Но тут его лицо расплылось в ухмылке.
— Ах ты чёртов сукин сын!
И расхохотался, подняв голову к зловещему небу. Небеса ответили ему тяжёлым раскатом грома и паутиной ярких вспышек где-то над западным лесом. Теперь он выглядел родившимся заново.
— Ладно, паря, рвём когти. Глядишь, ещё выберемся живыми.
Шлёпнувшись с лестницы в мокрую вонючую грязь у восточной стены здания, засеменил за Фёдором, превозмогая боль во всём теле. Потрескавшаяся асфальтированная дорога, окаймлённая битым бордюром, полоска земли, заросшей непонятной травой, и мы у сетчатого забора, по верху которого извивались лохмотья колючей проволоки. Сначала хотел свернуть и поискать лазейку в металлической сетке, или подкоп. Но, видя, как проворно преодолевает этот отрезок пути мой спутник, я полез за ним. Несмотря на изодранную в клочья одежду, несмотря на глубокие царапины на руках и ногах, на рваные раны на лице, защищая глаза, я упорно прорывался сквозь проволоку. Я хотел жить.
Дорогу нам преградил тёмный занавес леса. Жутко не хотелось снова туда соваться. Но, мнимая опасность куда приятней реальной, сидящей сейчас на хвосте. Эх, была — не была… Мы вступили под мрачный полог. Раннее утро ещё было в своих правах, шёл дождь, над лесом стояли туманные сумерки. А под его естественным занавесом вообще было ни черта не видно. Фёдор преднамеренно не стал включать фонарь. Мои раны кровоточили, синяки и ссадины занудно свербили. Адреналин постепенно растворялся в крови. Несмотря на полноценный сон, я чувствовал себя абсолютно выжатым. Мы брели долго, может, час или два — я совсем потерял счёт времени. Ноги переставали слушаться, а мы всё шли и шли. Наконец силы окончательно оставили моё истерзанное тело и я рухнул на ковёр мокрых листьев. Фёдор присел рядом.
— Ничего, братишка, такое бывает. Ты уже немало повидал, но должен признать, держишься молодцом. Отдохни. Сейчас мы ушли достаточно далеко, чтобы они нас нашли. Да они в лес-то хрен когда сунутся, ссыклявые все, как один. Только и могут, гниды, что на вертушках кататься и беспределить, суки позорные… — последние слова были исполнены шипящей неистовой злобы.
Мой взгляд, попривыкший к темени, выхватил руки Фёдора, закрывшие лицо. Мой спутник замолчал. Временами я воздух сотрясали тяжёлые мужские всхлипывания. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мой проводник подал голос. Голос был твёрд. От недавних страданий не осталось и следа.
— Сейчас около семи утра. Через час-полтора совсем рассветёт. По моим подсчётам, к тому времени мы выйдем к «железке». Относительно спокойный участок. По «железке» километров пять на юг — там будет станция и при ней деревенька. За деревней поворачиваем опять на восток, проходим лесок небольшой, а за ним… Лафа, короче. Солнышко светит, птички поют, собачки по полям да по лугам носятся, гадят от радости, новички в песочницах играются, а вокруг ходят гопнички и люлей всем по очереди прописывают. Красота… Если последних вниманием обделить, то вполне мирный район — хоть разденься и загорай. А там у любого встречного спросишь где кордон, он тебе с радостью укажет, откуда полчаса назад сам вышел. Аномальная активность отсюда и до самой границы — минимальна. И в этом часть нашего везения, которого не так много. Ты мотай на ус, пока я рассказываю. Постигай географию. Случиться может всякое, но одно я тебе могу обещать — вытащу я тебя отсюда живым и здоровым. И гореть мне на АЭС, если не вытащу! Четверых я уже потерял. Один из них на моей совести. Молодой меня теперь до конца дней моих терзать будет. Но тебя я Зоне не отдам. Любой ценой, хоть ценой своей жизни, но вытащу!
Мне было его жалко. В плотных сумерках леса лица было не разобрать, но по голосу всё было понятно. Тяжёлые страдания кипели внутри него. Разрывая его своими чёрными лапами, пытались вырваться наружу. Хоть и незаслуженно, но в смерти своих товарищей он винил себя.
— Ты мне как брат теперь. Последний, кто у меня остался на этой чёртовой земле, будь она трижды проклята!
Сталкер совладал со своими эмоциями и не дал им снова вырваться наружу. Он лишил себя этого права. С этого момента, кроме ответственности за мою шкуру, он водрузил на свои плечи ответственность за своих падших товарищей. И если выйдет отсюда со мной, тогда и они успокоятся — наверное, так он считал. Хотя, быть может я и ошибался. Но Фёдор был полон решимости.
Над лесом полыхало электрическое зарево. Ручейки небесной влаги быстро сбегали с листа на лист, и опадали к нашим ногам. Шли минуты. Мы продвигались на восток. Вокруг стояла тишина, если не считать неистовой бури где-то там, над кронами. Казалось, Фёдор ориентируется на нюх, вовремя перепрыгивая коряги, скрытые в плотном сумраке тёмной синевой бурных трав и кустарника, и своевременно предупреждая меня о кочках и ямах. Чувствую, если б не мой опытный проводник, я давно переломал бы здесь ноги. Вдруг я налетел на выставленную передо мной в упреждающем жесте руку. Мой спутник стоял, вглядываясь сквозь листву. Не знаю, что он там разглядел, я видел только тёмные стволы деревьев в радиусе нескольких метров. Подождав какое-то время, мы двинулись дальше. Несколько минут — и только тогда я стал замечать лёгкие просветы между деревьями. Спустя ещё какое-то время мы оказались на краю поляны.
Я прислонился к стволу дерева и сел, переводя дух, пока мой соратник прочёсывал взглядом местность. Его рука прорвалась сквозь клубящиеся тёмно-синим дымом стенки лёгкой дрёмы и ухватила меня за плечо.
— Время идти, сталкер.
Мы двинулись к центру поляны, где над землёй чуть приподнималась какая-то чёрная масса. Пара сотен осторожных, медленных шагов, и я смог разглядеть вросшую в почву примерно в середине поляны землянку. До мрачного сооружения оставались считанные метры, когда из-под земли показалась седая голова. Это был сутулый, худощавый старик. Поверх голого торса была накинута телогрейка, почему-то без одного рукава. Голову, за исключением обширной лысины на макушке, обрамляли жидкие свалявшиеся волосы, ниспадавшие почти до плеч. Сморщенное лицо было сплошь покрыто щетиной. Опираясь на грабли, старый улыбался во весь беззубый рот.
— Ёкарный бабай, да неужель-то на меня счастье такое-то свалилося! Это ж надо же, внучки мои приехали в деревню, дедушку своего навестить! Ий-эх…, - дед попытался что-то сплясать, чуть не рухнул, вовремя опёршись на грабли. — Это ж сколько лет, сколько зим, да. Я думал, забыли совсем внучки мои дедушку своего! Я ждал, ждал долго, и тут — раз тебе! Приехали, радость-то какая! Ну, подите ко мне, родненькие, идите, дедушка вас обнимет, поцалует…
Я был в шоке. Фёдор, так тот вообще чуть не рухнул где стоял. А старик, несомненно, был искренне рад, по сморщенному лицу бежали слёзы радости. Старый, прихрамывая, приближался к нам.
— Ах вы мои сорванцы маленькие, что ж вы про дедушку своего совсем позабыли-то, эх! Совсем не та молодёжь пошла, что раньше! Раньше-то дети, да внуки, не забывали своих стариков вот так вот! Раньше всегда часто в гости приезжали навестить, да повидать, да разузнать что да как, не то, что сейчас, да. Ну, идите к дедушке, обнимите, а то у дедушки ноги совсем больные стали, не ходють совсем.
Фёдор выглядел несколько растерянным, но я примерно понимал, о чём он сейчас думает. Мы изрядно потрёпаны, не помешало бы отдохнуть и поесть. А здесь — тихое, укромное место, возможно, единственное на десятки километров вокруг. Если риск и есть, то он минимален. Надо же… Я, кажется, начинал мыслить по-зоновски. Это несколько приподняло настроение. Удивительно, насколько быстро чернобыльская чума проникает в человека, растворяется в крови, проникает в мозг… А Фёдор, Фёдорыч, похоже, серьёзно вознамерился разыграть из себя любимого внучка.
— Ай-ай-ай, дедуля, сколько лет, сколько зим! Не забыли мы тебя дедушка, дела у нас были важные, вот и не приезжали как долго. Иди, хоть обнимемся! — Сталкер двинулся навстречу новоиспечённому деду.
— Неужель соскучились?
— Конечно, соскучились, дед, что за вопрос!
— Неужель дела были, засранцы вы маленькие?
— Конечно дедуль, ей-богу дела! Хабар-то нонче искать не то, что раньше… — Я включился в тёплый семейный разговор.
— И много так дел у вас было? Неужель не могли хоть на денёк к дедушке приехать?
— Не, дед, никак не могли! До хрена дел было, выше крыши! Вот! — Весёлым тоном отвечал «внучок» Федя.
Старик, вставший перед нами, резко изменился в лице. Холодный взгляд ударил в глаза Фёдору.
— Врёшь ты всё, щенок.
Фёдор тяжело рухнул на спину в паре метров от места, где стоял. Грабли — опора, третья нога деда — в мгновение ока стали оружием. Я действовал автоматически, забыв про ствол, кинулся врукопашную. Я занёс руку. И только тогда осознал, что из себя представляет этот хрупкий на вид старикан. Казалось, на секунду замерли все процессы в организме. Это крепчайшая рука двинула меня в солнечное сплетение. Проделав в воздухе кульбит, я грохнулся на травяной покров, не спасший меня от удара. Перед глазами и в голове поплыло, причём, кажется, в разные стороны. Боли я пока не чувствовал. В глазах кровь. На лице кровь. Во рту, кажется, тоже. Опёршись на дрожащие руки, попытался оторвать лицо от забрызганной чёрным травы. Грозная тень нависала надо мной.
— Ах вы, сукины дети, совсем забыли деда своего, щенки поганые! Я вам покажу, как старших не уважать, вы у меня узнаете, как обижать деда своего!
Я хотел что-нибудь ответить, возразить. Но язык — оружие, которым я владел профессионально — совершенно не слушался. Глаза залило водой. На фоне полыхающего предрассветного неба возвышалась размытая чёрная фигура. Схватив за рубашку, одна рука приподняла меня от земли. Через секунду вторая обрушила обратно, впечатавшись в щёку. Мир вокруг рассыпался на куски, глаз потерял фокус. Удар был не в полную силу. Он не хотел добивать меня быстро. Он хотел, чтобы я чувствовал боль.
Где-то за границами моего поля зрения полыхнуло пламя. Перед глазами немного прояснилось. Старик ковылял в сторону Фёдора. Сквозь звон в ушах пробивался отборный мат. Второй выстрел, почти в упор, доделал начатое. Сталкер целился в голову.
— Пидор старый… — Фёдор склонился над телом старика, переводя дух.
Опасность миновала. Мышцы задрожали и расслабились. Моё сознание уносилось летать по самым дальним и тёмным закоулкам мозга. Я весь окунулся в свой внутренний мир — мир неярких картин, нечётких образов и размытых лиц. Всё это носилось вокруг меня кругами-хороводами, причём, одни плясали в одну, а другие — в другую сторону. В тот самый момент, когда казалось, что вот-вот стошнит, оцепление разбежалось во все стороны, незримый пол под ногами исчез, а я опять рухнул на мокрую траву под ледяной ливень.
— Не спать, боец! У нас тут гость посерьёзней, — мой спутник усиленно тряс меня за плечо.
— А? Что?… — Такое ощущение, будто дрых без задних ног.
— Т-с-с-с! Гляди, там, откуда мы пришли, на самом краю поляны. — Фёдор понизил голос до минимума, я с трудом разбирал слова. Сталкер опустился рядом со мной на траву, перезаряжая двустволку. Я стал всматриваться туда, куда было указано.
— Никого не вижу.
— Смотри внимательней. Пару метров влево во-о-он от того куста…
Я продолжил наблюдение. Лёгкое преломление воздуха могло и померещиться в потоке дождя. Однако нет, оно двигалось. Медленно-медленно, крадущимися движениями. У меня внутри похолодело.
— Да, та самая тварь, которая утащила Молодого. Видимо, шёл по следу. Нюхастая, падла. Беги, сталкер.
— Не понял…
— Беги, говорю. А мы пока поговорим… — в голосе сталкера проскользнули зловещие нотки.
— Фёдор, я тебя не оставлю!
— Сматывайся, пока возможность есть! Это крайне сильная тварь! Вдвоём мы её не одолеем в любом случае! Оно четверых положит, если надо. Беги, я её задержу!
— Фёдор…
— Делай, что говорят!!! Либо ты выберешься, либо оба здесь откопытимся!!!
Да. Здесь, как нигде, хочется жить. Именно здесь понимаешь, осознаёшь всей душой, полный смысл жизни. Не важно, кто ты есть, чем занимаешься. Кем бы ты ни был, бизнесменом, банковским служащим, продавцом, учителем, бездельником по жизни, или простым журналюгой, как я — здесь ты осознаёшь, что на самом деле значит та жизнь, которую ты так не любишь. Вся та скука, всё то однообразие, с которым ты так привык сталкиваться ежедневно — всё это кажется таким спокойным и сладостным! Ты понимаешь — это и есть жизнь! Пусть, ты бежал от неё, сломя голову. Всё познаётся в сравнении. Несколько часов пребывания здесь дали мне больше сотни причин оставаться в том мире, откуда я пришёл. Жить там, не знать всего этого сумрака, жить, не зная всего этого ужаса, жить, любить в полной мере, отдавать окружающим всё то хорошее, что во мне ещё осталось. Встречать новый день, каждое утро открывать глаза, и окунаться, всем своим существом с головой погружаться, кидаться в новую жизнь! Жить, как никто другой, дышать всей этой рутиной! Моя прежняя будничная, счастливая — как я понял только теперь — жизнь, как я хочу снова ощутить тебя! Как я хочу вновь почувствовать дыхание свежего, пусть и изрядно разбавленного запахами промзоны, ветерка на своём лице ранним весенним утром! Как я хочу, выйдя из переполненного суетливыми людьми автобуса, пройдя эти пять свежих минут до редакции, вновь окунуться в душное пекло критических статей и замечаний, банальных обзоров светской жизни, криминальных новостей, россказней о личной жизни эстрадных кумиров, последних сводок о погоде, гороскопов, и подборки анекдотов на последней странице! Как я хочу сейчас не знать всего того, что творилось со мной последние несколько часов! Будь проклята эта сенсационная статья! Я хочу жить! Жить полноценно, не зная всего этого ужаса…