Все за столом молчали, это напряжение исходило главным образом от насупившейся Малуши. Лешак и Волче, морщившийся при каждом резком движении, выглядели спокойными.
— А Марья Моревна, она кто? Дядька Лешак? — каша была вкусной, хоть и без соли, зато с ягодами.
Крякнув и сосредоточенно облизав деревянную ложку, старик смахнул со стола крошки и закинул в рот. Пожевал.
— Князя одного дочка. Великого князя, зело могучего. Ведует вот у меня в подполье. У нас тут тихонько, никто и не спознает.
— Чего не спознает? Она прячется что ли?
— Здравы будьте! — Моревна собственной персоной шла к столу, прижимая к себе старую войлочную шапку, в которой что-то лежало.
Малуша сильнее нагнула голову, но я успела заметить злобный взгляд ревнивицы. А кто бы не ревновал к такой-то красотке.
— Чем богаты, Марьюшка!
— Блага тебе, дяденька! Дружку моему крошечки перепадёт?
— А то! — и старик протянул руку к шапке. — Материно подарение?
— Бывалоче, только он меня из беды и выручал, аки звёздный свет дорогу указывал. — раздалось тихое фырканье, и из шапки сначала показался черный маленький носик, а затем и голова крупного ёжика, который выхватил остренькими зубками из пальцев Лешака комочек каши.
Княжеская дочь взяла ложку и принялась есть быстро и с аппетитом, но через несколько минут надменно подняла голову от еды:
— Что-то духом звериным несёт, — Моревна вперила взгляд в ставшую еще сутулее Малушу, — волчье племя у моих ног отирается.
— Моревна, не замай девушку! — вдруг ставший совершенно серьёзным Лешак замер за спиной ведуньи. — мой дом, и гостевать я впустил!
— Ой, гляди, дядька, как бы горя не случилось. А ты, кликуша, чего очами сверкаешь? Чего пытаешь-вынюхиваешь?
— Да сдалась ты мне, вынюхивать! — тон дамочки был слишком заносчивым, и я резко встала из-за стола, нечаянно громко стукнув ложкой. — Тоже мне — барыня! Сама-то ежа припёрла, а он тоже зверь, на минуточку!
— Эка, зубы кажешь? — усмехнулась Марья и тут же перенесла внимание на Волче, — Воронович давно улетел?
— По заре, — ровный тон охотника говорил о том, что фраза про звериный запах к нему не относилась, и ему все равно, что невесту обижают, — обещался к вечеру быть.
Моревна кивнула и продолжила есть, а я не находила себе места, не понимала, что делать, как просить этих людей о помощи, как вообще с ними общаться.
Какая-то своя, неподвластная логике обычного человека жизнь текла вокруг меня широкой рекой, а я стояла на небольшом камешке-островке, который вот-вот затопит бурлящая вода.
— Дяденька, мне бы одежду какую-нибудь, хочу на улицу выйти, сил нет на месте сидеть.
— Справим одёжу, — хозяин дома улыбнулся, — в большом ларе поищем.
Он подвёл меня к сундуку странной формы и откинул тяжёлую высокую крышку. Вскоре в руках у меня были тяжелая и грубая серая юбка, пара рубах, тонкие подъюбники, платки, жилет, неказистый жакет или как там это называлось, овчинный полушубок. Через пару минут я поняла, что сундук, несмотря на то, что вытащен из него ворох одежды, всё равно остался полон до верха.
— Вишь-ка, звговорённый ларь-то! Без донышка, — усмехался Лешак.
— Ага, — а что еще скажешь?
Мне были выданы меховые, тонкой выделки то ли носки, то ли гольфы, и странная обувь со шнурками, подошва которой была подшита несколькими слоями толстой кожи. От одежды шел приятный травянисто-цветочный запах, напоминавший мне лето.
Спрятавшись в закутке за печкой, я оделась и направилась к двери.
— Далеко не броди, заблудишься! — кинул вслед Волче.
— Разберусь! — весело ответила я охотнику.
Снова шёл крупный тихий снег. Перед домом сугробы были вытоптаны, но обнаружив, что ноги не мерзнут и в обуви ходить удобно, я решила исследовать окрестности. Несколько раз оглянувшись назад — мои следы были хорошо видны, обратную дорогу найду, — неспешно пошла вперёд, засматриваясь на живописные картины величественной природы. Нравилось мне эта первобытная нетронутая красота зимнего леса. Идти было легко, дышалось вольно, настроение улучшилось, кровь побежала быстрее, а мысли остановили свой нервный бег.
— Эх, варежки нужно было попросить, — произнесла я вслух, улыбнувшись и подышав на замёрзшие кончики пальцев.
Звук голоса напугал небольшую серебристо-серую сову, что, оказывается, сидела прямо передо мной на толстой ветке. Она шумно взмахнула крыльями и перелетела на соседнюю сосну.
— Привет, красавица! Надеюсь, ты в человека не превратишься?
Невероятные глаза медленно моргнули, и сова отвернулась от меня в другую сторону, чуть приподняв крылья.
— Ну, не обижайся, ты чего? — но ночная хищница вновь взлетела, и, сшибая кончиками крыльев снег с веток, улетела прочь.
Эта картина была последней, что я увидела. От сильного удара по голове в глазах потемнело, и я полетела в чёрную пропасть…
— Да, еще на неделю! Да, за свой счёт, Марин! Ну… Проблемы возникли семейные, нужно срочно решать. Нет-нет, никто не умер, все здоровы. Да. Спасибо!
В дверном проёме, сложив руки на груди, стояла тётя.
— Рассказать мне ничего не хочешь?
— Хочу. — дядина жена в какой-то степени заменила мне если не мать, то добрую няню. — Сядь рядышком, а?
Положив голову на колени тёти Тани, как всегда в трудные моменты, я рассказала ей про встречу с Егором, про настойчивые ухаживания Славы, про душевный непокой.
Мягкая ладонь гладила меня по щеке и плечу, пальцы заправляли за уши волосы, снимали невидимые пылинки с толстовки. Все эти движения как магические пассы возвращали мне силу и уверенность.
— Егор парень хороший. Работящий. Всё не женится никак, а у нас любая девчонка за него пойдёт. Руки у парня золотые, воспитанный, уважительный, поможет всегда. Молчун вот разве что. Ну да молчун — не болтун. Его комиссовали после ранения, а ведь грезил об армии своей. Предлагали ему в районный военкомат устроиться, так ведь не пошёл!
— Что, серьёзное ранение?
— Того не скажу — не знаю, а сплетни собирать не пойду, — тётя легонько стукнула меня указательным пальцем по кончику носа.
— А Славик?
Ответ последовал после глубокого вздоха:
— Может, и не правильно, что говорю тебе, но не люблю я его. Он ведь свой бизнес на бомжах построил. Это они ему со всей округи металл тащили, воровали всё, что не приколочено, провода снимали со столбов, один даже погиб от удара током. Никто прижучить не сумел — по бумагам всё у него чисто было. Да и работал он от зари до зари, всё время за рулем, всё время куда-то едет, договаривается с кем-то. Стреляли в него даже бандиты какие-то. За несколько лет поднялся, машину крутую купил, дом выстроил, родителей в него перевёз, матери сиделку нанял, возит по врачам — ноги у нее отказывают. Школе вон аппаратуру дорогущую подарил, фельдшерский пункт кирпичом обложил, Тимофеевна в нём мерзла постоянно, а с главы ни копейки не выбьешь! Вроде бы все так крутились, но знаешь, — тётя на пару секунд замолчала, — глаза у него волчьи. Страшные. Не знаю…, — она снова вздохнула, — по нынешним временам Славик предпочтительнее, Егор кормилец, но не добытчик, дворца не построит.
— Да уж…
— Да уж… — улыбнулась тётя Таня, — ты у меня девушка городская, образованная, что тебе деревенские парни, в городе ищи!
Громкое дыхание, глухой стук, шуршание — звуки теснились, толкались, заставляя приходить в себя, взывая к сознанию и чувству самосохранения. Мне знакомо это мерное покачивание — сани, скользящие по снегу. Куда везут, кто везёт? Почему так болит затылок?
С трудом открыв глаза, я поначалу испугалась странного мрака, но тут же сообразила, что на голову накинули ткань или мешок, снять который не получится: руки связаны.
— Эй! Вы там совсем охренели что ли? Быстро развяжите!
Никто не ответил, но, по крайней мере, один человек рядом был и управлял лошадью. Мне порядком надоели сюрпризы в этом затерянном в лесах краю.
— Мешок сними, урод!
И снова молчание.
Попытки хоть как-то ослабить тугую веревку или скинуть с головы пахнущую мышами тряпку не увенчались успехом. Провозившись несколько минут, я смирилась и закрыла глаза — головная боль расползалась от затылка к вискам.
— Да ты девку не прибил ли?
Вот, оказывается, кто занимается похищением женщин! Ну, погоди, Мстислав Годинович, я тебе сейчас устрою вторую часть Марлезонского балета! А пока нужно было пережить грубые прикосновения. Мешок с головы стащили, но руки развязывать не стали.
— Не ругайся! Народ здесь тёмный, всему учить нужно, за каждым не поспеваю.
— Руки развяжи!
— Э, нет!
— Развяжи руки…, — процедила я, глядя прямо в глаза Мстислава.
— Знаешь, давай так: я тебя сейчас в дом заведу, мы поговорим по душам, а потом уж развяжу. Идёт?
— Нет! — запястья начинали неметь, и кроме злости это не вызывало ничего.
— Какой темперамент! — усмехнулся похититель. — Какая страсть в глазах! Идём, нечего зевак забавить, полдвора уже сбежалось поглазеть. — он грубо толкнул меня в спину. — Шагай!
Суетливые тени слуг заметались в полутёмом доме, накрывая на стол, смахивая невидимую пыль. Вышколенные или просто боятся хозяина?
Начинало подташнивать, в ушах нарастал противный гулкий звон, глаза никак не могли сфокусироваться, взгляд самопроизвольно перескакивал с предмета на предмет, и этот мужик как его зовут-то… Меня качнуло, голова запрокинулась назад, но я не упала — подхватили, понесли, развязали руки, обтёрли лицо и уложили на что-то мягкое. Опустился туман, окутывающий людей и обстановку.
— Вот дебил! Он же ей сотрясение устроил, запорю гада! — мужчина ругался, а я всё силилась вспомнить его имя и не могла.
На больших подушках было так удобно лежать, я возвращалась к реальности лишь на короткое время, чтобы удивиться холодной влажной тряпке на лбу или умелым рукам, отбирающим мое тело какой-то пахучей настойкой. Мне давали пить горький отвар, куриный бульон, укрывали теплым одеялом. Совсем рядом слышался еще какой-то звук — лёгкое постукивание, словно частый пульс, но разобраться, что это такое, я не могла. Да и не хотела. Наслаждалась отдыхом.
Обеспокоенный Мстислав — имя выпало из какого-то закоулка памяти — маячил перед глазами, что-то виновато говорил. Через какое-то время я начала понимать суть сказанных слов.
— … и ты неспроста здесь оказалась, понимаешь? И чего бы нам не дружить, мы же не враги с тобой. Из одного, понимаешь, времени.
— Погоди, — я потёрла лоб, — как это неспроста? Еще раз повтори, если не трудно!
— Ты меня только за сумасшедшего не принимай. — Мстислав сел на край постели и взял мою ладонь в свои руки. — На той дороге, где мы с тобой оба ехали, находится портал в прошлое. В другую реальность, понимаешь?
— И как ты здесь оказался? — из разбросанных по столу моего сознания пазлов начала выстраиваться более или менее понятная картинка, которой пока не хватало важных элементов.
— Ну, я по трассе шел километров под сто пятьдесят, задумался, собаку сбил и сам чуть на обочину не выпрыгнул. Псина маленькая такая, их еще бабушкиными брехунами у нас зовут.
— У вас это где?
— В деревне моей. Так вот, бампер сплющило по касательной, но рихтовать всё равно придётся, плюс мозги и кровь в решетку залетели. Я пока от брызг капот оттирал, бабка эта из лесу вышла. С корзинкой и клюшкой.
Похоже, у меня точно сотрясение:
— Какая клюшка, она хоккеист что ли?
— Да нет, у нас так палочки, трости называют. Клюка — так понятнее? — и приняв мой кивок за “да”, Годинович продолжил:
— Думал побьёт меня палкой своей, а она заохала, попросила ее с собачкой до поворота довезти, мол, не досмотрела, живёт на отшибе, похоронить бы пёсика, и хорошо, что я сам не убился. Поворчал, конечно, что кровью салон испачкаю, но уж больно ныла старуха, пожалел. Сумку икеевскую из багажника достал и ей кинул. Не буду же я кости с шерстью от асфальта сам отскребать. Подождал, пока она всё собачье мясо в сумку запихнёт, сядет, довез до т-образного перекрёстка. Старуха уже выходить было стала, ногу вытащила и вдруг говорит мне, мол, сынок, прости за беспокойство, возьми вот настоечки моей. И корзинку протягивает. Мол, из города к ней едут за питьем этим. Ну я, дурак, и взял. Да еще и глотнул, типа вкусно, бабушка, спасибо!
— И что, в козлёночка превратился?
— Нет. Она на меня глаза подняла, а они светятся, прикинь! Я чуть не обделался, ей-богу! Говорит…, ну, не важно что говорит, главное, что, мол, настоечка на волчьей ягоде.
— Так они же ядовитые, а ты вроде живой.
— Да я, блин, дверь открыл, бегом в кусты, два пальца в рот и…, — Мстислав сокрушенно махнул рукой, — а дальше, наверное, как и у тебя — поворачиваюсь, а ни дороги, ни машины, ни леса, ни бабки — поле да редкие сосёночки.
— Это что получается: мы с тобой через портал прошли? Но я ведь не пила ничего, только минералку из “Магнита”
— В этом и весь цимес! Сюда попадают либо по собственной дурости и в наказание, либо экстрасенсы всякие. Люди со способностями.
— С чего ты взял?
— Так с того момента, как я сюда попал, ты уже пятая.
— То есть до меня четыре человека через портал прошли?
— Ага. Одного та же бабка споила — он косулю с детёнышем по весне застрелил, пока браконьерствовал, еще трое с подвывертом.
— И где они?
Мстислав замялся:
— Да кто куда разошлись. Трудно принять, что ты выпал из своей жизни. Сама-то вон — до сих пор не веришь и домой рвешься.
— Рвусь. А зачем я тебе?
— Сон мне приснился же! — широко размахивая руками, Мстислав принялся расхаживать по небольшой комнате, — Бабка эта меня глазами жгла и говорила, что вся надежда моя на деву, что в сугробе отыщется. А тут еще сияние это, чёрт его дери, северное!
Тревожащее подозрение, что товарищ по несчастью мне что-то не договаривает, всё больше укоренялось в мыслях, и хотя причины лжи были не понятны, я решила держать ухо востро.
— Мог бы мне сразу всё рассказать.
— Ты бы поверила?
— Нет! Я и сейчас не особо верю, если честно.
— Ничего, поверишь, еще чуток поживёшь… Короче говоря, Евгения Батьковна, только ты нас и сможешь отсюда вытащить, уже не знаю, как, но бабкиным словам склонен верить.
— Сказанным во сне?
— А ты разве вещих снов тут еще не видела?
В памяти сразу всплыли белёсая волчица и Малуша.
— Если тебе для дела чего достать нужно, так ты мне скажи, я купить не куплю, так украду. Не могу больше здесь. Нет, природа, продукты, девки опять же — все свежайшее, но сил нет больше по нужде на задний двор бегать. Да и родители там у меня одни, мамка болеет. Жень!
— А что Жень? Не понимаю я, чего делать мне, Мстислав! Кстати, это твое настоящее имя?
— Да, но можно просто Слава.
— Хорошо, Слава. Только вот как тебе верить, если твои люди мне чуть голову не проломили?
— Моя вина! Забыл, что им сто раз повторишь, а они по-своему сделают. Местная, так сказать, инициатива.
— Еще раз повторю: не знаю я, как нас вернуть, даже не представляю. В лотерею никогда не выигрывала и на экзаменах всегда самые трешовые билеты вытаскивала, ну правда! Не экстрасенс я!
— Ты погоди, погоди! Оно придёт к тебе само. Тем троим вот пришло нежданно.
— И что пришло?
— Разное… Ладно, давай-ка спи, поправляйся.
Аккуратно прикрыв за собой дверь, Слава вышел из комнаты, оставив меня в глубоких раздумьях.