- Неважно, - продолжала Кэти. - Главное, ты слышишь его, правда?
И действительно, гроздь круглых колокольчиков, свисавших с карниза крыши, тренькала серебристым звоном.
- Прелестно, - согласилась Энн. - Но почему? Зачем тратить столько усилий на моделирование этого места?
Кэти тупо уставилась на подругу, словно пытаясь понять смысл вопроса.
- Потому что Кэти всю свою жизнь мечтала иметь такой приют, и теперь он у нее есть, и все мы живем здесь.
- Но ты ведь не настоящая Кэти, верно?
Она не может быть настоящей, потому что слишком молода. Кэти покачала головой и улыбнулась.
- Мы так давно не виделись, и теперь не знаешь, с чего начать, но это подождет. Мне пора идти. Я нужна нам.
Она повела Энн в хижину, сложенную из обветренных серых бревен, на которых еще остались куски коры. Крыша была покрыта живым дерном, на котором росли полевые цветы, и проседала в середине.
- Кэти нашла это место пять лет назад, когда проводила отпуск в Сибири. Она выкупила его у сельских властей. Хижина была построена двести лет назад. Как только мы сделаем ее пригодной для жилья, увеличим огород и разобьем грядки до самого ельника. Заодно собираемся вырыть колодец.
Огород радовал изобилием овощей, в основном, листовых: капусты, шпината, латука. Тропинка к хижине была обсажена подсолнухами, возвышавшимися над крышей и клонившими вниз тяжелые от семян головки. Хижина ушла на полметра в бурый суглинок. Да и сама тропинка была протоптана так глубоко, что больше напоминала канаву.
- Ты скажешь мне, на что намекала докси? - спросила Энн. Кэти остановилась у раскрытой двери и ответила:
- Кэти хочет сделать это сама.
Такой старой женщины Энн еще не видела. Она стояла у плиты, помешивая в дымящемся горшке большой деревянной ложкой. Заслышав шаги, она отложила ложку, вытерла руки о передник, пригладила седые волосы, заплетенные в косу и уложенные узлом на затылке, и повернула к Энн круглое миловидное лицо.
- Ну и ну!
- Верно, - отозвалась Энн.
- Заходи, будь как дома!
Внутри оказалась всего одна маленькая комнатка, и к тому же полутемная: свет с трудом пробивался через два узеньких окна, прорубленных в массивных бревенчатых стенах. Энн обошла захламленное помещение, служившее одновременно спальней, гостиной, кухней и кладовой. Вместо перегородок громоздились ящики с консервами. С потолка свисали связки сухих трав и белье. Пол, неровный и местами прогнивший, был покрыт обрывками ковра.
- Ты здесь живешь? - недоверчиво спросила Энн.
- Мне выпала огромная удача здесь жить.
Из-под печи выскочила мышь и поспешила скрыться в груде еловой щепы. Энн слышала, как ветер с долины посвистывает в печной трубе.
- Прости, - спросила Энн, - ты настоящая Кэти?
- Да, - кивнула Кэти, похлопывая себя по обширному бедру, - как видишь, все еще не откинула копыта.
Она уселась на один из расшатанных разномастных стульев и предложила другой Энн. Та осторожно опустилась на сиденье, оказавшееся гораздо крепче, чем на первый взгляд.
- Не обижайся, но насколько я знаю, Кэти любила красивые вещи.
- Той Кэти, которую ты знала, повезло понять истинную цену вещей.
Энн неожиданно заметила столик с изогнутыми ножками, инкрустированный отшлифованными полудрагоценными камнями и редкими сортами дерева. Столик явно выглядел не к месту. Более того, он принадлежал ей!
Кэти показала на большое зеркало в затейливой раме, укрепленное на дальней стенке. Еще одна вещь Энн!
- Я тебе их подарила? Кэти слегка нахмурилась.
- Не ты, а Бен.
- Объясни.
- До смерти не хочется портить твое свадебное настроение! Редко встретишь такое счастье!
- Ты о чем?
Энн отложила свой букет и ощупала лицо. Потом поднялась и подошла к зеркалу. В нем отражалось некое подобие сцены из волшебной сказки о колдунье и невесте в хижине дровосека. Невеста улыбалась, растянув рот до ушей. То ли она самая счастливая новобрачная во всем мире, то ли сумасшедшая в подвенечном наряде.
Энн смущенно отвернулась.
- Поверь, я совсем не испытываю ничего подобного, - пробормотала она. Скорее, нечто совершенно противоположное.
- Жаль...
Кэти поднялась и помешала в горшке.
- Я первой заметила ее болезнь, еще в колледже, когда мы были девочками. Но отнесла это на счет юношеской эксцентричности. После выпускного бала и замужества ей становилось все хуже. Приступы подавленности усиливались. Наконец врачи поставили диагноз: хроническая депрессия. Бен поместил ее в психиатрическую клинику, нанял отряд специалистов. Ей провели курс химиотерапии, шоковой терапии, даже старомодного психоанализа. Ничего не помогло, и только после ее смерти...
Энн встрепенулась:
- Энн мертва? Ну, разумеется! Как же я сама не догадалась!
- Да, дорогая, мертва уже много лет. - Но как?
Кэти вновь уселась.
- Когда решили, что ее состояние имеет органическую этиологию, пришлось увеличить количество серотонина в мозгу. По-моему, довольно мерзкая штука. Ну а психиатры посчитали, что болезнь стабилизировалась. То есть Энн не вылечили, однако она могла вести совершенно нормальную, на взгляд постороннего, жизнь. Но в один прекрасный день она исчезла. Мы с ума сходили! Искали ее повсюду, но она ухитрилась скрываться где-то почти целую неделю. Когда мы нашли ее, она была беременна.
- Что? О, да, я помню, что видела Энн беременной.
- И родился Бобби.
Кэти, очевидно, ждала какой-то реплики, но, не дождавшись, пояснила:
- Бен не его отец.
- Понимаю, - кивнула Энн. - А кто?