У Калеба был такой вид, словно я его ударила. Наверное, лучше бы он ударил меня.
— Я его убью, — тихо угрожающе прошептал Калеб, но и не двинулся с места, а просто откинулся на спину. — Что он тебе наговорил? Что я опасен? Что я с кем-то встречаюсь? Что?
Мне даже и не стоило переспрашивать о ком он говорил. После того как в нашей жизни появился Прат, он был почти единственной причиной по которой мы ссорились, почти единственной, если не считать самой меня.
Я не стала отвечать, а приблизившись, протянула руку, чтобы он сам мог все увидеть.
Он нахмурился, смотря на руку, и не торопился принимать ее.
— Ну, уже одно я знаю точно — он сказал тебе, что я пользуюсь своим талантом игнорируя твое право на скрытность. Мне даже страшно посмотреть, что было еще.
Я мучительно долго ждала, когда же Калеб возьмет мою руку, я кусала изнутри щеку чтобы не закричать, и в то же время проклинала себя, что вновь поверила Прату. Если меня и этот раз ничему не научит, я уже никогда не смогу вернуть доверие Калеба.
Но я и тут недооценивала Калеба, он с тяжелым вздохом рванул меня резко на себя, и я свалилась на него, почти так же как и пятнадцать минут назад, и было в его отяжелевших руках теперь еще больше любви как раньше. Я попыталась неловко приподнять голову и от этого наши глаза встретились. Не знаю, как мне удалось сдержать слезы, но я смогла это сделать. Несколько грубо Калеб схватил мое лицо в свои ладони. Его пальцы касались моей кожи и доставали мочек ушей. Он нежно проводил пальцами по щекам, а лицо все приближалось, при этом он все еще смотрел на меня. Он читал те воспоминания, которые я уже и сама хотела ему показать, а я задыхалась от теплых чувств, держащих меня так близко к нему. Мысль о том, что однажды может прийти время, когда Калеб перестанет мне доверять, больно ужалила. А как же должен был чувствовать себя Калеб — ведь от меня в этом году он постоянно ощущал недоверие. Как же часто я делала ему больно!
— Моя глупая, недоверчивая девочка, — выдохнул Калеб в мои покусанные губы, которые я успела обкромсать за те минуты его молчания, пока он смотрел воспоминания. Так еще он меня не целовал — так горько так надрывно, словно это был он виноват, а не я в том, что случилось. — Но в кое-чем я с ним не согласен. Думаю нам нужно ехать к тебе.
Все происходило слишком быстро, чтобы я успела как-нибудь среагировать. Мы вроде бы были в доме Гроверов, а тут я уже сижу в своей гостиной, которая неожиданно стала напоминать улей разозленных пчел.
Я даже не совсем следила за разговором, и время от времени вдруг понимала, что все еще здесь, но я бы очень хотела быть в другом месте. Калеб был злым, но вовсе не на меня. Он не ходил по комнате и не метался как тигр в клетке, а просто стоял у камина, но от него исходило так много энергии, что казалось он не стоит на месте — а парит по комнате.
Неожиданно я очнулась, когда в комнате продолжительное время стояла тишина. Я затравленно оглянула комнату, но на самом деле на меня здесь никто не был зол и никто на меня не смотрел — почти все ненавидели Прата, и я только теперь задумалась о причине, по которой все это происходит и поэтому стала присушиваться, хотя пока что не было к чему. Родители заняли позицию позади Прата, развалившегося на диване, словно отрезая ему путь через окно, если все здесь ему надоест. В противовес им в дверях замер Грем, его лицо можно было назвать наиболее спокойным, чем у всех, и все же я слишком хорошо знала Грема, чтобы понять, насколько он напряжен.
И тот, кто меня интересовал больше остальных — Калеб, оставался около каминной полки, слишком далеко от меня, ведь я сидела на кресле, напротив Прата. А он продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало. Я с трудом оторвала глаза от Прата, чувствуя, что снова начинаю его ненавидеть, и тут же натолкнулась на внимательный взгляд Калеба.
Он сложил руки на груди и обратил мерцающий темный взгляд, который вызывал в моей душе одновременно и чувство вины, и так же желание. Когда он становился таким отчужденным, я словно видела его впервые, и словно по новому влюблялась в того Калеба — надменного, ироничного, который славился легкими частыми победами, и которому не нравилось, что я всегда по любому поводу имею свое мнение. Но вот его взгляд потеплел, он просто посмотрел на меня, но от сердца тут же отлегло.
Прат тихо хмыкнул, увидев все это.
— Все не можешь успокоиться? — Калеб посмотрел на Прата, и его глаза вновь превратились в два холодных черных камня.
— Знаешь ли, не могу!
— Ты о ней вообще не думаешь.
Бархатные интонации в голосе Калеба зазвенели неумолимой сталью. Все в комнате встрепенулись. Только виновник, оставался к происходящему слишком уж безучастным. Прат сидел, благовоспитанно улыбаясь, при этом смотрел почему-то на меня, и я чувствовала, это для того, чтобы еще сильнее злить Калеба. Но вот почему из-за такой ерунды Калеб должен разозлиться.
— Подумаешь, что такого я сделал? Грех, когда такой дар пропадает.
— Это было не тебе решать, — взорвался Калеб, переходя на крик. Таким злым я его еще никогда не видела.
— Думаешь, не знаю, что ты хочешь сделать? Хочешь оставить все как есть, просто потому, что она, видите ли, забывает около нас о том, что еще человек. Да чушь все это!
Мне уже были знакомы эти слова Калеба, и они опять меня неприятно поразили. Разве все, действительно так, как думал Калеб? Посмотрев на родителей, я поняла, что на их лице нет поддержки Прату, а значит и они думали также. И как давно это уже продолжается? Как давно они вместе обсуждали эту позицию — что я забываю, что все еще человек? Несомненно, они могли быть в некоторой степени правы, но почему же не обсудить это со мной открыто?
«А ты бы их послушала», — противный голос моего сознания, тут же настиг эти мысли в очередной лжи. Я бы не послушала, я бы обиделась, я бы была зла.
— Чушь, только потому, что тебе не терпится поиграть с ее разумом как с новой игрушкой, и посмотреть, что из этого выйдет? — в разговор вмешался Терцо. — Прат, она же твоя племянница, ты ведь любил ее всегда, она тебя прощала, как ты можешь так поступать с ней?!
Я уже довольно давно не видела Терцо таким разъяренным, а на Самюель вообще смотреть было страшно. Глаза гневно сверкают, губы стали полностью обескровленными, лицо поражало странной серостью, а волосы свисали вдоль лица затейливыми прядями, что делало ее похожей на Медузу-Горгону. Это событие неожиданно снова сделало из Терцо и Самюель моих родителей, по крайней мере, для меня, я поняла, что мне не все равно, что они думают, и все же Калеб был важнее.
— Я-то как раз о ней и думаю! Это вы жалкие трусы, сидите, и ждете, когда ее сознание как бомба замедленного действия взорвется. Вы же понимаете, что та история с девушкой из Лутона, не пройдет просто так. Будут еще новые волчата, и она будет подвержена ее влиянию, хотите вы того или нет. Она должна научиться контролировать себя, и научиться защищать свой мозг от не санкционированного вторжения кого-либо!
— И тебе, конечно же, просто так, по доброте душевной хочется в этом помочь? — заметила сухо Самюель. Хотя по ее тону я поняла что она готова рвать и метать, и, наверное, поэтому Прат говорил с ней более почтительно чем со всеми остальными. Прат знал, какой Самюель становится, если дело касается меня или близнецов.
— Вам же я помог, — мягко отозвался Прат, на что Самюель ничего не ответила.
— Интересно, что по этому поводу думает сама Рейн, — неожиданно предложил Прат, и ему даже не требовалось усов, чтобы быть похожим на Чеширского кота, потому что он знал, что я отвечу.
Но Калеб опередил меня:
— Ты же понимаешь, что она не осознает, на что соглашается!
В его голосе было столько отчаяния, что я почти была готова отказаться, но жить так дальше, боясь новых кошмаров и пытаясь избавиться от старых, было не для меня. Возможно, я действительно не понимала, на что соглашаюсь, но я хотела попробовать.
— Не важно. Я хочу попробовать.
И снова этот взгляд Калеба, будто бы я ударила его, поразил меня. А Прат при этом смотрел на него, с мстительным огнем в глазах — кажется я только что, сделала что-то хуже предательства. Калеб чувствовал себя так, словно я ему изменила!
«Способности тогда особенно хороши,
когда они обеспечивают потребности»
Начало недели было хуже некуда. Калеб со мной практически не разговаривал, мы виделись лишь вечерами, сидя вместе с родителями и друзьями, и все что запоминалось мне после этих встреч, были жутко тяжелые, страстные, болезненные поцелуи, которые рассказывали мне, насколько Калеб на меня зол, и что при этом он все еще меня любит. И все же, я продолжала упорствовать, пока Калеб не сдался. И не согласился на тренировки с Пратом, но под его наблюдением.
Я не могла взять в толк, почему он сам не хотел мне помогать, но по этому поводу Калеб хранил молчание, болезненно бившее меня по самолюбию. Я знала, что ко всему, что сейчас происходило, руку приложил Прат, но я ничего не могла поделать, словно мчалась на поезде с огромной скоростью, и все боялась, наконец, выпрыгнуть на нужной остановке.
Прат тоже знал, как я зла на него, потому-то с первой тренировкой подступился ко мне лишь в понедельник. Он даже сделал это, когда рядом со мной был Калеб. Мы сидели, просто обнявшись, и я несмело смотрела на его отстраненное лицо и прочувствовала, как это выражение разрывает мое сердце. Как мне теперь вернуть назад расположение Калеба? И в том лишь дело, что я поверила словам Прата и согласилась на тренировки?
— Думаю, не стоит тянуть. Я, конечно, понимаю, что у вас сейчас конфликт, но это к делу отношения не имеет. Сегодня погодка, как раз такая, как нужно.
Калеб даже не посмотрел в его сторону, а просто опустил свои чудесные серебристо-серые глаза на меня, и я уже думала было, что умру от той пустоты, которая смотрела на меня, но он немного оживился и смягчился.
— Он прав — если ты готова, погода действительно подходящая.
Я не знала, когда смогу снова увидеть возле себя своего Калеба, и как мне вернуть назад тепло его выражению лица, когда он смотрит на меня, но раз я выбрала эти тренировки, нужно было придерживаться такой линии. К тому же Калеб все равно будет рядом. Я хотела, чтобы он был рядом. Я хотела, чтобы он меня поцеловал. Я хотела, чтобы он меня простил. Но разве я заслужила?
Я несмело кивнула головой, понимая, что на самом деле не готова, и не хочу всего этого, задуманного Пратом не понятно для какой цели, и все же пошла за Калебом и Пратом на улицу.
Уже потемнело небо, но вовсе не от вечерней черноты — дикие, свинцово-черные тучи двигались на город со стороны Лутона, словно послание от тех, кто был повинен в смерти Сани Стюарт.
Калеб оставил меня еще около веранды, а мы с Пратом отошли немного дальше.
Гроза наполнила воздух странным ароматом электрики и сожженной пыли, я чувствовала, как от этой густоты волосы на моем затылке шевелятся.
— Хорошая погодка чтобы начать тренировку, — снова повторил он, и это меня начало раздражать. — К тому же достаточно темно, чтобы Стоутон не могли за нами подглядывать.