— Вот здорово! — с чувством зависти, как показалось Р.Е., протянул одетый.
— От нее-то я и умер.
— Вот здорово! А тебя лечили пенициллином или ауреомицином?
— Чего?
— Это лекарства.
— Никогда не слышал о таких.
— Еще бы! Да ты о многом не слышал.
— Но не меньше твоего знаю.
— Да ну? А кто сейчас президент Соединенных Штатов?
— Уоррен Хардинг, вот кто.
— Ты что, спятил? Эйзенхауэр.
— А кто он такой?
— Ты когда-нибудь смотрел телевизор?
— А что это?
Одетый мальчик оглушительно завопил:
— Это такая штука, которую ты включаешь и смотришь комиков, всякие там кинокартины, ковбоев, космических рейнджеров — в общем, все, что пожелаешь!
— Давай посмотрим его.
Последовала пауза, и затем мальчик из настоящего времени произнес:
— Он перестал показывать.
— Скажи лучше, что он никогда и не показывал, — не скрывая презрения, пронзительно закричал мальчик из прошлого. — Ты все это выдумал.
Пожав плечами, Р.Е. продолжил свой путь. За городом, по мере приближения к кладбищу, толпы людей значительно поредели. Все, кто попадался ему навстречу, стремились в город, и все были голыми.
Р.Е. остановил какой-то человек — весь сияющий от радости, розовокожий и беловолосый, со следами пенсне на переносице, но самих стеклышек не было.
— Приветствую вас, мой друг.
— Здравствуйте, — отозвался Р.Е.
— Вы — первый человек в одежде, которого я вижу. Вы, полагаю, были живы, когда затрубила труба.
— Да.
— О, разве это не величественно? Разве это не радостное и восхитительное событие? Пойдемте, будем вместе веселиться.
— Вам это нравится, не так ли? — спросил Р.Е.
— Нравится ли мне? Меня переполняет восторг, я сияю от радости. Нас обнимает свет первого дня. Тот нежный, спокойный свет, который изливался еще до сотворения солнца, луны и звезд. (Вы и сами, конечно, знаете Книгу Бытия.) Здесь нет изнуряющей жары или убийственного холода, но приятное тепло, которое дарит нам удивительное чувство безмятежности. Такое блаженство испытывали, наверное, только в Эдемском саду. Мужчины и женщины ходят по улицам обнаженными, но не ощущают стыда. Все прекрасно, мой друг, все прекрасно.
— Что ж… кажется, меня действительно не взволновали все эти женские прелести напоказ, — согласился Р.Е.
— Разумеется, нет, — подхватил мужчина. — Похоть и грех, насколько мы помним их по нашей суетной жизни, больше не существуют. Разрешите представиться, мой друг. Во время земной жизни меня звали Уинтроп Хестер. Я родился в 1812 году и умер в 1884 году по нашему мирскому летоисчислению. В течение последних сорока лет своей жизни я напряженно работал над тем, чтобы привести свою небольшую паству в Царство Божие, и сейчас я иду, чтобы сосчитать тех, кого я отвоевал.
Р.Е. внимательно и серьезно разглядывал бывшего священника.
— Страшный суд наверняка еще не состоялся.
— Почему не состоялся? Господь видит человека изнутри, и в то самое мгновение, когда все в мире перестало быть, все люди до одного подверглись суду. Мы — спасенные.
— Спаслось, должно быть, великое множество.
— Наоборот, сын мой, все эти спасенные — всего лишь остаток человечества.
— Довольно порядочный остаток. Насколько я понял, к жизни возвращаются все. В городе я видел нескольких типов довольно сомнительной репутации — таких же живых, как вы.
— Покаяние даже в самую последнюю минуту…
— Я никогда не каялся.
— В чем, сын мой?
— В том, что никогда не посещал церкви.
Уинтроп Хестер поспешно отступил.
— А вы когда-нибудь принимали обряд крещения?
— Мне об этом ничего не известно.
Уинтроп Хестер вздрогнул.
— Но вы, вероятно, верили в бога?
— Да как вам сказать… — произнес Р.Е. — Я верил во многое о нем — в такое, что вас наверняка бы испугало.
Уинтроп Хестер повернулся и в сильном смятении поспешил прочь.
Оставшийся путь до кладбища (определить время было невозможно, впрочем, Р.Е. и в голову не приходило узнавать время) он проделал спокойно — никто больше не останавливал его. Кладбище он нашел почти опустевшим. Деревья и трава исчезли (до Р.Е. вдруг дошло, что в мире не осталось больше ничего зеленого, что земля повсюду превратилась в твердую, однородную и безжизненную серую массу, а небо представляет собой сплошную белизну, проливающую ровный свет).