Татьяна обернулась, её глаза блеснули в полумраке.
— А я кто? — спросила она, выпрямляясь.
Женя сначала опустил взгляд, потом посмотрел ей прямо в глаза.
— А ты человек, Тань.
Татьяна снова повернулась к окну. Она больше не могла сдерживать слёз, и её плечи затряслись. Нет, она ещё не заслуживала этого звания — человек. Всюду, куда ни кинь взгляд, были сплошные ошибки, сплошные грехи и пороки. Немного ещё она прожила на свете, а как успела запутаться! Её душа запуталась в сетях, которые держали её низко у земли, не позволяя взлететь в рай, стать достойной того, чтобы её любил Игорь. Теперь она поняла его слова "Не о том печалишься". Теперь она печалилась о том самом, о чём нужно было печалиться в первую очередь.
— Прости меня, Танюшка, прости, — шептал ей Женя, щекоча тёплым дыханием её шею. — Не плачь, пожалуйста…
— Жень… не надо, — сказала она.
Высвободившись, она пошла в комнату к отцу и села перед телевизором, инстинктивно ища защиты от охвативших её эмоций в привычной, обыденной обстановке. И она знала, что сюда Женя за ней не последует. Она приласкалась к отцу и на минуту снова стала маленькой девочкой, не имеющей ещё понятия о "взрослых" страстях. Отцовская рука с готовностью обняла её, и она вдруг подумала, что так будет не вечно. Когда-нибудь отцовской руки не станет, и некому будет обнять её и приласкать. В горле у неё опять заклокотали слёзы; как ей сейчас не хватало Игоря! Парадокс, но при всей её страсти к нему только он был способен все эти страсти в ней успокоить одним нежным прикосновением. Только с ним она могла чувствовать умиротворение и полную безмятежность, как душа в раю, у Господа за пазухой. Как ей хотелось снова оказаться по ту сторону окна!
Удивительно: стоило ей только подумать об Игоре, как её душа тут же успокоилась, буря улеглась, и засияло солнце. Одна лишь его тень усмирила шторм, словно бы приказом: утихни, перестань! Спать все они отправились вполне мирно, лишь Женя казался немного смущённым. Но и он промолчал.
А в понедельник вечером отец сказал, что устроился на работу. Он выглядел бодро, перестал пить пиво и наконец побрился. Татьяна узнавала прежнего отца и радовалась: у неё как будто камень с души упал от этой новости.
В среду закончилась Женина "отсидка" у Татьяны дома. Возможно, это случилось бы позже, если бы Женя не решил наконец пойти на занятия в университет. Утром они завтракали вдвоём: отец ушёл из дома раньше их. За чашкой чая они оба о чём-то задумались. Женя заметил:
— По-моему, это классно.
— Что классно? — спросила Татьяна.
— Ну… — Женя позвенел ложечкой о край чашки. — Сидеть вот так, вместе. Пить чай. — Он усмехнулся, подул на чай, хотя тот был уже совсем не горячим.
Татьяна пожала плечами. Признаться по всей правде, она думала сейчас о том же. Общество Жени за завтраком не было ей неприятно, и отрицать это не имело смысла — как бессмысленно было бы отрицать то, что реки текут от истоков к устьям. Нет, она не назвала бы это словом "классно", но всё было мирно и даже хорошо. Занимался погожий, безоблачный день; ледок, схвативший лужи за ночь, ещё не растаял, и на его мутной стеклянной поверхности розовело весеннее утро — свежее, зябкое, с бодрящим дыханием ветра. Чай был ароматен и крепок, сонно тикали кухонные часы, и, если взглянуть на вещи трезвым объективным взглядом, то всё было вполне неплохо. Единственное, по чему тосковала Татьяна в это погожее весеннее утро, — это нежно воркующее "Р" Игоря. Не было на свете ничего, что она не отдала бы сейчас за завтрак с ним. Пусть бы они ели простой калач с чаем, а не этот плотный вкусный завтрак, который она приготовила сегодня, — хлеб, разломленный Его руками, был бы в сотню раз слаще.
Они вместе вышли из дома и пошли на автобусную остановку.
— Свежо, — сказал Женя, поёживаясь и поднимая воротник куртки.
Подошёл автобус, и они вошли. Татьяна заплатила за билет для себя и Жени. Когда они устроились у окна на задней площадке лицом друг к другу, он сказал:
— Я отдам тебе всё, что ты на меня потратила. Обязательно отдам. Только попозже, ладно? У меня просто сейчас ни копейки…
— Не надо ничего, — сказала Татьяна. — Не говори ерунды.
Когда она это сказала, у неё стало удивительно легко и светло на душе. Восходящее солнце било ей в глаза, то прячась за домами, то выскакивая из тени ослепительным лучистым шаром, и она повернулась лицом в салон. Автобус свернул, и солнце опять стало бить ей в лицо.
Когда они выходили из автобуса, Женя подал ей руку. Она чуть улыбнулась и, взглянув в его прищуренные от солнца глаза, вдруг подумала, что он тоже, может быть, хочет любви и ищет её, и его главная беда в том, что он ещё не умеет любить. Он, как и сама Татьяна, был ещё учеником, и неразумно было бы требовать от него зрелых поступков и зрелых чувств. Но, с другой стороны, сколько ещё им суждено было ходить в ученичестве?..
В вестибюль университета они вошли тоже вместе. И через секунду почти столкнулись с Викой, летевшей на крыльях её модного длинного плаща, окружённой ореолом блеска сапог на высоких шпильках и радужных переливов покачивающихся в её ушах серёжек. Увидев их, она остановилась как вкопанная. Татьяна невозмутимо выдержала её взгляд и, предоставив Жене самому разбираться в этой ситуации, быстрым, но ровным шагом прошла через весь вестибюль к лестнице. Поднимаясь по ступенькам, она ни разу не обернулась.
В течение всего дня она была рассеяна и надолго упустила Женю из виду. Один раз она видела его в мужской компании в курилке, а потом видела Вику — в той же курилке и в женской компании. Татьяна тоже была сама по себе, окутанная туманным облаком и погружённая в свои мысли — об Игоре, обо всех недавно сделанных ею открытиях, о загадке комнаты с лампой. Когда её рефлексия достигла пика, она столкнулась с Женей в вестибюле. Оказалось, что пары кончились, и пора было ехать домой.
— Ну, как там с Викой? — спросила она не без ехидства. — Уладили?
— Да дура, вот кто она, — пробурчал Женя. — Пошли домой.
Домой! Она удивилась про себя этому слову, произнесённому Женей. У них, оказывается, был один, общий дом. Когда возле гардероба Женя подавал ей плащ, Татьяна, просовывая руки в рукава, мельком заметила на себе взгляды сокурсниц — Лены, Нади, Юли и ещё некоторых, одевавшихся неподалёку. Татьяна усмехнулась про себя: они сейчас, наверно, думали, что она и Женя помирились. Вика уже летела в развевающемся плаще к выходу, цокая каблуками и на ходу доставая из сумочки сигареты.
Они вышли на крыльцо. В ослепительном солнечном свете Татьяна сначала не разглядела, кто вышел из блестящей чёрной машины, стоявшей у самых ступенек. На одно мгновение она потеряла Женю из виду — он как будто спрятался у неё за спиной. А потом она увидела идущего к ним мужчину в чёрном длинном пальто и крапчатом кашне. Это был отчим Жени, тридцатитрёхлетний бизнесмен Аркадий Смирнов, владелец самой большой в городе сети салонов по продаже сотовых телефонов.
— Женя, как это понимать? — сразу набросился он на пасынка. — Я с ума схожу, ищу тебя! Где ты был? Я обзвонил всех твоих приятелей, всех… — Тут он заметил Татьяну. — Кроме вот этой мадемуазель. Я звонил вам на сотовый, Танечка, но вы не отвечали.
— Видимо, аккумулятор разрядился, — сказала Татьяна.
— Вот как. Не у вас ли он случайно обретался?
Татьяна честно призналась:
— Да, Женя был у меня.
— Почему же вы мне не сообщили, Таня?
— Извините, я как-то не подумала…
— Не подумали! Безобразие, Танечка! Я уже милицию хотел на уши поставить!
Женя шагнул вперёд:
— Она тут не при чём. Я сам её попросил, не наезжай на неё.
— Господи, да кто на кого наезжает? Разве это наезд? Вы ещё не видели настоящих наездов, ребятки… Садитесь в машину оба, у меня к вам серьёзный разговор. — Аркадий открыл заднюю дверцу и кивнул Татьяне: — Таня, прошу сюда.
Татьяна стала спускаться вниз, к машине, а Женя ещё медлил на крыльце. Отчим позвал его:
— Женя, ну!
Женя медленно спустился и сел на переднее сиденье, рядом с Аркадием. Татьяна тоже села, и Аркадий завёл мотор.
— Так, тебя, паразит мелкий, я сейчас везу домой, — сказал он Жене. — Танечка, где вас высадить? Дело в том, что я не знаю, где вы живёте…
— На остановке "Универсам 'Заря' ", если не трудно, — сказала Татьяна.
— Без проблем.
Они выехали на улицу. Женя молчал, не глядя ни на кого, провожая взглядом проезжающий мимо транспорт. Аркадий вёл машину уверенной рукой, и первые две минуты поездки у него одновременно шёл деловой разговор по телефону. Разъединившись, он сунул телефон в карман.
— Зачем же было так, Женя? — сказал он. — Зачем было психовать, хлопать дверью? На ночь глядя.
— Пожалуйста, не при Тане, — сказал тот.
— А разве Таня тебе чужой человек? — возразил Аркадий.