Свидетель апокалипсиса
Несмотря на свой сравнительно молодой возраст, Эмиль был неплохим знатоком и ценителем компьютерных игр. Это его страсть. Все свободное время он самозабвенно предавался общению с компьютером новейшей марки. Отец подарил его перед отлетом в долгую командировку. Это напичканное микросхемами чудо еще более возвышало Эмиля в глазах членов молодежного компьютерного клуба, ибо подобных по классу машин было еще очень мало. Эмиль и еще небольшая группа счастливцев были обладателями всех новинок в мире компьютерных игр.
Часто засиживался он допоздна, настраиваясь на марсианскую волну. Их компьютерная служба была лидером индустрии…
До начала трансляции оставалось минут 15. Эмиль привычными движениями производил настройку своей чудо техники на волну 44,6, несущую тьму образов и сигналов. Поставлены первые два параметра настройки, дело за последним.
Жуткий вопль, раздавшийся где-то под окном, заставил его вздрогнуть. Успокаивая бешено бьющееся сердце, он подошел к окну, но там, к его величайшему сожалению, не было ни кровожадных вампиров, ни оборотней, ни прочей нечисти. Все было гораздо проще и обыденнее. Это дрались коты, дугой выгнувшие пушистые спины, ненавидяще глядя друг на друга, как два враждующие армии накануне решающей битвы. Зрелище ничем не привлекало и, разочаровавшись увидеть что-нибудь необычное, Эмиль повернул назад.
Тускло мерцавший в полутьме компьютер залился яркими красками, началась программа. Это было сюрпризом, обычно она включалась позднее на десять минут. Как правило, эти минуты он тратил на беглый просмотр еженедельника «Компьютерный вестник», но сегодня ему было не до этого.
Изображение на экране приобрело объемность, появилось ощущение реальности происходящего. За всю свою практику общения с компьютерами объемную программу Эмиль видел впервые и сразу же безоговорочно принял, предрекая ей будущее. С этим новшеством даже самая заурядная игра намного выигрывала.
Две громадные армии красных и синих человечков застыли в сотне метров друг от друга. Кого здесь только не было. Тысячи крылатых коней оглашали воздух громогласным ржанием, гигантские осьминоги, вооруженные не менее впечатляющими палицами, утробно тянули в себя воздух. Блестела на солнце вороненая сталь лучеметов, могучие бластеры не оставляли противнику никаких надежд. Горели злобой и холодной решимостью глаза воинов изготовившихся к схватке. Их поведет в бой он, Эмиль. Именно он даст команду застывшим, как изваяния, военачальникам. Он будет злым гением битвы.
Силы противников приблизительно равны. Бросив жребий, Эмиль решил повести в атаку синее воинство. Готов привычный набор команд. Но что это?! Войско упорно не замечает его приказов передаваемых компьютером. Сработала блокировка? Игра оказалась труднее и замысловатее, чем она показалась Эмилю сначала. Кто-то или что-то противоборствовало ему, мешало руководить ходом баталии. Тогда он предпринял разведку, для обнаружения и устранения мешающего фактора. Ультрафиолетовый и инфракрасный поиск не дали результатов, оставался последний, самый чувствительный и надежный, — вариант «пси». Набрана сложнейшая комбинация, потребовавшая виртуозного мастерства, и в возникшем многомерном изображении Эмиль заметил то, что так искал.
Огромный светящийся шар с пульсирующими щупальцами неторопливо плыл в бесконечном пространстве. Его многочисленные отростки излучали теплый свет, обволакивающий все, что встречалось на его пути. Вместе со светом и теплом неслась к людям тихая музыка.
Уж ни это ли существо разгладило суровые складки на лицах угрюмых воинов, не оно ли заставило их опустить вороненую сталь оружия?!
Вырисовывалась перспектива примирения. Этого нельзя допустить. Ему, Эмилю, выпала честь сыграть демона зла, и он отлично справится со своей ролью.
Пока еще оставалось время, он принялся торопливо составлять планы уничтожения «спрута». Посланные к нему волны-разведчики донесли — обычным оружием его не взять. А если попробовать ракеты из антивещества? Они оснащены поглотителями энергии и не вызовут глобальной катастрофы. Поглотители ограничат зону действия определенным объектом, а антивещество не оставит «спруту» никаких шансов на спасение, природа его материальна.
«Ну что ж, посмотрим, помогут ли тебе твои светящиеся ножки, — со злорадством думал Эмиль, глядя как к «спруту» приближаются две крохотные точки, — аннигилиновые ракеты. Вот они встретились, ослепительно ярко вспыхнуло на месте их встречи фиолетовое солнце и все разом исчезло.
Эмиль ликовал. Блокировщик исчез, теперь он мог диктовать разноцветным человечкам свою волю. Он подал команду и в тот же миг стволы лучеметов и бластеров, опущенные в землю, вновь уставились своими немигающими зрачками на противника, а мгновение спустя из них брызнули молнии.
И закипела по всему колоссальному полю жуткая битва, возможная только в горячечном бреду, или в диком фантастическом сне. Выли, умирая, крылатые кони, сипели от ярости и боли наглотавшиеся своей и чужой крови, орудующие палицами осьминоги. Заалела от крови земля, оглохла от криков и стонов планета. Сражению не было ни конца, ни края.
Так не должно быть! Почему они кричат и стонут словно живые, эти придуманные компьютером человечки? Почему от их криков на глаза невольно наворачиваются слезы, а сердце стучит как бешенное? Почему он физически чувствует дикую пляску смерти, творящую пир на гигантском, кровавом столе. Нет, он больше не станет играть в эту игру, слишком уж она жестока и правдоподобна.
Что-то незримо изменилось в нем. Его больше не забавляли электронные шалости. В голове молотом стучала мысль, как помочь гибнущим в бредовом бою, по его Эмиля милости, человечкам? Нужно вернуть программу на самое начало и уж тогда он поступит иначе. Он продолжит начатое «спрутом» дело, вернет мир на планету.
Сделан необходимый набор команд, но к величайшему изумлению Эмиля, его верный компьютер отказался подчиняться приказам и вернуться на начало игры, продолжая упрямо демонстрировать панораму ужасной бойни.
Резервные команды так же разбились об холодное упрямство взбунтовавшейся машины. А если дело не в ней?! Неожиданная мысль обожгла мозг Эмиля в том самом потаенном уголке, в котором она все это время подспудно вызревала. А если это вовсе не игра, а реальность, неизвестно как и зачем попавшая к нему, Эмилю? Если это действительно так, то в действиях компьютера нет ничего загадочного, — все становится понятным. За исключением одного. Ведь ракеты в солнечного «спрута» направил все-таки он! А может быть, кто-то другой, злой и могущественный опередил его в этом решении и он просто дублировал этого неизвестного?
События, происходящие на экране монитора, тем временем подходили к концу. Завершилась вселенская бойня. Тела миллионов ее участников до самого горизонта устилали огромное поле. И лишь хрипы бившихся в предсмертной агонии людей и животных, подобно погребальной музыке, разносились над умирающей планетой, тревожа оглохшую и ослепшую от огня и грома тишину. И лишь ветер, гуляющий среди мертвых тел, пел колыбельную песнь павшим, один-одинешенек в этом враз опустевшем мире.
Экран погас, а Эмиль все сидел не шевелясь, невидящими глазами уставившись в волновое табло, высвечивающее цифры «44,3», — волну погибшего в Апокалипсисе мира!
Беглец и облако
В каменистой пустыне, насквозь прожженной палящими лучами солнца, умирал человек. Он лежал в полном изнеможении в десятке метров от входа в пещеру, откуда его выгнала невыносимая жажда. Долгие дни и ночи с тоской глядел он на безоблачное небо, надеясь, что в этом прокаленном мире появится желанная тучка, которая упадет на землю благодатным дождем. Он молил небо, молил давно позабытого бога, но небеса оставались глухи и безучастны.
Жара спалила все вокруг, на корню сгорала трава, что долгие дни спасала человека от разлитого по всему телу огня. Исчезли жуки и ящерицы, даже змеи привычные к палящему зною и те больше не появлялись здесь, лишив человека последнего, что еще поддерживало в нем жизнь.
Напрасно он, ослабевший от голода и жажды, ощупывал помутневшим взором окрестности. Все было тщетно, только пески да голые камни жарились в этом аду. Неизвестно, как много дней провел он, когда периоды короткого прозрения сменялись длительными черными провалами. Он находился на той грани, той черте, что отделяет жизнь от смерти. Очнувшись в очередной раз, он с надеждой глядел вдаль: он был уверен, кто-нибудь обязательно прибежит, приползет, прилетит к нему и уж тогда-то он не упустит добычу, он сможет оторвать от раскаленного песка отяжелевшие и распухшие, опаленные зноем руки.
Он уходил в никуда и снова пробуждался к мучительной действительности, рождался и умирал. Перед воспаленными глазами и горящим в бреду мозгом бродили миражи, выплывая из дальних глубин подсознания. Синели вдали, сливаясь с горизонтом, бесконечные водные глади, берега озёр заросших изумительными цветами. В этом великолепии бродили стада чудных животных, во все стороны сновали птичьи стаи, но… налетающий из глубин пустыни шквал раскаленного воздуха, разрушал иллюзию, обнажая неприглядную и мучительную реальность.
А иногда ему виделись облака, много облаков, таких белых и таких пушистых, заслонивших его от знойного марева, готовых в любой момент снизойти на умирающую землю живительным дождем. Но проходили мгновения, и этот мираж исчезал…
Открыв воспаленные веки, он увидал облако, не обычное, белое и пушистое, а серебряное, оно сияло сотнями бликов и опускалось на него, обволакивая, проникая внутрь. Легким и приятным было это ощущение, но человек знал, — что через мгновение все исчезнет, и тогда муки будут во сто крат ужаснее. Но исчезли пустыня, зной и жажда, приятная темнота увлекла его за собой.
Он идет по городу, и все говорит, говорит, неизвестно для кого, впрочем, нет, для того, кто засел в его мозгу, и задает вопросы, требуя на них правдивого ответа, заставляет вспомнить о давно забытом, от чего отрекся, бежал в пустыню. Он ведет свой монолог неслышно, безголосо, но он знает, что тот, неведомый его слышит. Он говорит много, говорит без устали о всем том хорошем, чего все-таки не мало в его стране, в его мире. Он говорит об искусстве и науке, о поэзии и живописи, он вспоминает знаменитые полотна мастеров кисти, цитирует строки из ставших классикой произведений, декламирует стихи. Подходит к концу экскурсия по светлому миру.
Настала пора говорить о плохом, том, о чем даже вспоминать не хотелось. Но он заговорил.
Вскоре внутренний монолог был прерван. Тот, неведомый, приказал остановиться, прекратить перечислять то, что с лихвой покрывало хорошее и светлое.
Наступила пауза. Ничто не давало знать о присутствии неизвестного и человеку на мгновение показалось, что он исчез, навсегда покинул его. Но вдруг в мозгу возник вопрос: «Кто ты?! Что ты здесь делаешь?», — и человек заговорил вновь. Он рассказал о том, как потратил много лет и решил одну из важнейших проблем планеты, проблему голода. Он преобразовывал любое органическое соединение в желаемый продукт питания. Обыкновенную, невзрачную ящерицу можно было превратить в сочный бифштекс.
Но кое-кому его изобретение пришлось не по вкусу. Аппарат был уничтожен, а сам он чудом успел спастись, укрывшись в пустынной глуши. Ему по иронии судьбы приходилось питаться ящерицами и змеями, которых он так мечтал преобразовать. А теперь он умирает в двух шагах от пещеры, не имея сил вернуться в нее.
Умирает от голода и жажды, от палящего зноя, мечтая о дожде.
Все стихло, теперь уже насовсем. Гнетущая тишина давит на уши. Постепенно пустота приобретает звук и форму, из глубокого омута забвения человек всплывает на поверхность бытия. Все то же раскаленное небо, все те же камни и пески окружают его, вытесняя из головы приснившийся бред.
Откуда-то подул ветер, но не яростно-жгучий, а прохладный.
На небо набежали тучи, те самые тучи, что сотни раз проносились в воспаленном мозгу призрачными миражами.
Но это был не мираж. Ударил гром, блеснула молния, и на землю упали первые капли дождя. И земля каждой своей песчинкой, каждой трещиной впитывала живительную влагу, тушила пылающий в ней жар.
Ливень нарастал. Тяжелые капли оживили человека, вернули силы. И он веселился, как ребенок, катался по бурлящей ручьями земле, крича от восторга, стараясь перекрыть грохот разбушевавшейся стихии. Сверкали молнии, освещая и эту удивительную картину, и это унылое дикое место, еще более дикое в призрачном свете молний, и бурлящие водные потоки, и беснующегося среди них человека.
Он устал и, шатаясь, направился к пещере. В темноте больно обо что-то ударился, в испуге отпрянул назад. Блеснула молния, и в ее мертвенном свете он увидал выстраданные, до боли знакомые очертания своего давным-давно погубленного детища. Преобразователь был здесь, его можно было потрогать, он еще остро пах свежей краской.
Чудес не бывает, но чудо свершилось! А высоко в небе, наперекор разбушевавшейся стихии, все выше и выше поднималось серебристое облако, стремясь покинуть эту жестокую планету. Облако уходило прочь, оставив внизу одного из тех, кто, возможно, в скором времени сделает мир лучше и чище.
Возмездие
Планета была больна, безнадежно больна. Кислотные дожди, песчаные бури, мертвые отравленные воды, смрадная атмосфера, это ее сегодняшний день. Планета просила о помощи, молила о пощаде. Но люди не слышали. Или не хотели слышать. Они по-прежнему травили ее газами, буровили тело вышками, сливали химикаты в ее воды. Они медленно убивали планету, не думая о том, что убивают себя.
И грянуло возмездие.
Беда пришла в город неожиданно. Люди уже легли спать, а кто не лег, готовился ко сну, досматривая последние телепередачи.
За окнами стучали по выщербленным плитам мостовой крупные капли мерзкого дождя, где-то надсадно кашлял гром, возвещая, что скоро на землю падет очередная порция грязи.
Людей это не тревожило.
За окнами стоял обыкновенный осенний вечер.