— Пока жива, как видишь — проворчала я, отряхивая джинсы.
— Пока? — одна его бровь причудливо изогнулась, явно выражая иронию.
Где только мой адрес откопал? — я копалась в карманах куртки в поисках ключей.
— В деканате взял, — он пожал плечами.
— В деканате?!! — от удивления ключи из моих рук упали на пол, громко звякнув.
— Максим Валерьевич с превеликим удовольствием помог мне в этом, — Сказал он.
— Ээээ… — интересно, у меня глаз не дергается? Что бы наш декан «с удовольствием» с кем то чем то поделился, надо быть не менее чем президентом.
— Вот, он подал мне ключи, а сам поднял мои пакеты. Я только хотела возмутиться, как открылась соседняя дверь и, в промежуток между косяком и дверью, высунулась противная рожа соседки, первой сплетницы района. Вытянувшаяся физиономия работницы языка и телефона, не предвещала мне ничего хорошего.
— Лиииночка… — ее дребезжащий голос и противная манера вытягивать гласные, заставила нас вздрогнуть. — А что ты тут деееелае…
Наглый тип не успел заметить, как дверь была открыта и он был насильно впихнут в квартиру.
— Я тут репетитора наняла, а время деньги, — с этой отмазкой, я вломилась в квартиру и громко хлопнула дверью перед любопытным носом соседки. — Что ж у тебя за привычка такая, жизнь мне портить, а?
— В смысле?..
— Теперь у меня под дверью засядет отдел нравов, собранный со всего подъезда… бдящие за жизнь молодежи старушки, которым кроме этого заняться то и нечем.
— Чего? — видимо с таким «спецназом» он никогда раньше не встречался, а за дверью были слышен стук открывающихся дверей, тихие шаги по лестнице и шорох у замочной скважины.
— На прошлой неделе, Ленку с третьего этажа е парень провожал, в щеку поцеловал, так эти мегеры такой слух пустили, что бедняга тихо вешается.
— Ничего себе, — присвистнул он.
— Теперь до четырехчасового сериала они будут караулить тебя у двери, что бы устроить расспрос с пристрастием, — я плотоядно улыбнулась. — Пойдешь?
— Издеваешься?! — на этот вопрос я нагло кивнула и прошла в комнату, скинув кроссовки в коридоре. Похоже он не на шутку испугался, т. к. повинуясь моему жесту, молча(!) разулся, положил пакеты на кухню и огляделся. Он подивился моей коллекции маленьких картин и зарисовок, я умолчала, что половина из них вышли из под моего карандаша. — Уютно у тебя здесь.
— Конечно, я три стипендии на обои и краску потратила, — о том как я материлась, делая в квартире ремонт в одиночку, измазавшись клеем и краской…
— Одна живешь?
— А что не видно? — я запихала в холодильник продукты.
— Характер никого не привлекает? — съехидничал он развалившись на мягком уголке.
— Да, измельчал род людской, — пафосно продекламировала я, ставя чайник на плиту. — Бояться мужики ответственности, вот и приходиться женщине самой в горящую избу лезть и коней на скоку останавливать!
— А вот с этим можно поспорить, — обиженно протянул мой собеседник.
— Делать мне больше нечего? — я, наверное, с ума сошла впустив его в свою маленькую крепость. Хотя, если из двух зол выбирать, то я лучше часик во вражьем обществе проведу, нежели в обществе «отдела нравов». — Ты лучше представься. Врага надо знать в профиль, в анфас и по имени отчеству!
— Почему врага? — возмутился он.
— А кто мне всю жизнь испоганил? — спросила я, он же сделал вид, что смутился.
— Я Андрей, — сказал он, а что, ему подходит.
— Ну типа приятно, — усмехнулась я. — Что целый час делать будем?
— Знакомиться, — предположил он.
— Нееее… — я скривила рожицу. — Хотя… Нет, не пойдет… О, ты готовить умеешь?
— А ты? — что за дурацкая привычка вопросом на вопрос отвечать?
— Я то умею, но мне, честно говоря, лень! — я с издевательской ухмылочкой похлопала его по плечу. — Ты провинившийся, так что готовь, а я пока переоденусь.
С этими словами я подхватила пакет из аптеки и потопала в свою спальню. Прикрыв дверь, я достала лекарства и тугие бинты, это те что эластичными называются. Сняв рубашку и оставшись в джинсах и коротком топе, я оглядела слегка припухшую зону ребер, кровоподтек, величиной с арбуз, переливался всеми цветами радуги. Морщась от боли я обработала поврежденное в бою место специальной мазью с труднопроизносимым названием. Н-даааа… благодарить своих родичей за тонкокостную фигуру, доставшуюся мне в наследство явно не стоило. Почему женская комплекция настолько хрупка, а у меня вдвойне хрупка, аристократическая(Правда это было довольно давно и не правда). Чтоб их всех! Я размотала бинт и мрачно осмотрела сие средство для мумифицирования моей персоны. Вопрос: как мне в него замотаться? Причем сделать это надо довольно туго, а это поверх синяка и двух сломанных ребер! Иначе буду ходить кривая, а это ни есть гуд.
Почертыхавшись с десяток минут, я умудрилась сделать один нахлест, но при затягивании взвыла в голос от адской боли.
— С ума сошла? — Андрей, увидевший меня согнувшуюся на кровати и тихонько подвывающую на одной жалкой ноте, подбежал ближе и присел рядом. А уж заметив яркий окрас моих ребер, округлил глаза, словно они у него на девятом месяце беременности. — У тебя же ребра сломаны!
— Уууууууууууу… сгинь извращенец! Достал со своей так называемой помощью. — Я посмотрела ему в глаза, — И не смотри на меня с таким выражением лица! Не надо мне твоего милосердия, сама управлюсь!
— И что ты ворчишь, как побитая собака? — он лишь покачал головой.
— А ты не строй из себя ангела спасителя! — сказала я, пытаясь подняться. — Ты все делаешь с такой миной, что даже противно становится.
— Ну спасибо…
— Всегда пожалуйста, — прервала его я.
— А то что ты без помощи умереть от болевого шок ты не подумала? Тебе себя не жалко? — возмутился Андрей.
— Не жалко, — и это правда, себя я никогда не жалела. — И что?!
— Хватит дурью маяться, сказал он, усаживая меня вертикально. — Дай бинт.
— А скальпель тебе не дать? — мне, почему-то, нравилось видеть, как маска невозмутимости сползает с его холеного лица.
— Лучше помолчи, — сказал Андрей, аккуратно меня перебинтовывая. Но все же, как он не старался, при затягивании бинта на сломанных ребрах, я вскрикнула от боли и, потеряв сознание, полетела в ту же темную дыру.
Темная пещера… только блики от пламени костра освещают холодные своды. Подол когда то белоснежного платья разорван на бинты, как и его белая рубашка… Плавными движениями, аккуратными, очень осторожными… боится причинить боль… он перебинтовывает две раны на спине… моей спине. Но боль остается, жуткая, всепоглощающая, но я держусь. Почему? Не потому ли, что руки, так нежно сжимающие мое израненное тело, внушают мне чувство абсолютной защищенности от всех прошлых невзгод? Наверное… Когда он прикоснулся к моему лицу, я схватила его руку и поразилась ее полной материальности, что же это за сон такой?! Услышав тихий смешок, я подняла взгляд и окунулась в безграничную синеву его ласковых глаз…
Минут пять я обалдело пялилась на Андрея. И только потом поняла, что очень сильно сжимаю его руку…
— Тебе больно? — поинтересовался он.