Тут я понял, что Ян не получит причитающееся ему возмездие за все те подставки, благодаря которым он выигрывает у меня на бильярде.
- Не могу, - мрачно сказал я, предчувствуя скандал. Кровь уже бросилась в голову, зазвенело в ушах.
- Почему это? - неторопливо осведомилась Тамара.
- Я плохо себя чувствую.
Во мне уже закипела удушливая обида: как же так, ты - к маме, в родительские объятия, за стол, а я, голодный, полубольной, в прачечную?
- Хватит врать, - звонко и холодно повысила голос Тамара. - Ты просто рыночный паяц. Шут.
Вот и поговорили.
Я грохнул трубку на аппарат и вышел в коридор. Со зла дым сигареты приятен. Но делать нечего, придется идти на флюорограмму.
Глава третья
В поликлинику Истомин В.С. обследован в противотуберулезном диспансере. Выявлен очаговый туберкулез легких. Будет госпитализирован в стационар.
Врач Левина
Как обухом.
Я сидел в кабинете Левиной, которая только что сообщила мне эту ошарашивающую новость. И Левина, и медсестра за своим отдельным столиком смотрели на меня, словно ожидая, как я отнесусь к такому резкому перелому своей судьбы.
Я молчал.
Левина осторожно продолжила:
- От вас потребуется терпение и большой ежедневный труд, строгое и неукоснительное соблюдение режима и всех предписаний врача...
Крутой поворот.
Шок постепенно проходил, реальными стали очертания окружающего, и первой мыслью, первой реакцией был протест. Круто...
Не слишком ли? Почему так рано, я еще молод... Двадцать три. Туберкулез - что это для меня означает?.. Мне осталось жить совсем немного?.. Или я буду долго угасать, постепенно превращаясь в кровью харкающего калеку?.. А вдруг это просто вспышка и все пройдет и причем скоро?..
Я суеверно скрестил пальцы вцепившихся в стул рук и уже с неясной надеждой стал слушать Левину:
- Сначала вы будете лежать здесь, в диспансере, в стационарном отделении, а потом, в зависимости от того, как пойдет лечение, поедете в санаторий...
- А сколько времени это займет?
Мне пришлось откашляться, прежде чем я спросил, и в это мгновение я понял, как все уже переменилось для меня: я не просто поперхнулся - это был уже кашель больного человека.
Левина терпеливо повторила:
- Я уже вам сказала, что все зависит только от вас. Обычно первые результаты лечения известны через три месяца, не раньше. Врач пропишет вам лекарства, антибиотики, и если вы их хорошо переносите, то через полгода будете здоровы. Потом надо будет закрепить результаты лечения в санатории...
Три месяца... Полгода... Потом еще... А как же студия?..
Я уже и не думал о смертельной опасности.
- Простите, а можно сделать так: я к вам буду приходить, наблюдаться, пить лекарства, честное слово, все буду выполнять очень строго и неукоснительно, но лежать буду не здесь, в стационаре, а дома?
Левина усмехнулась, вернее, снисходительно улыбнулась, как улыбаются лепету несмышленого дитяти.
- Дома? Не тот случай. Дома вы побудете, пока не освободится место в стационаре, поэтому ждите вызова.
Не тот случай?! Я опять ощутил холодок страха и, смиряясь с неизбежным, стал искать то, что помогло бы мне справиться с болезнью.
- А что можно взять с собой в больницу?
- В путевке будет указано.
- Я спрашиваю не про то, что нужно, а про то, что можно.
Тишина.
Молчит, опустив глаза, врач Левина, молчит медсестра за своим отдельным столиком. Потом Левина медленно говорит:
- Все, что хотите... Но диспансер у нас инфекционный...
- Книги можно?
- Ну...
В разговор врывается медсестра:
- Они будут заразные, понимаете?!
- Понимаю. Значит, придется потом их сжечь?
Уничтожить. Я переступил границу здорового мира, мира здоровых. Все оборвано, обрезаны все связи, потому что даже касание мое заразно, дыхание мое заразно и только огонь против огня, пожирающего мое тело, и в этих кострах сгорят мои сценарии и записи, потому что они опасны для всех остальных. Здоровых.
Глава четвертая
Через два дня после случившегося я сидел дома и бесцельно смотрел в окно. Во дворе кружил последний велосипедист, давя колесами первые корочки льда на лужах. Вихляя колесами он устраивал сюрпляс, пытаясь остановить приход зимы, которая равнодушно смотрела на него громадным серым холодным небом. А в комнате с неожиданным треском отставали от стен обои, которые из экономии неумело клеил я сам. И этот треск так походил на ломку льдинок под шинами велосипедиста, что казалось - он ездит по стенам.
Родители вернулись из отпуска, с юга. Они ждут нас, привезли фруктов и еще совсем ничего не знают.
А мы с Тамарой разругались в пух и прах. Оказалось, что Тамаре надо срочно встретиться с подругой, оказывается у мадам были планы, о которых она не удосужилась известить своего супруга, и она никак, ну, никак не сможет поехать со мной к родителям. Значит, я теперь должен ехать в одиночестве и объявить им страшную весть, да еще и объясняться, почему Тамара куда-то исчезла.
И вот я сижу у окна.
Тихо.