Я улыбнулся, теперь уже открыто, и сказал:
— Наверняка в психиатрии даже есть какой-нибудь термин, который все объясняет.
— Да. Навязчивая идея.
— И термин не позволяет выписать меня из больницы?
Екатерина кивнула.
— Частично, да, — сказала она, — я должна провести обследование и поставить диагноз. Только после этого мы сможем вас выписать.
— А сколько понадобится времени?
— Пару дней.
— А я успею добраться до Вьюжного к среде?..
Катя как-то странно на меня посмотрела. Она не верила ни в мой сон, ни в мою мечту, ни в девушку, которая ждет в ресторане "Северное сияние". Доверительные нотки в ее голосе такие же ненастоящие, как и запах клубники посреди снегов на краю света.
Я бы тоже не поверил на ее месте. Она не была в моих снах. Она не умирала. Обыкновенная девушка, у которой на лице читается усталость, разочарование и депрессия… Может быть, мне и не захотелось бы становиться на ее место. Честное слово.
— Я ведь успею? — упорно повторил я, и Катя отвела взгляд.
Несколько минут в палате царила тишина. Я слышал, как тикают часы над дверью. Я думал о том, идет ли сейчас на улице снег, или светит солнце. Дорогу, что приведет меня в город, могло завалить. А, может быть, все развезло от грязи, и там теперь разве что на танке проехать можно. А ведь осталось всего четыре дня. Успею ли я к среде?
Два года назад город Вьюжный казался таким далеким и нереальным, что я не задумывался о времени. Дата в календаре, обведенная толстым черным маркером — была всего лишь датой, до которой еще целых семьсот с лишним дней. Семьсот — только представьте! Это же нереально много времени. Человеку не дано представить столько дней разом, и осознать всю эту кипу времени, что пролетает мимо с каждый неуловимым мгновением.
И когда я останавливался в каком-нибудь городе, встречал людей, общался с ними, записывал их мысли в свои зеленые тетради, разве я задумывался о том, что время проходит мимо. Оно ускользает, как песок сквозь пальцы. И я уже не смогу его вернуть.
И вот сейчас время подошло. Бледная широкая ухмылка времени застыла перед моими глазами. И часы над дверью отсчитывали мгновения, минуты и секунды. И, глядя на них, я понимал, что ведь могу и не успеть. Могу захлебнуться во времени. Пойти ко дну. А оно потащит меня за собой, равнодушное к окружающим, словно торопящийся к Королеве белый кролик. И я не успею. Я опоздаю.
— Я думаю, рано делать какие-то выводы, — сказала она.
— Но я же не сумасшедший.
Она не ответила. Я наблюдал, как она упорно разглядывает кафельные плитки, которыми выстелен пол.
Что она испытывает? Стыд? Профессиональную гордость? Или, быть может, удовлетворение.
— Я не сумасшедший. Да я не могу…
— Навязчивая идея может проявляться спонтанно… внезапный порыв… в виде ярких реалистичных снов, голосов… человек теряет аппетит, у него возникает склонность разговаривать самим с собой… он начинает много спать или, наоборот, не спать совсем…
Я прервал ее быстрый тихий лепет кашлем. А когда Катя подняла, наконец, на меня взгляд, сказал:
— Ваш внутренний голос тоже о многом вам говорит. Но это не значит, что вы сумасшедшая.
— С чего вы…
— Несложно догадаться, — ответил я, — а теперь смотрите. У меня прекрасный аппетит. Я не разговариваю сам с собой и не слышу никаких голосов. Единственная моя проблема, это проблема со зрением. Поэтому я вынужден вести ночной образ жизни.
— Да, я читала у вас в карте… — кивнула она.
— Но это же не психическое отклонение. У меня десять лет проблемы со зрением.
— Вы два года своей жизни потратили на поиски несуществующего человека. Вы потеряли работу, дом, деньги…
Моему удивлению не было предела.
— Почему вы решили, что этот человек несуществующий? Я знаю, как ее зовут. Я знаю цвет ее волос. Как она пахнет. Что пьет. О чем думает. Она приходит в ресторан "Северное сияние" каждый день в половину десятого утра. Кроме воскресенья. И иногда задерживается в субботу на час или полтора. Она заказывает себе чашку крепкого кофе без сахара, открывает ноутбук и работает до двенадцати. Максимум до половины первого. А потом уходит.
Ц Екатерины странный, задумчивый взгляд. Я вообще сомневаюсь, что она прислушивалась к тому, что я сейчас говорил.
— С чего вы решили, что я слышу какие-то внутренние голоса? — спросила она. Вот чем были заняты ее мысли. И вовсе не мной.
— Нетрудно догадаться. Я наблюдательный человек. Иначе я бы не мог находить общий язык с другими людьми. Один раз я общался со своей знакомой по работе на какой-то вечеринке. Было много вина и коньяка со льдом. А еще играла хорошая музыка. В общем, атмосфера предполагала расслабиться и наслаждаться жизнью, — я перевел дыхание, уловив ее взгляд и прочитав в нем заинтересованность, — мы сидели за одним столиком, я и моя подруга, и болтали о всяком разном в жизни. Знаете, разговоры ни о чем. Она делилась со мной своими мелкими секретами, а я своими. Она рассказала, что стащила из кабинета шефа несколько чистых бланков с печатями и теперь подумывает провернуть какое-нибудь безопасное дельце, чтобы заработать на отпуск летом. А я, в свою очередь, поделился с ней своими мыслями по поводу одного нашего общего знакомого. Мне казалось, что он голубой. Как потом оказалось, я был прав…
Дверь отворилась и в палату вошла медсестра с подносом в руке. На подносе разместился скромный больничный завтрак, два кусочка хлеба, стакан с компотом и бумажный пакетик в котором, надо подозревать, находились таблетки. Увидев Катю, медсестра нерешительно остановилась.
— Вот увидите, я управлюсь сам, — произнес я, улыбнувшись, — хорошо, что меня больше не привязывают, а то ощущал себя узником фашистского концлагеря.
— Лучше я покормлю вас сама, — отозвалась Екатерина.
— Вовсе необязательно. Поставьте на тумбочку. Спасибо.
Мы молчали, ожидая, пока медсестра поставит поднос и выйдет, плотно прикрыв за собой дверь. В воздухе витало ожидание и сладкий клубничный запах.
— В общем, вскоре наш разговор зашел о мужчинах. Она рассказала, что встречалась с парнем, которого не любила. Просто ей нужно было с кем-то встречаться. А я посмотрел на нее и почему-то подумал, что она выйдет за того парня замуж. В марте. А дело происходило в ноябре. Я ей так и сказал. А подружка рассмеялась и заявила, что, мол, нет, не выйдет. Ее парень не настолько хорош, чтобы она согласилась на свадьбу… В итоге они поженились в марте. А я записал свою первую историю.
Я замолчал, поглядывая на поднос с едой. Честно говоря, не ел ничего со вчерашнего вечера. Мой организм давно привык к ночному распорядку жизни, но в больнице, мой бог, по ночам не кормили. Приходилось придерживаться правил, ведь никто не станет делать для меня исключение, будь я хоть трижды инвалидом.
— Подайте-ка поднос, пожалуйста, — попросил я.
В тарелке оказалась лапша с сыром, изрядно остывшая и слегка пересоленная. Но мы же не бояре, чтобы нос воротить.
Екатерина молча наблюдала, как я ем. Мяла в руках мои тетради. А меня не покидал вопрос, который я задал сразу после того, как запил лапшу компотом.
— Что вы успели прочитать?
— Ангел-грусти.
— Неплохо написано, не находите?
— Ваше предположение о том, что я слышу какие-то внутренние голоса основано на простой догадке? Вы же к этому клонили? Один раз вам удалось угадать, когда ваша подруга выйдет замуж, и вы решили, что знаете об окружающих вас людях все?
Я кивнул. Лапше решительно не хватало хорошего соуса.