— Что ж, я рад потому, что не уверен, что я понимаю. Это нечто восхитительное, величественное, грандиозное и, откровенно говоря, немного пугающее… поначалу.
— Пугающее? Да, думаю, так и есть в каком-то смысле, — согласился Джорем. — Мы приняли на себя огромную ответственность. — Он положил сложенный покров на другие и, облокотившись на стопку, взглянул на Камбера. — Однако это стоит того. Испуг скоро проходит. Но восхищение — никогда, впрочем, я бы и не желал этого.
Камбер кивнул.
— Возможно, страх необходим как напоминание об ответственности и средство усмирения гордыни. Так и должно быть.
— Верно.
Джорем в последний раз оглядел часовню, вздохнув, взял покровы и сумку с облачением и направился к выходу.
— Я заберу это и оставлю тебя одного. Полагаю, тебе нужно несколько минут одиночества, прежде чем ты вернешься к себе. Свечи я уберу утром.
Камбер кивнул.
— А что с дискосом и потиром? Они тоже останутся до утра?
Джорем взглянул на кожаный футляр возле свечей и опустил глаза.
— Они принадлежали Элистеру, отец. И, по-моему, теперь должны принадлежать тебе. Если не возражаешь, я не хотел бы присутствовать при твоем новом превращении в него, сегодня ночью это выше моих сил.
— Джорем, мне известно, что ты не одобряешь…
— Нет, не то, уже не то, — Джорем покачал головой и наконец поднял глаза. — Я понимаю, что ты сделал и почему. Я не могу передать, как я восхищен тем, что ты совершил нынче. — Он на мгновение отвел взгляд. — Но слишком редко ты будешь просто Камбером Кайрилом, а не Элистером Кайрилом. Я бы хотел, чтобы в моих воспоминаниях о сегодняшней ночи ты остался самим собой.
Потрясенный, Камбер несколько секунд смотрел на сына, потом крепко обнял его. Когда Джорем отстранился, на его губах была улыбка, на глазах блестели слезы. А когда он торопливо кивнул и поворачивался к выходу, улыбка превратилась в усмешку.
Камбер смотрел вслед сыну полным любви взглядом, потом наклонился за коробкой, где лежали потир и дискос Элистера Келлена, Взмахом руки он погасил свечи у стен и все остальные, кроме лампады, сотворив шар серебристого света.
Поклонившись лампаде, отец Кайрил выскользнул из комнаты. До возвращения в покои Элистера Келлена и в его мир предстояло выполнить еще одно.
Камбер вступил в хорошо знакомую ему комнату. Почти целый год она служила убежищем и жилищем Синхилу, тогда еще принцу. В те дни на стене висел огромный портрет его прадеда Ифора, напоминая претенденту на престол о его корнях, Рядом с дверью осталось с тех пор слегка блестевшее темное зеркало, около него и остановился Камбер. Когда-то служившее Синхилу зеркалом правды, теперь оно должно было выполнить эту роль для другого.
Камбер остановил светящийся шар в воздухе, а сам встал на расстоянии вытянутой руки от полированного стекла, изучая глядевшее на него из зеркала лицо.
Камбер Кайрил Мак-Рори. Теперь святой отец Камбер Кайрил. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз видел его? И сколько еще пройдет до того, как он снова увидит себя?
Сколько времени ему пребывать другим, носить чужой облик и жить не своей жизнью? Придет ли время жить для себя, а не для других?
Ему пятьдесят девять лет. Сколько осталось еще? И так много еще нужно успеть.
Камбер от жалости к себе покачал головой, прижимая ладони к глазам. Он пришел сюда не за этим. Хотел напомнить себе, кто он, несмотря на то и благодаря тому, что произошло сегодня. Это поддержит его, какую бы маску он ни нацепил.
Он благодарил Бога за очищение, которое пришло к нему. Теперь каждый день, каждое мгновение его жизни будут не просто бытованием на бренной земле.
Камбер снова взглянул на отражение в зеркале, запоминая знакомые черты, которые исчезнут совсем скоро. Он отметил округлость бритого лица, полуседые волосы, прилегавшие к голове, как чепец цвета ртути, упрямо сжатый рот с тонко очерченными губами, глаза неяркие и твердые, похожие на туман, клубившийся и мерцавший внутри серебристого шара.
Пора было и остановиться, хотя спать вовсе не хотелось. Когда Гвейр придет утром одевать его, он должен быть в постели. А чтобы вернуться в постель, нужно было снова влиться в оболочку Элистера Келлена.
Спохватившийся Камбер зажмурился и погрузился в покой деринийского транса, подумав, что на этот раз, если захочет, сможет наблюдать это превращение.
Камбер медленно раскрыл глаза и начал превращение. Вокруг лица появилось сияние, в ушах звенело, резкие скупые черты лица размывались и превращались в другие.
Камбер устоял против желания сомкнуть веки — он испытывал сейчас ощущение сладкой дремы или опьянения, реальность казалась видением. Стоило моргнуть, и ясность восприятия происходящего будет утрачена. С широко раскрытыми глазами он наблюдал, как волосы темнели, становясь серо-медными волосами Элистера, наблюдал, как брови истончались и удлинялись, а глаза под ними приобретали оттенок небесной синевы, морщинки вокруг них стали глубже. Лицо Камбера слегка вытянулось, черты заострились, бледность лица сменилась желтоватым, даже коричневым цветом. Тело казалось теперь более тяжелым, плечи ссутулились, руки покрылись морщинами, а суставы вздулись.
Превращение состоялось, и Камбер мог наконец моргнуть. Дремота более не донимала его, но он покачал головой, невольно сомневаясь в том, что видели его глаза.
Камбер исчез. Здесь был Элистер. И только имя Кайрил было мостиком между ними.
Несколькими минутами позже, освоившись в новом теле, он шагнул в михайлинский Портал, закрыв глаза и сосредоточившись на цели своего путешествия во дворце архиепископа. Скоро Элистер Кайрил Келлен будет в постели.
К удивлению Камбера, Гвейр постучался к нему задолго до заутрени и до первых проблесков зари. Он не спал, не мог спать после того, что случилось с ним этой ночью, но понимал, что должен притвориться спящим. Камбер улыбнулся, вспоминая лихорадочную, почти мальчишескую жажду деятельности, владевшую Гвейром всю неделю, и то, как старательно готовил он накануне епископское облачение, пока сам Камбер выезжал с королем. Почему-то — совершенно необъяснимо — молодой человек уверился, что его новый господин если и не совершенно беспомощен, то во всяком случае слишком рассеян во всем, что касается церемоний и этикета и Камбер не слишком старался разубедить его. После смерти прежнего хозяина юноша чувствовал себя слишком неуверенно, и ему необходимо было чувствовать, что кто-то нуждается в его помощи. Сейчас Гвейр стал почти прежним, каким он был до «смерти» Камбера.
Вот почему Камбер не сразу ответил, когда услышал стук в дверь, а, напротив, закутался в одеяло и сощурил глаза до щелочек. Стук вскоре прекратился, сдвинулась задвижка и послышались осторожные шаги. Золотистый отсвет лег на его лицо, и он понял, что в руках у Гвейра свеча. Шаги замерли, и Камбер услышал изумленный вздох.
— Отец Келлен? Ваша милость! — Голос звучал негромко, но настойчиво. — Вы еще не проснулись, милорд?
Камбер что-то бессвязно пробормотал. Гвейр снова вздохнул и принялся зажигать свечи, разгоняя предутренний мрак. Когда он присел на корточки, чтобы развести огонь в камине, Камбер лениво повернулся и посмотрел на юношу, прислушиваясь к незамысловатой мелодии песенки, которую напевал Гвейр. Он подбрасывал дрова в разгоравшееся пламя, в черной монашеской рясе, которую юноша теперь носил, Не снимая, ему явно было удобно. Камберу подумалось вдруг, что ловко сидящая одежда не только придает Гвейру уверенности. Похоже, он не снимает рясы, за этим должно быть что-то еще.
— Гвейр? — Камбер приподнялся, опираясь на локоть. Гвейр обернулся и улыбнулся во весь рот, продолжая заниматься камином.
— Доброе утро, отче. Хорошо спали?
— Гм. Перед сном я провел некоторое время с архиепископом. Это было допоздна. А ты не рановато поднялся?
— Сегодня вас посвятят в епископы, ваша милость. Это очень важное событие, нужно многое успеть, мы ведь завтра уезжаем в Грекоту. Вы не забыли?
— Нет, что ты.
Зевнув, Камбер потянулся и сел, но только начал выбираться из постели, как рядом оказался широко улыбающийся Гвейр с теплой мантией. Пока молодой человек закутывал его плечи, Камбер сидел, задумчиво выпятив губы и подняв подбородок, чтобы Гвейр завязал мантию под горлом. Когда Гвейр опустился на колени, чтобы надеть ему на ноги теплые туфли, Камбер бросил задумчивый взгляд на его макушку. Что-то изменилось в этом мальчике сегодня утром, определенно изменилось.
— Сегодня ты на удивление весел, — заметил Камбер.
Гвейр, не поднимая глаз, продолжал свои занятия.
— Впереди незабываемое событие, — ответил он. — Нам предстоит длинный день, сударь. Я знаю, что вы не станете прерывать своего поста до окончания церемонии, но не сделаете ли малого послабления. Стаканчик подогретого эля? Это укрепит ваши нервы. Однажды мне это советовали.
— Почему ты думаешь, что мои нервы нуждаются в укреплении? — Камбер покачал головой и постарался сдержать улыбку, когда Гвейр встал и потер руки. — Гвейр, можно задать тебе вопрос?
— Какой вопрос, отче?
— Почему на тебе монашеская ряса? Можешь рассказать мне об этом?
— Эта? — Гвейр коснулся края капюшона на плече, и на его губах промелькнула полуулыбка. — Вы ведь не сердитесь, отче? Я не хотел сделать ничего плохого. Просто подумал, что быстрее сойдусь с остальными, если на мне будет церковное облачение. В соборе будет пруд пруди священников, монахов и епископов.
Камбер мысленно вздохнул с облегчением. Он вовсе не возражал бы, если однажды Гвейр решится принять священные обеты, но сейчас его волновало чудо, ему явившееся, возможные выдумки и никчемные толки вокруг видения. Вступление в духовное звание — прекрасная идея, если она приходит сама по себе.