Пленник, поднявшийся во весь рост с помощью двух братьев, оказался таким же высоким, как Сафир, который возвышался чуть ли не на полголовы над большинством своих товарищей. Должно быть, когда-то он выглядел внушительно, но теперь был так худ, что казался огородным пугалом. Он даже держаться на ногах самостоятельно не мог. Да и с чужой помощью у него это получалось неважно: он, скорее, висел, а не стоял. Джулия задумалась, куда его теперь девать. Тащить в спальни на верхних этажах слишком далеко, как бы и впрямь не умер по дороге. К тому же, там слишком много лестниц, в том числе и узких. Втроем не развернуться. Тут ей в голову пришла идея.
Во дворе среди хозяйственных построек имелся сарай, который, на счастье, уцелел во время штурма. Огонь его даже не коснулся, а сгорел бы он в мгновение ока, поскольку в нем хранили хорошо просушенное сено. Много сена. Туда-то Джулия и решила отвести пленника. Дверь сарая, правда, не запиралась, но сейчас у парня сил не хватит и подползти к ней, не то чтобы попытаться сбежать. А когда он почувствует себя лучше, можно переместить его в более надежное помещение, если возникнет нужда.
Наверх пленника вытащили живым, но без сознания. Путь из подземелья доконал его окончательно. Впрочем, это было, пожалуй, к лучшему. Вряд ли он смог бы сейчас выдержать дневной свет.
Попадавшиеся навстречу наемники удивленно таращились на живописную четверку и не могли удержаться от ехидных шуточек: мол, интересную добычу нашли, ничего лучше не было, что ли? Кей и Сафир помалкивали и только бросали на любопытствующих свирепые взгляды, а Джулия злобно цыкала на особо языкастых остроумцев и однообразно и коротко объясняла, где она откопала такого доходягу. Несколько особо совестливых прониклись сочувствием и даже предложили свою помощь в процессе откачивания пленника. Джулия велела всем отправляться подальше (и даже указала направление отбытия), а лучше — отыскать Изолу и сообщить ему о найденном пленнике. Никто искать командира не захотел, и собравшиеся любопытные быстро рассосались. Джулия вздохнула с облегчением и велела братьям поторопиться и отнести пленника в сарай, пока не набежал еще народ.
Доски, из которых построили сарай, были довольно плотно пригнаны друг к другу, и потому внутри даже в солнечный весенний день было сумрачно. Пленника опустили на кипу сена, а поскольку его продолжала сотрясать дрожь, Джулия, отыскав в углу старую шерстяную попону, укрыла его до самого подбородка. И велела Кею пойти и найти воды и хлеба, и принести их сюда, а Сафира послала с докладом к Изоле. Сама же она осталась с пленником.
Освещение в сарае позволяло составить гораздо лучшее представление о внешности незнакомца, чем коптящие факелы в подвале. Однако, черты узкого лица человека было сложно рассмотреть из-за грязи и всклокоченной, безобразно отросшей бороды. Различить можно было только выступающий костистый нос и запавшие щеки. Джулия почувствовала некоторое разочарование: ей, неизвестно почему, хотелось увидеть лицо пленника.
Под попоной он согрелся и уже не дрожал, но в сознание по-прежнему не приходил. Или же обморок его просто перешел в сон. Джулия присматривалась внимательно, не перестал ли дышать. Дыхание его было рваным и неровным, каким-то судорожным.
Скоро вернулся Кей с половиной краюхи хлеба и флягой с водой. Молча присел рядом с Джулией, протянул ей хлеб. Она наклонилась к пленнику, тихонько тряхнула его за плечо, чтобы разбудить или привести в сознание. От прикосновения он вздрогнул и сразу же открыл глаза. Цвет их трудно было различить из-за расширенного во всю радужку зрачка. Джулия помогла ему принять полулежащее положение и поднесла к его губам флягу с водой. Сначала он не понял, что ему предлагают, и не пошевелился, лишь когда несколько капель воды попали ему на губы, он начал жадно пить. Пил он так, словно не видел воды уже долгое время. Воду он выпил всю, до последней капли, не обращая внимания на текущие по бороде и груди струйки. Джулия молча забрала пустую флягу и так же молча протянула ему кусок хлеба, отломанный от краюхи. Пленник вцепился в него грязными пальцами, казавшимися странно неловкими, и стал есть — жадно, нетерпеливо. Хлеб исчез в мгновение ока. Джулия подумала, не предложить ли человеку что-нибудь еще, но решила, что не стоит. Если он и впрямь долго голодал, ему может стать плохо.
Покончив с трапезой, пленник утомленно прикрыл глаза и что-то тихо, хрипло сказал.
— Что? — Джулия, не расслышав, наклонилась к нему.
— Благодарю, — сказал он на всеобщем с сильным акцентом немного громче. Голос у него был низкий и хриплый, сорванный.
— Да не за что, — ответила Джулия. — А теперь отдохни немного. Давай, я помогу тебе лечь.
Она снова уложила его и укрыла попоной, и он сразу же закрыл глаза и замер. Джулия отвернулась и встретилась глазами с Кеем.
— Он не медеец, — сказал он негромко.
— Почему ты так уверен?
— Произношение у него не медейское, — Кей поднялся на ноги и бросил взгляд на дверь. — Пойдем, что ли? Или ты хочешь изображать при нем сестру милосердия?
— Не знаю, — задумчиво сказала Джулия. — Он выглядит не больным, а просто истощенным. Вряд ли ему нужен лекарь, достаточно покоя и более или менее хорошей еды. Но лучше бы, конечно, чтобы его осмотрел лекарь. Кажется, у медейцев был?
— Ты думаешь, этот тип стоит той суеты, что ты вокруг него затеяла? Возможно, от него вообще пользы никакой не будет.
Джулия покосилась на пленника, — слышит ли он Кея, — но тот лежал неподвижно и если и слышал, то ничем это не выдавал.
— В любом случае, это решать не тебе, а Изоле, — сердито сказала Джудия. — Как он скажет, так и будет.
Они вышли из сарая, и Джулия аккуратно прикрыла дверь. К ним тут же подскочил запыхавшийся Сафир.
— Изола велел присматривать за ним, — выдал он, даже не отдышавшись. — И велел хорошенько смотреть, чтобы он не сбежал, и чтобы с ним ничего не случилось. Он хочет лично допросить этого типа, когда тот будет способен разговаривать. И еще он сказал разыскать медейского лекаря, чтобы он осмотрел этого парня. Джули, ты несешь за него ответственность.
— А с чего такая честь-то? — поинтересовался Кей.
— Вроде бы, он сказал, что в Северной держали важных пленников.
Кей только хмыкнул, а Джулия подумала, что это похоже на правду. Обычного пленника допросили бы, а потом немедленно убили бы. Найденного же ими парня, судя по всему, держали в плену долго, а значит, на то были какие-то причины.
— Найдите лекаря, — велела Джулия. Парни недовольно заворчали, но ничего не сказали. Не хватало еще самой бегать за лекарем, когда в твоем распоряжении десять здоровенных молодых лоботрясов. — И отведите его к нашему подопечному. А я вернусь в подвалы и закончу осмотр.
В одиночестве ходить по сырым подземельям было не слишком приятно, но неисследованной осталась лишь небольшая часть подземных коридоров, и Джулия покончила с ее осмотром достаточно быстро. Пустующие каменные темницы окончательно утвердили ее в мысли, что Изола был прав. Найденный пленник был единственным в Северной, а обычного солдата не стали бы держать одного. Значит, что-то за ним стояло.
Выбравшись обратно на поверхность, и на скорую руку перекусив в общей трапезной, Джулия взяла на кухне еще один ломоть хлеба и кружку с водой и отправилась в сарай, чтобы взглянуть на пленника. Во дворе она наткнулась на Хагена, десятника той же вольной сотни, в которой служила и она, и хотела было, кивнув, пройти мимо, но он заступил ей дорогу. Хаген был касотцем, но воевал на стороне Медеи за медейские деньги, и это обстоятельство немало веселило Джулию. Однако же оно не мешало ей испытывать к белокурому флегматичному красавцу Хагену теплые сестринские чувства.
— Куда ты так торопишься? — полюбопытствовал Хаген. — Постой-ка минутку. Говорят, вы кого-то разыскали там, внизу?
— Ну да, — нетерпеливо ответила Джулия. — Какого-то парня. Он оставался единственным пленным в крепости. Во всяком случае, мы больше никого не нашли.
— Интересно, — протянул Хаген. — А его уже допрашивали?
— Он не в том состоянии, чтобы его допрашивать. Он почти ничего не понимает.
— Хм… ты к нему? Я с тобой пойду.
Джулия скорчила недовольную гримасу, но возражать не стала. Запретить Хагену пойти с ней она все равно не может, а удержать его… интересно, как она может удержать его?
Из сарая как раз выходил медейский лекарь, худощавый мужчина с очень светлыми пронзительными глазами. Увидев Джулию и Хагена, он остановился, поджидая их.
— Добрый вечер, — поздоровался он тихо. — Вы к нашему пленнику? Очень хорошо. Что ему сейчас больше всего нужно, это общество.
— С ним все в порядке? — поинтересовалась Джулия.
Лекарь, — его звали Рональд, — пожал плечами и спрятал руки в широкие рукава своего балахона.
— Да как сказать… Вроде бы, все в порядке. Множество застарелых ран, которые, вероятно, причиняют неудобство, но тут я ничем помочь не могу. Я дал ему болеутоляющее, но это мера временная. Мне кажется, что повреждения у него серьезнее, чем я могу увидеть. Его однозначно пытали, и кто знает, что повреждено в его организме. Но было это давно. И, конечно же, он сильно истощен как физически, так и духовно. Боюсь, что он повредился головой, — Рональд серьезно и пристально посмотрел на Джулию. — Будьте осторожны. У него могут случиться вспышки агрессии.
— Ну уж с таким-то доходягой я справлюсь, — улыбнулась Джулия. — Спасибо, господин лекарь.
— Не за что. А что это у вас тут? Хлеб? Очень хорошо. Только не давайте слишком много сразу, ему может стать плохо. А здесь? Вода? Прекрасно. Хотя я порекомендовал бы немного разбавленного вина.
— В следующий раз, — влез Хаген. — Разрешите-ка нам пройти.
Медейский лекарь потрудился на славу. Джулия увидела это, когда пленник приподнялся со своего ложа им навстречу. С его лица была смыта грязь, борода и волосы оказались срезаны. Кроме того, вместо отвратительных лохмотьев на нем была надета старая, но относительно чистая заштопанная рубаха.
— Добрый вечер, — сказала Джулия, подходя и с любопытством рассматривая пленника. — Вижу, тебе уже лучше?
Он не ответил, даже не кивнул, только смотрел напряженно и настороженно. Теперь, когда он избавился от грязной всклокоченной бороды, стало видно, что это мужчина лет тридцати пяти, хотя Джулия засомневалась в своей оценке возраста. Долгое заточение могло и состарить человека прежде времени. У него было бледное, узкое лицо с тонкими губами и крупным носом, запавшие щеки и напряженные глаза, спрятанные глубоко под сдвинутыми светлыми бровями, белый старый шрам на лбу. Лицо как лицо, хотя едва ли кто-нибудь вздумал бы назвать его приятным или, пуще того, красивым. Исхудалое и угрюмое, оно поражало резкостью черт; между нахмуренных светлых бровей залегла глубокая морщина, и глубокие складки виднелись по обеим сторонам плотно сжатых губ. Было видно, что даже когда этот человек был здоров и силен, лицо его едва ли выглядело более приветливо. Но Джулии оно понравилось, хотя она и не могла сказать, чем. Пожалуй, это было сильное лицо, хотя впечатление портил безумный, невидящий взор.
Все тело человека было напряжено, словно в ожидании опасности. Он смотрел прямо на Джулию, но она засомневалась, видит ли он ее.
— Я принесла тебе поесть, — сказала она мягко. — Ты, наверное, голоден.
Он молчал, продолжая сверлить ее беспокойным взглядом. Джулия осторожно опустилась рядом с ним на колени, протянула хлеб. Пленник взял его обеими руками, но есть не стал, почему-то медлил и переводил взгляд с Джулии на Хагена и обратно. Пока он так сидел, Джулия успела рассмотреть его пальцы и почувствовала легкий холодок внутри.
У него были узкие, удивительно изящные для мужчины кисти, длинные пальцы. Раньше, наверное, эти пальцы были красивы. Теперь же видно было даже под коркой грязи, как они искорежены, какие шрамы и рубцы их покрывают. Джулия поняла теперь, почему ей показались такими неловкими руки пленника. Похоже было, что пальцы его сгибались с трудом, причиняя, по-видимому, боль, а то и не сгибались вовсе.