оврагах и даже на крышах офисов тоже дрались.
— Есть!
— Не есть! — гремело в облетевших садах и брокерских конторах, на пригородных перронах и в Комитетах Охраны Рельсы.
Особенно отличился в те дни Петр Николаевич Исправников, недавно назначенный директором НИИ Человека и Трупа.
Не опасаясь уже прослыть антисемитом, он носился по Рельсовску и, не разбирая, работал кулаками, едва только замечал недостаток патриотизма.
— Ах ты, сука! — говорил он и с разворота лупил прямо по зубам.
Особенно сильно в тот день досталось от него известному своими антисемитскими настроениями Вите-райкомовцу, а также поэту Евгению Иудкину, который трудолюбиво, как бурундук, стремился запечатлеть в стихах Второе исчезновение, поскольку за поэму о Первом исчезновении он получил Большую литературную премию «Пэн-дилер».
Забегая вперед, скажем, что цикл стихов Евгения Иудкина о Втором исчезновении, который он завершал, залечивая полученные увечья, был отмечен литературной премией «Золотая рельса».
Побили, между прочим, и надежу — богатыря Марка Кузьмича.
Но это случилось еще утром, когда громили «Полулитровый банк Брокер Марк Калужников и К°».
ПЯТОЕ АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ