— Мы с Нинелью не разговариваем.
— Вот как… — протянула она. Теперь Грэм понял, что она все же изменилась: мелкие морщинки у глаз и губ, совсем иное выражение в глазах. Еще бы, тридцать три года — это не двадцать три. — Понимаю. Она отзывалась о вас без восторга.
— Так вы знали, что я вернулся? — немного удивился Грэм. — Почему же не заглянули в гости?
Она улыбнулась. Впрочем, улыбка ее больше походила на гримаску.
— Я не знала, обрадуетесь ли вы мне. Боялась, что мой визит будет вам неприятен, что я чем-то обидела вас. Ведь вы так неожиданно уехали… ничего не объяснив.
— Это было давно.
— Да, — согласилась Камилла. — Очень. Помогите-ка мне выбраться из этого сугроба.
Молча Грэм протянул ей руку. Вдвоем они вышли на относительно широкую тропинку, расчищенную Николасом по настроянию Грэма.
— Вы приехали верхом?
— Угу. Лошадь я оставила вон там, — она махнула куда-то в направлении ворот. — Не стала беспокоить вашего конюха из-за получаса…
— Николас не перетрудился бы, — буркнул Грэм. — Гости у нас бывают нечасто. А говоря точнее, и вовсе не бывают.
— Я помню ваш характер, — бледно улыбнулась Камилла. — Вы и раньше были не слишком-то гостеприимным молодым человеком…
— И едва ли вежливым. Боюсь, сейчас мой характер стал только хуже.
— Это нестрашно, — она немного помолчала, неспешно ступая с ним рука об руку по заснеженной тропинке. Ее роскошные каштановые локоны выбились из-под капюшона, и наполовину скрывали точеный профиль. Грэм поймал себя на том, что не может оторвать от них глаз. — Как вы считаете, будет очень невежливо напроситься к вам на чай? Я ужасно замерзла.
Через двадцать минут они вдвоем сидели в голубой гостиной, и страшно удивленная Элис составляла на столик перед ними с подноса чайник, чашки и все остальное. Камилла жалась к камину, протягивая к пламени замерзшие руки. Грэм наблюдал за ней, пытаясь понять свои чувства. Когда-то он почти любил ее, но сумел сбежать до того, как она полностью прибрала его к рукам. Сейчас и речи не могло идти о прежних чувствах — все заслонила Ванда, — но Грэм не мог не признаться, что Камилла волнует его. Во всяком случае, он смотрел на нее вовсе не равнодушно.
Ее бледное личико раскраснелось в тепле, блестящие локоны отсвечивали золотом, простое светло-серое платье сидело, как на королеве. Грэм отвернулся. Еще не хватало, чтобы… Ну просто Безымянный знает что!
— Вы совершенно зря побеспокоили Николаса. Я долго не задержусь, с моей лошадью ничего не случилось бы. Какой вкусный чай! — сказала она. — Ваша кухарка, — ее, кажется, зовут Укон? — замечательно готовит.
— Угу, — неопределенно отозвался Грэм, раздумывая, как бы половчее узнать, замужем она или нет.
— Вы насовсем вернулись в поместье, Грэм? Нинель рассказала, что вы приняли титул, и теперь именуетесь князем Соло официально?
— Это так.
Она рассмеялась.
— Вы все так же неразговорчивы. Или все же я вам мешаю? Скажите, и я уеду. Мне не хотелось бы создавать помех.
— Не мешаете, — ответил Грэм. И неожиданно для себя добавил. — Даже наоборот.
— Ну просто фонтан красноречия, — Камилла снова засмеялась. — Не обижайтесь, Грэм. Или я теперь должна называть вас князем?
— Не говорите чепухи…
— Вот что! Вы должны приехать к нам в гости. Мой муж все время жалуется, что я слишком много говорю, вы как собеседник ему очень понравитесь…
— Вы замужем? — Грэм пропустил мимо ушей «шпильку».
— Да, — она подняла на него свои зеленущие глаза. — Я вышла замуж вскоре после вашего исчезновения. Мой муж немолод, но он хороший человек. Я не любила его, и сейчас не люблю, но мы… друзья.
Безымянный! подумал Грэм. Для чего она рассказывает мне все это?
Он чувствовал себя последним идиотом. Общение с прекрасным полом никогда не было его сильной стороной. Даже после того, как Джулия преподала ему кое-какие уроки.
— Знаете, Грэм, — задумчиво проговорила Камилла. — Есть кое-что, что мне хотелось бы сделать. Хотелось на протяжении всех десяти лет, — она аккуратно поставила чашку на стол, встала, подошла к Грэму, и взяв его за руку, тоже заставила подняться. — Вот… возвращаю вам ваш поцелуй.
И она его действительно вернула, да такой, что на минуту или около того у Грэма перехватило дыхание.
Глава 4
— Скажи мне, кто она такая, Грэм?
— Кто? — он лениво перевернулся со спины на бок, приподнялся на локте и намотал на палец длинный блестящий локон.
Камилла неожиданно резко высвободилась, откинула волосы за спину.
— Она. Та, чьим именем ты меня все время называешь.
— Что?!
Грэм порывистым движением сел в кровати, накинув на себя меховое одеяло, подбитое атласом. В спальне, несмотря на усилия, предпринятые артелью строителей, было все же прохладно. Пожалуй, даже излишне прохладно.
Уже два месяца они с Камиллой встречались, не слишком скрываясь от посторонних глаз, которых, впрочем, было не так уж и много в округе. Тот поцелуй, что Камилла пожелала возвратить Грэму, оказался вовсе не символическим, и чересчур многозначительным и пылким, чтобы им все закончилось. Конечно же, им ничего и не закончилось, а только началось. Незаметно для себя они переместились в спальню Грэма, на его широченную, заваленную мехом и атласом, кровать, и события пошли по нарастающей. Как десять лет назад Грэм был сдержан в отношении любви, так теперь оказался до нее жаден. В первый же вечер Камилла заявила, что он выжал ее, как лимон, и добавила, что он жесток в любви. Не только в любви, отозвался он, да таким тоном, что ей расхотелось продолжать этот разговор. Чему Грэм был только рад. О высших материях вообще и о чувствах в частности он разговаривать не хотел. Камилла была красива, страстна и умела (и где только научилась, со своим-то престарелым мужем), а большего ему не требовалось. Ей вроде бы тоже, и никаких разговоров касательно личности Грэма она не заводила и вопросов не задавала, даже ни разу не спросила про шрамы и татуировки.
И вот теперь, в разгар зимы, она вдруг задала этот странный вопрос. Грэм даже не понял, о чем она.
— Каким это именем я тебя называю?!
Она с грустью рассмеялась.
— Ты даже не заметил?.. Последнюю неделю ты постоянно называешь меня чужим именем, причем в такие моменты…
Грэм почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Если он и произносил чье-то имя, то это могла быть лишь одна женщина…
Чтобы Камилла не заметила его смятения, он отвернулся. Нехорошо, конечно, называть любовницу именем женщины, о которой ты мечтаешь и во сне и наяву. Камилла понимает все, но такого может не понять.
— Так кто она, Грэм? Я не знаю ни одной женщины с таким именем на десяток лиг вокруг.
Вопрос был задан вполне миролюбиво, и он понял, что скандала не будет; просто Камилла проявляет обычное женское любопытство. А значит, можно — и нужно — ответить, иначе ни за что не отстанет.
— Эта женщина — медейка.