Юмор кочевников Див понимал относительно правильно. В том смысле, что они с трудом переваривали закон корпораций.
А теперь отвечай на вопрос.
Механизм, к которому она его подключила, стал лихорадочно дергать причудливой ножкой, вырисовывая на бегущей бумаге ровный заборчик из непрерывных чернильных линий.
— Тебя сюда прислал Тьюринг?
— Нет.
— А кто? Джамал? Не кивай — отвечай на вопрос. Какое сегодня число?
— Двадцать второе.
— День?
— Вторник.
— Мы сейчас где?
— На свалке.
— Ты работаешь на корпорацию?
— Нет. Это твоя работа, — перебивая действие какой-то странной магической машины, задал вопрос колдун.
— Какая?
Девушка отвлеклась. Ее голубые глаза расширились.
— Синий кокаин.
— А, эта! Ага. — Васильковые глаза, широко распахнутые и лучащиеся на солнце голубизной весеннего неба, смотрели на него как с того самого образа на голопроэкции Хосаки. Он заметил железную трубку покоящуюся на вбитой в груду хлама полке — возле ее импровизированного рабочего места.
— Зачем ты это сделала? Показала свое лицо? Это конечно смело, но…
— Самореклама, а заодно и просветительская работа.
— А если они тебя найдут?
— Ну и что, — она вновь откинула чубчик и сверкнула разъемом. — Что с того?
Ее глаза насмешливо следили за ним поверх розовой кружки.
— Они найдут меня, а я скажу: ну и что? У них нет никаких доказательств. Я пробила голопроэкцию через чужие линки — представляешь, как мне пришлось перевыпендриться — и не со своего опсиса. А этот хлам, — она махнула рукой в сторону развернувших голографические прямоугольники хрустальных шаров, — я разгоняю до нужной скорости. Сейчас я подсоединилась к одному из программных обеспечений замка Осаки. Их ребята способны вытащить из моих малышек фабричные номера и определить место локации. Так что приходиться постоянно двигаться.
— Я давно хотел спросить, но как-то все было не у кого. Что такое Тьюринг?
— Это союз компаний действующих на одной платформе — базе. Но независимо друг от друга. А когда какой-нибудь засранец вроде тебя или меня надумывает совать нос в их дела, они объединяются и перемалывают его в форшмак. Как гигантская мясорубка. Они очень любят играть в игру «угадай, кто дохлая рыба». Если ты связался с Тьюрингом, ты — дохлая рыба! Усек?
Она улыбнулась. Самое время было завести деловой разговор.
— У меня в голове торчит этот чип, потому что мне один раз поджарили мозги и теперь у меня краткосрочная память. Понимаешь, разговариваешь с человеком, флиртуешь, трахаешься, а наутро просыпаешься, а в голове ни черта. Ни черта, понимаешь. Кто он такой, где, когда? Со всем остальным — то же самое. Почему я не сплю уже трое суток. Вообще, мой рекорд больше чем трое суток, — она углубилась в одну из голопроэкций опсиса стоявшего ближе к нему, и он мог видеть кучу цифр из единиц и ноликов, проплывающих в медленном танце по заиндевевшей поверхности бело-голубого экрана. — Четверо. Иногда пятеро. Но тогда я теряю сознание. Был когда-нибудь в матрице? Я имею в виду не подпрограммы гоняемые Башней Покрова и Хосакой, а настоящую свободную Матрицу.
— Нет.
— Там не так как в обычных корпорационных пространствах. Там как бы это сказать… этому месту много сотен лет, но там все по-прежнему двигается, все работает. Там так и не так… Жокеи в основном не пересекают черту, работая с оболочками. Но как по мне это намного сложнее, потому что приходится слишком много усилий выкладывать на то, чтобы спрятаться. Некоторые из них работая в свободной матрице, заключают сделки с кем-то или чем-то. Эти кто-то или что-то очень напоминают гигантские подпрограммы или программы, но двигаются так, будто обладают собственной волей. Очень большие объемы памяти. Так что если запихнуть их сюда, — она положила ладонь поверх хрустального шара, — шина этой малышки просто не выдержит. Поэтому дело с ними доводится иметь только в Астрале. Но я с ними сделок не заключаю. Поэтому меня называют святою. — Он только-только распознал ее запах — очень приятный, расслабляющий, под которым хочется распрямить все тело и вдохнуть полной грудью, прежде чем отойти ко сну. — Люди подобные Джамалу верят в то, что они Лоа — Боги инфопространства. Легба, Домбала, маман Бригитта. Слышал такое? По мне так они всего лишь на всего поумневшие вирусы, и, в общем-то, не заслуживают почитания. Джамал тем не менее религиозен до мозга костей и болтает о всяком…
— О чем?
— Сама толком не понимаю, — танцующая в электромагнитных импульсах пожала плечами. Это начинало перерастать в дурную привычку. С тех самых пор как ему впервые посчастливилось ознакомиться с этим делом, все вокруг только и делали, что пожимали плечами, включая его самого. Смешно было надеяться на консисторию, потому как она не располагала реестром служащих конгрегации святой канцелярии. А продолжать тему Домбалы, Легбы и маман Бригитты было довольно сомнительной надеждой на выявление фактов.
— Технически это то же самое, — рассматривая иглу микросхемы, подняла она на него глаза, — но сейчас я занята. Я не могу вытащить свою, чтобы мои старания не накрылись медным тазом. Как на счет того, чтобы повременить с этим делом? Или я могу изготовить тебе переходник на сенсориум… Вижу ты не в восторге. Но у меня есть один старый хрен. Он частный коллекционер и держит свою аптечную лавку. И у него там куча сенсориумов. Ну, так как?
У частного коллекционера он побывал во втором часу. Найти его не составило большого труда, и беседа их завершилась в сухом подвале, обставленном видавшей виды конторкой. Старику не хватало компании, и его несомненно польстила мысль о том, что его коллекция может помочь в расследовании. Как истинно верующий он намеривался поддерживать добрососедские отношения не только со Святой церковью, а как выяснилось и с консисторией и с Opus Dei.
Старик и впрямь оказался милым. В том плане, что не докучал ни расспросами, ни предположениями. Он сразу забился в угол и на протяжении всего времени что-то взвешивал на аптекарских весах, копался в колбочках и флакончиках, смешивал декокты и настойки, готовил какую-то мазь. Потом сам предложил посещать его, если на то возникнут необходимости. А необходимость возникнуть могла, о чем Див сразу предупредил: «…и возникнет она не менее чем на неделю» — ибо воспоминания клерика были надежно изолированы от него. Не зная ни мест, ни событий можно было месяцами тыкать пальцем в небо. Что он и делал. Но как сказал один из мудрых мира сего: «Из всех фраз из всех комбинаций слов «дверь в подвал» звучит прекрасней всего»; а если долго тыкать пальцем в небо, то наверняка попадешь в нужную птицу.
Мне точно известно, что их было не пятеро, сказал он себе. Тех, кто ушел не замеченным, тех, кто остался в живых, было двое или, по крайней мере, один.
Восприятие и память не одно и тоже. Места и события — все размазано. Только особенно острые чувства давали хоть какое-то представление о случившемся. И все же он смог разобраться. Смог вычислить их даже не прибегая к памяти клерика. Сюрикены. Ни у кого из упокоенных не было бандажа, ни у кого в личных вещах не оказалось ни одного такого устройства — раскрывающиеся в полете звезды. Так что если зажать при броске пальцами большого и указательного две плоскости на сдвоенных дисках, срабатывали встроенные механизмы, расчехляя голубые тонкие лезвия. Чему видок, казалось, не придавал никакого значения. Он, вообще, старался как можно меньше уделять внимание каким бы то ни было мелочам. Его кажущаяся рассеянность могла обмануть кого угодно, кто находился в нетрезвом виде, но алкоголь открывал доселе неизведанные горизонты. И Див усомнился в рассеянности начальника розыскной службы. Прикрыть это дело, судя по всему, было его главной задачей.
Corpus delicti определен: нападение с целью ограбления, — улыбнулся он своему отражению в стекле, открыл балконную дверь и прошел на лоджию.
И все же консисторию не устраивала такая формулировка. Она настоятельно рекомендовала оформить ее в подобие нападения на служителя церкви с целью дискредитации местной власти, а как следствие и подрыв духовной жизни мирян, впадение в ересь региона, на котором было изобличено злодеяние, несущее за собой смертную казнь повинных в том граждан, если таковые ими являются…
Или она не устраивала конгрегацию святой канцелярии, в чем, в общем-то, была небольшая разница.
«Если таковые ими являются» и если будет кого искать, ухмыльнулся Див, выпуская дым на панораму открывшейся перед ним улицы.
Больше всего ему не хотелось переступать порог консульства. Но архиепископ не единожды намекал, что может возникнуть скандал, тряся при этом всеми тремя подбородками и щеками в голопроэкции оптической системы индивидуальной связи. Наигранность его желчи читалась между строк как само собой разумеющееся. Но из архиепископа был чертовски плохой актер и заверения в том, что представитель Номмары наравне с остальными подпадает под подозрение, было как-то притянуто за уши.
— И насколько вас хватит, ваша милость, при таких-то нагрузках?
— Чушь, — не понял архиепископ, тряхнул бровями и сузился до размера точки. Она все еще опалесцировала над столом, отражаясь в латунной оковке.
Мотыльки, бьющиеся о раскаленное стекло фонарей, кружились в своем безрассудном танце. Их пульсирующие тела сгрудились вокруг одного столба и начали складываться в мимику Мизели Гранжа. Какой-то фокусник меж разбегающейся по домам толпы поднял руку и помахал. Див покрутил ему у виска, и буффонадская улыбка раскрашенного красным рта сползла с лица подобно оплывшему воску.
…оплывшего воска… из оплывшего воска… нарисованная улыбка… клоун… фокусник… идиот…
Табуретка разлетелась вдребезги. Вспышку гнева было не остановить.
В последнее время с ним начало происходить что-то неважное. Каждый день выпивал из него все силы. Вышелушивал. И теперь он сидел на коленях на кухне полностью опустошенный и немного пьяный от приступа. Он лег спать прямо там, в обломках разбитого им табурета. Не открывал дверь стучавшему хозяину гостиницы, пока тот не ушел, оставил его наедине с самим собой, и зажегшиеся огни жильцов встревоженных его поведением не погасли. Завтра он вновь будет добропорядочным господином, в котором вновь и вновь поднимается ярость, но он тушит ее, и при свете дня она становится совсем незаметной, бледной и бессильной выплеснуться из его крепко сжатых ладоней. Конечно же, он оплатит ущерб. Завтра же он переедет к Полю; и монастырь, чтобы ни говорили, обладает своей особой магией. И ему не придется спать в келье, хотя это самое последнее из удобств, о котором он беспокоился.
Все что не убивает нас, делает только сильнее.
Так сказал один из философов, книгу которого он прочел еще будучи в подмастерьях у Черноборода.