Питеру потребовался весь его такт, чтобы не показать, что он почти не притрагивается к "кло де воже" и к "реми мартин"; тем не менее он обнаружил, что ему все труднее следить за обсуждением, которое становится все более шумным. Он думал об изумрудных глазах и маленьких свежих грудях.
От "Максима" обратно в здание министерства флота, а позже снова потребовалось дипломатическое искусство, когда капитан пригладил усы и подмигнул Питеру.
- Есть очаровательный маленький клуб, очень близко, там к нам прекрасно отнесутся...
В шесть часов Питер наконец освободился от общества француза, с заверениями в дружбе и обещанием встретиться снова через десять дней. Час спустя он оставил своих помощников в отеле "Морис" после быстрого, но тщательного разбора достижений дня. Все трое согласились, что начало неплохое, но впереди еще длинная-длинная дорога.
Питер пошел назад по Риволи. Несмотря на усталость после долгого дня бесконечных переговоров и необходимости быстро думать на чужом языке, несмотря на легкую боль в глазах от вина и коньяка и сигарного и сигаретного дыма, которым дышал весь день, Питер испытывал возбуждающие предчувствия, потому что его ждала Магда, и шел он быстро.
Остановившись на переходе в ожидании зеленого света, он увидел собственное отражение в стекле витрины. Он улыбался, не сознавая этого.
Ожидая своей очереди заплатить за стоянку и влиться в поток уличного движения, Питер посмотрел в зеркало заднего обзора. Он приобрел эту привычку давно, когда у захваченного террориста обнаружили список приговоренных к смерти; Питер был в этом списке; с тех пор он привык оглядываться через плечо.
Он запомнил "ситроен" на удалении в две машины за собой, потому что у того была трещина на ветровом стекле и царапина на крыле, в которой сверкал металл.
Ожидая на Елисейских Полях, когда пройдут пешеходы, он снова увидел маленький черный "ситроен" - по-прежнему отделенный двумя машинами; он наклонил голову, пытаясь рассмотреть водителя, но "ситроен" зажег фары, мешая ему, и в этот момент загорелся зеленый свет, и Питер поехал дальше.
На площади Этуаль "ситроен" отодвинулся назад, но Питер снова увидел его в серых дождливых сумерках ранней осени, когда был на полпути к авеню де ла Гран Арми, потому что теперь уже искал его. "Ситроен" сразу же затерялся на боковой улице, и Питер забыл бы о нем и сосредоточился бы на удовольствии вести "мазерати", но его охватило какое-то мрачное предчувствие, и, преодолев путаницу пригородных улиц и выбравшись на дорогу, верущую к Версалю и Шартре, он обнаружил, что непрерывно меняет ряды и все время оглядывается.
Миновав Версаль и выехав на дорогу к Рамбуйе, он смог просматривать ее на милю вдоль ровной линии деревьев за собой и убедился, что других машин нет. Он успокоился и начал готовиться к последнему повороту, который выведет его к "Ла Пьер Бенит".
Впереди развертывался гладкий черный питон дороги, потом он резко поднимался. Питер миновал подъем на скорости в 150 километров в час и тут же начал искусно действовать тормозом и сцеплением, избегая искушения спускаться слишком быстро, чтобы не рисковать на скользком неровном бетоне. Впереди показался жандарм в блестящем белом платиковом плаще, влажном от дождя, он размахивал красным фонариком; виднелись красные предупредительные огни, в кювете лежал "пежо", его фары смотрели в небо, дорогу перекрывал синий полицейский фургон комби, и в свете его фар видны были два тела, аккуратно положенные рядом; и все это смягчала пелена дождя. Типичная картина дорожного происшествия.
Питер прекрасно владел "мазерати". Он уменьшил скорость, так что машина начала ползти, опустил боковое стекло, электрический мотор негромко взвыл, и в теплую машину ворвался порыв ледяного ветра. Жандарм фонариком просигналил ему, чтобы он проезжал в узкую щель между живой изгородью и полицейским фургоном, и в этот момент Питер краем глаза уловил неожиданное движение. Шевельнулось одно из тел, лежащих у дороги. Слегка изогнулась спина, как у человека, собирающегося сесть.
Питер видел, что этот человек слегка поднял руку, чуть-чуть, но достаточно, что он держит за бедром какой-то предмет, и даже в дождь и в сумерках Питер узнал охладительный кожух с отверстиями, в котором помещается короткий ствол складного ручного пулемета.
Мгновенно мысли его устремились таким быстрым потоком, что все вокруг стало словно в замедленном кино.
"Мазерати", - подумал он. - Они охотятся за Магдой".
Жандарм обошел "мазерати" со стороны водителя, правую руку он положил на рукоять пистолета.
Питер нажал на газ, и "мазерати" взревел, как бык, которому прострелили сердце. Завертелись на влажной поверхности задние колеса, и легким прикосновением Питер направил серебряную машину к жандарму. Она перерезала бы его надвое, но тот оказался слишком проворен. Он отпрыгнул к изгороди, и Питер видел, что у него в руке пистолет, но сейчас он слишком занят, чтобы стрелять.
"Мазерати" боком задел изгородь, зашелестела листва, Питер поднял правую ногу, справился с рассерженной машиной и повернул ее в сторону. В то же мгновение, как она выпрямилась, он снова нажал на газ, и "мазерати" взвыл. На этот раз от задних колес пошел синеватый резиновый дымок.
За рулем синего полицейского комби сидел водитель, он пытался полностью перекрыть дорогу, но оказался недостаточно быстр.
Две машины соприкоснулись, со звоном и хрустом раздираемого металла, отчего у Питера заныли зубы, но беспокоило его то, что два тела на обочине больше не лежали. Ближайший стоял на одном колене и разворачивал короткоствольный ручной пулемет - похоже на чешский "скорпион" или немецкий "ВП70", но этот человек пользовался складной рукоятью и тратил несколько мгновений на то, чтобы поднести пистолет к плечу. К тому же он перекрывал линию огня второму, который скорчился за ним тоже с ручным пулеметом, готовый к стрельбе. Питер узнал работу профессионалов, и мозг его работал так быстро, что он даже успел восхититься.
"Мазерати" прорвался мимо полицейского комби, и Питер поднял правую ногу, чтобы уменьшить трение задних колес, и резко развернул руль вправо. "Мазерати" со скрипом шин повернулся и перешел на левую сторону, к двум людям на дороге. Питер пригнулся. Он сознательно свернул налево, чтобы прикрыться двигателем и кузовом.
И тут же услышал знакомый звук, словно гигант разрывает толстый брезент: стрельба из автоматического оружия со скоростью почти в две тысячи выстрелов в минуту. Пули разорвали бок "мазерати", с оглушительным звоном ударялись о металл, стекло разбилось и осыпало Питера блестящей пеной, как волна, гонимая бурей, ударяет о скалу. Осколки впивались Питеру в спину, обжигали щеки и шею. Они сверкали, как алмазная тиара, в его волосах.
Стрелявший, несомненнно, в несколько секунд опустошил магазин, и Питер поднялся на сидении, защищая глаза от осколков стекла. Он увидел впереди темную линию изгородей и повернул руль, чтобы удержать "Мазерати". Машина покачнулась, и Питер мельком увидел двоих стрелков, барахтающихся в полном воды кювете, но в этот момент заднее колесо ударилось о бордюр, и Питера бросило на ремни безопасности с силой, которая выдавила из легких воздух, "Мазерати" встал на дыбы, как жеребец, учуявший кобылу, и начал выписывать зигзаги на дороге, а Питер отчаянно вцепился в руль и тормоза, чтобы справиться с машиной. Должно быть, он описал полный круг, потому что перед ним мелькнули фары, бегущие и катящиеся фигуры, и снова показалась открытая дорога, и он бросил машину вперед, одновременно взглянув в зеркало.
Он увидел синие облака дыма и пара от собственных шин, а сквозь них фигуру второго стрелка, стоящего по пояс в кювете. Тот держал ручной пулемет, и у его ствола расцвела яркая вспышка.
Питер услышал, как первый залп ударил "мазерати", но не смог снова пригнуться, потому что прямо впереди был поворот, приближающийся с ошеломляющей скоростью, и сжал зубы в ожидании.
Второй залоп достиг машины, как стук града по металлической крыше, и что-то рвануло тело.
- Попали! - понял он. Сомнений не было: у него бывали раны и в прошлом. Впервые, когда он со своим патрулем очень давно попал в засаду на Кипре; он спокойно оценил рану, обнаружил, что по-прежнему владеет обеими руками и всеми чувствами. Либо рикошет, либо пуля потеряла всю убойную силу, пробивая заднее стекло и сидение.
"Мазерати" аккуратно вписался в поворот, и только тут Питер услышал перебои в двигателе. И тут же салон заполнился резким запахом бензина.
- Подача топлива, - сказал сам себе Питер, почувствовал теплый неприятный поток собственной крови на спине и боку и понял, что ранен в левое плечо. Если пуля проникла глубоко, она могла задеть легкое, и он прислушался, нет ли соленого вкуса во рту и не вырывается ли воздушная пена из груди.
Двигатель заглох, снова заработал, заглох, словно ему не хватало топлива. Первый залп, должно быть, разорвал всю систему подачи горючего, и Питер сухо подумал, что в кино "мазерати" уже вспыхнул бы в великолепии пиротехники, как миниатюрный Везувий. Хотя в действительности этого не происходит, все же бензин мог пролиться на клапаны и в другие места.
Последний взгляд назад перед тем, как поворот полностью скроет его: он увидел троих бегущих к полицейскому фургону. Трое и еще водитель: плохие у него шансы. Они сразу погонятся за ним, и искалеченная машина сделала последний мужественный рывок, который пронес их еще пятьсот ярдов, и двигатель окончательно заглох.
Впереди, в пределах досягаемости фар, Питер видел белые ворота "Ла Пьер Бенит". Засаду устроили в таком месте, где постороннего транспорта почти не бывает, так что в сети попал только серебряный "мазерати".
Питер быстро осмотрелся, вспоминая характер местности за главными воротами поместья. Он был здесь только раз, и тогда тоже было темно, но местность он запоминал, как солдат, и помнил густой лес по обе стороны дороги вплоть до низкого моста через узкий быстрый ручей с крутыми берегами, левый поворот и подъем к дому. Дом в полумиле за воротами долгий путь, когда ты ранен, а за тобой четверо вооруженных преследователей. И никакой гарантии, что в доме безопасность.
"Мазерати" по небольшому наклону катился к воротам, постепенно останавливаясь. Запахло разогретым маслом и горящей резиной. Краска на копате двигателя начинала вздуваться пузырями и обесцвечиваться. Питер выключил зажигание, чтобы электрический насос больше не подавал горючее в горящий двигатель, и сунул руку под пиджак. Рана оказалась там, где он и предполагал: низко слева. Она начинала болеть, и рука стала влажной и липкой от крови. Он вытер ее о брюки.
За ним в ореоле дождя показались отраженные огни фар. Свет становился все сильнее. В любой момент они покажутся из-за поворота, и Питер открыл отделение для перчаток.
9-миллиметровая "кобра" давала мало утешения, когда он достал ее из кобуры и сунул себе за пояс. Запасного магазина нет, а казенник пуст. Теперь о жалел об этой предосторожности, потому что теперь у него только девять патронов - один лишний может иметь сейчас огромное значение.
Из-под капота двигателя вырвались маленькие язычки пламени, найдя щель. Питер расстегнул ремень, открыл дверцу и свободной рукой направил машину к бордюру. За ним местность круто уходила вниз.
Питер резко повернул руль в противоположную сторону, так что смена направления выбросила его из машины, а "мазерати" пошел к центру дороги и покатился дальше, постепенно останавливаясь.
Питер приземлился, словно после прыжка с парашютом, сведя вместе колени и подогнув ноги, чтобы смягчить удар, и тут же покатился. В плече вспыхнула боль, он почувствовал, как что-то рвется. Привстав, он, согнувшись, побежал к краю леса, и горящий автомобиль озарил темные деревья оранжевым мерцающим светом.
Пальцы на левой руке распухли и онемели; он ощутил это, вставляя магазин в "кобру", и в этот момент показались яркие фары из-за поворота, и у Питера появилось впечатление, что он на освещенной сцене "Палладиума" [Известный лондонский эстрадный театр]. Он упал на живот в мягкую влажную от дождя траву, рана продолжала болеть, кровь текла под рубашкой. Питер пополз к деревьям.
По дороге с ревом несся полицейский фургон. Питер распластался и прижался лицом к земле, она пахла прелыми листьями и грибами. Фургон пролетел мимо него.
"Мерседес" остановился в трехста ярдах ниже по дороге, два его колеса удержались на покрытии, а два съехали, он наклонился и горел.
Фургон остановился на почтительном расстоянии от него, те, кто находится в нем, понимают опасность взрыва; вперед побежал только жандарм в пластиковом плаще, бросил один взгляд внутрь и что-то крикнул. Язык похож на французский, но огонь разгорелся и шумел, да и расстояние слишком велико, чтобы услышать ясно.
Фургон начал разворачиваться, перевалил через бордюр, медленно двинулся назад. Две мнимые жертвы происшествия, по-прежнему с ручными пулеметами в руках, бежали перед ним, как псы на поводке, опустив головы и разглядывая обочины в поисках следов. Жандарм в белом плаще стоял на подножке, время от времени подбадривая охотников.
Питер уже встал. Пригнувшись, он бежал к лесу. И на всем бегу налетел на ограду из колючей проволоки. Тяжело упал. Ощутил, как стальные шипы разрывают ткань его брюк и, поднимаясь, с горечью подумал: "Сто сорок семь гиней".
Костюм был сшит на Савил Ру [Улица в Лондоне, на которой расположены мастерские фешенебельных мужских портных]. Питер пробрался через ограду и услышал сзади крик. Нашли след. И когда он преодолевал последние ярды открытого пространства, услышал другой крик, торжествующий.
Его заметили в свете горящего "мазерати", и снова послышался рвущий звук автоматической стрельбы. Но для такого короткого ствола и оружия с низкой скоростью дальность слишком велика. Питер услышал над собой словно шорох крыльев летучих мышей - это пролетали пули - и тут же добрался до первых деревьев и нырнул за них.
Дышал он тяжело, но в хорошем спокойном ритме. Рана пока не очень мешает ему, и его охватил холодный гнев, от которого не теряют голову: так всегда происходило с ним в схватке.