Как заправский римский легионер.
— Генерал Курибаяси!..
Офицер неожиданно вздрогнул.
— Курибаяси… Даа…
Лицо генерала, большее похожее на мраморную маску, разгладилось; в его глазах вспыхнул какой-то тёмный огонь.
— Да! Именно так меня когда-то звали!..
Привычным движением Тадамити провёл рукой по левому боку, но затем резко отдёрнул её, сжимая в кулак.
— Значит, это тебе Юмико передала мой меч? — пристально взглянул мне в глаза офицер.
— Да, господин генерал! — ответил я, неожиданно нащупывая на простом советском солдатском ремне рукоять висящего меча.
— Я видел тебя ТАМ, но здесь ты другой. Странно… Ты не японец, — с сожалением произнёс Курибаяси. — У тебя внешность варвара и странная форма, но ты — солдат. И ты — наш по духу. Только кто же ты на самом деле? Кому ты служишь?
— Я — русский, господин генерал! А служу… — на мгновение опустил взгляд, но тут же твёрдо взглянул в глаза давно умершему офицеру. — Я не могу предать свою Родину, но волею судьбы ныне стал солдатом, защищающим Империю.
— Империю… — с горечью произнёс Тадамити. — Где та Империя, за которую я сражался и умер? Во что превратили её проклятые гайдзины (прим. (яп.) чужаки, чужеземцы)? Мы были воинами, а превратились в… Русский, да? Я дрался с вами во времена Номонгана (прим. принятое в Японии название конфликта на Халхин-Голе), вы были хорошим врагом — храбрым, честным, сильным. Потом… Потом вы стали врагами янки — это хорошо, надеюсь, вы этого ещё не забыли. Вы, как и мы, тоже проиграли свою войну, странную, но войну. Но скажи мне, солдат, ты служишь Империи, но готов ли ты умереть за неё?
На миг я задумался.
Что для меня Япония? Наверное, всё-таки чужая страна. Навсегда. И этого не изменить. Но мне есть, что здесь защищать — тех, кого я люблю, тех, кто мне дорог. Тех, кто доверился мне и надеется на меня. Это непросто — взять на себя вручённую ответственность за жизни других…
Да… Империя для меня — это люди.
— Да, господин генерал, — твёрдо произнёс я. — Это не моя Родина, но уже и не чужая страна. Наши судьбы теперь связаны.
Он меня поймёт, верю, что поймёт. Я родился не в своём времени — мне больше бы подошло Средневековье или Античность, когда честь и доблесть были куда большим, чем просто словами. Он поймёт меня, этот генерал, ему это не чуждо, в отличие от многих.
— Ты не лжёшь — я вижу это, — тяжело уронил японец. — Ты тоже чужак, но ты можешь понять нас — это хорошо. И ты можешь вспомнить и показать другим, какими мы были прежде.
Окружающее пространство начало таять и растворяться в густой пелене тумана.
— Вспомни. Покажи. Мы сделали ошибки — не повтори их. У тебя уже есть знамя, просто разверни его. Найди свой путь, только не забывай прошлого.
Вокруг больше ничего не было — ни неба, ни земли, только лишь туман… И голос:
Враг не разбит, и значит, я не погибну в бою.
И буду рождён еще семь раз,
Чтобы взять в руки нагинату… (прим. предсмертные стихи генерала Курибаяси, отправленные Императору)
И словно помимо воли из моей груди вырвался ответ:
…И семь раз погибнуть,
Сражаясь за Императора. (прим. строчки, которые должны были стать ответом генералу)
Как оказалось, просто так подарить мне меч было нельзя, ибо он являлся частью культурного и исторического наследия Японии. Нет, об обратном ходе речи даже и не шло, просто мне пришлось подписать несколько бумаг и уже только потом забирать син-гунто в своё единоличное владение.
В комплекте к нему мне чуть попозже доставили классическую деревянную подставку для катаны, но так как офицерский меч не носился в комплекте с более коротким клинком-вакидзаси, син-гунто пришлось быть в гордом одиночестве. Другим немаловажным предметом оказалась внушительного вида официальная бумага синего цвета, удостоверяющая, что по общепринятой в Японии классификации это — "очень важный меч", являющийся "достойным элементом культуры". А это вам, между прочим, не хухры-мухры — обычным штамповкам такое не полагалось. Син-гунто Курибаяси — это меч с ого-го! какой историей, ибо был родовым клинком, переоформленным под общеармейский стандарт. Генерал-то ведь у нас был из самурайского рода, многие сотни лет служившего вассалом старинного клана Санада, так что просто по определению не мог иметь меч без истории или выкованный каким-нибудь малоизвестным мастером…
Хотя какая, в сущности, разница, кто делал этот син-гунто? Мне было гораздо важнее, кто им ВЛАДЕЛ. Небеса и подземелья, если бы раньше кто-нибудь сказал, что в мои руки попадёт самый настоящий клинок самого настоящего генерала времён Второй Мировой, являвшегося исторической личностью, ни за что бы не поверил! И по барабану — японский это генерал или русский. Честный, храбрый, умелый? Ну и всё — большего не надо. Нет, конечно же, ТТ Жукова (или что там у него было?) или «вальтер» Роммеля было бы заиметь гораздо лучше… Хотя такой меч — это, наверное, всё же на порядок круче. От такого наградного оружия у меня разве что слюни не текут, а ведь мне его теперь, вообще-то, даже можно с собой таскать. Официально. Как хранителю ценной исторической и культурной реликвии, во как. Главное, за пределы Японии не вывозить, ибо табу.
Нет, я, разумеется, никуда его таскать не собираюсь — больно уж ценная штука. Ещё, блин, покоцаю или профукаю, не дай Аллах… Тьфу-тьфу-тьфу! Беречь! Как зеницу ока беречь! А то ведь позора на всю Империю будет…
Ух, как вчера Фуюцки-то прямо после церемонии задвигал речёвки перед борзописцами! И про преемственность поколений, и про традиции предков, и про новое поколение защитников Родины… Ну, чисто замполит или проповедник — сразу видно бывшего профессора-лектора. Я аж почти заслушался, хотя и всё моё внимание на тот момент было приковано к генеральскому клинку. Мисато, вон, просто ограничилась дружеским рукопожатием и хлопком по плечу… Но, чёрт побери, сколько у неё тогда в глазах было гордости… Я же ей, можно сказать, сын, брат и подчинённый… Неее, после всего этого мне теперь хоть в лепёшку вместе с Ноль-первым нужно будет разбиться, но флот не опозорить. То есть Империю и человечество не подвести. Из вариантов у меня теперь только побеждать до победного конца (каламбур, однако), погибнуть в бою или совершить сэппуку. Последнее, кстати, было бы крайне нежелательно — я же вроде как христианин, крещённый, мне нельзя… Разве что только с гранатой под танк или грудью на амбразуру.
Нет, вообще-то, если честно, не хочу я так… заканчивать. Нет, камрады, ну на кого я всю эту ораву-то оставлю, а? За ними же глаз да глаз нужен, а я пока что главная ударная сила… Тем более ещё не все прибыли, вообще-то…
Нет, один раз в Контору с мечом смотаться всё же пришлось, но не по личной прихоти, а сугубо в официальном порядке. Нужно было включить син-гунто в список разрешённого к ношению и хранению оружия. Мало ли что он древний и ценный для истории — зарубить-то им можно только так, без особых затруднений. Во время Второй Мировой даже простыми солдатскими клинками японцы разрубали и американские винтовки вместе со стволом, и, собственно говоря, самих американцев. Другой вопрос, что при исполнении такого «трюка» меч обычно ломался…
Ничего, осмотрели мой клинок, признали холодным оружием, официально внесли в реестр — всё чин-чинарём… Теперь немного посидеть в кабинете Мисато, дожидаясь начала тренировок, и можно…
— Лейтенант Икари?
О, а чего это Ли от меня потребовалось?
— Да, господин сержант? — вежливо поднялся я с места. — Что-то не так?
А ведь не так же, действительно не так. Никогда я ещё не видел своего инструктора настолько возбуждённым.
— Икари, тут до меня дошёл слух о вашем награждении… — несколько смущённо (?!) произнёс сержант. — Могу ли я… могу ли я взглянуть на ваш клинок?..
Ага, вот оно что! Чтобы фанат холодного оружия и упустил шанс хотя бы подержать у себя в руках такой клинок? Да ни в жисть!..
— Разумеется, господин инструктор. Прошу вас, — после некоторого колебания ответил я. Всё-таки, пожалуй, такие вещи действительно оказывают влияние не хуже пресловутого Кольца Всевластья — неохота как-то их надолго из рук выпускать, да…
Аккуратно протянул син-гунто Ли, держа его лезвием к себе — традиции вежливости, однако. Когда японцы капитулировали, то зачастую передавали мечи американцам лезвиями от себя, что на самом деле было тягчайшим оскорблением…
Вообще-то, всё это я узнал только вчера из приобретённой по случаю книги об истории японских мечей. Раньше-то, признаться, этим особо никогда не интересовался — не любил как-то всю эту восточную экзотику, и всё тут.
— Благодарю, господин лейтенант, — у спеца по фехтованию аж глаза загорелись, когда он осторожно принял меч из моих рук.
Осторожно выдвинув клинок из ножен (непорядок, однако — это не клинок нужно вынимать, а ножны сдвигать), Ли начал что-то бормотать себе под нос по-английски. Причём, как истинный ценитель холодного оружия, он не касался лезвия голыми руками. Насколько мне позволяли понять мои познания в английском (изрядно подтянутые за последнее время), бормотал китае-американец что-то вроде:
— Какая работа… Сотня лет, не меньше… Сталь… Антиквариат… Клинок с историей… И ведь не уничтожили же, хотя могли бы… Великолепно, просто великолепно… Такой случай, такая удача…
— Гордитесь, Икари, — вернул мне син-гунто Ли. — Такая вещь… Это просто нечто. Не каждому выпадает удача заиметь столь великолепную вещь.
— Ваша правда, сержант, ваша правда… Кстати, не подскажите где тут можно раздобыть набор для ухода за катаной?..