Русский барон с остзейскими корнями и верующий буддист по фамилии Унгерн-Штернберг, к тому времени покоривший Монголию и женившийся на маньчжурской принцессе, мечтал создать на полностью подчиненной ему территории «Срединное» государство с духовно-военным буддийским орденом во главе. Он преследовал благую цель - восстановить монархию в России и твердо верил в лично выдуманный факт, что брат императора, великий князь Михаил Александрович жив, и будет, кому управлять возрожденной империей.
Близкий друг Унгерна-Штернберга, Владимир Рерих, с которым они сошлись в единомыслии, узнал, что Альфред является прямым потомком старинного остзейского рода и умудрился уговорить его присоединиться к этой необычной Азиатской армии, в большинстве своем состоящей из китайских, тибетских, бурятских, татарских, калмыцких и японских воинов. Рерих передал барону письменное обращение своего благородного командира.
" Полковник Альфред фон Тиссен, желаю видеть Вас у себя в ставке. Я и моя армия крайне нуждаемся в грамотных, обученных искусству управления и ведения боя русских офицерах. По случаю Вашего согласия о служении и подчинении мне лично, отпишу Вам во владение значительные земельные угодья на территории Серединного государства. Я честен перед Вами и слово офицера держу ".
На этот раз раздумываю недолго. Через несколько дней прибываю в штаб вышеупомянутой Азиатской армии.
Официальная ставка генерал-майора барона Унгерна-Штернберга находится в богом забытом степном городке под названием Даурия. Денег для содержания солдат и офицеров у барона совершенно нет, и вся эта разномастная команда головорезов добывает средства к существованию самостоятельно. Главный источник их доходов - собирание любого вида дани и опустошение проходящих через Даурию поездов. Дань берут не только драгоценностями и денежными купюрами, но даже одеждой, которую меняют на продукты.
Мне претит такая манера самообеспечения, созданная по воле сурового непреклонного командующего. Очень быстро полностью разочаровываюсь в своем выборе. Чувствую себя лишним в этой среде. Исходя из наблюдений за происходящими вокруг событиями, идея перебраться в Хабрин все более укрепляется в моей голове.
Полтора года прозябаю в Даурии и отвечаю за охрану штаба, пока командующий находится на территории Монголии. Постоянно раздумываю: «как я могу осуществить свой план?» Заявить о намерении в открытую не имею возможности, в этом случае меня посчитают дезертиром и запросто лишат жизни. Жестокий барон не щадит ни офицеров, ни женщин с детьми. Остается два варианта на выбор: дождаться удобного случая, найти подходящего проводника и проехать через всю Монголию в Харбин. Этой опасной возможностью уже воспользовались несколько офицеров. Дальнейшая их судьба неизвестна. Второй вариант тоже не самый простой - под благовидным предлогом выехать в Хабаровск, и, пока еще не закончилась зима, перейти границу по замерзшему Амуру. Далее китайские проводники доведут через сопки до ближайшей станции КВЖД. Места там дикие и мало посещаемые.
Из последнего разговора с Владимиром Рерихом понимаю: время настало. Красная армия переходит в наступление и постепенно вытесняет представителей старой власти из Сибири и Монголии.
Рерих с тревогой рассказывает свежие новости:
- Судя по слухам, быстро распространяющимся по гарнизону, подконтрольная нам территория сужается, развязка близка. Скорее всего, мы не сможем удержать этот край в своих руках. Офицеры спешно исчезают в неизвестном направлении. Понятно, что Унгерн-Штернберг будет биться до конца и не отступится добровольно от своих владений, но положить свою жизнь в битве за монгольское государство не имеет никакого смысла.
Решаем покинуть Даурию в ближайшее время.
Под предлогом срочного дела отпрашиваемся у командующего в Хабаровск.
Садимся в поезд. Нас хорошо знают местные офицеры и казаки. Благодаря этому обстоятельству добираемся до места назначения без приключений. С наступлением темноты двигаемся по льду в сторону Харбина. Самое сложное место, которое предстоит пройти, дорога между островами по фарватеру. С этих островов частенько стреляют по движущимся мишеням.
Идем по льду в километре друг от друга. На полдороги с острова ухнуло пару выстрелов. Мы замираем и прижались к земле. Тихо. Видимо, не по нашу душу. Дальнейший путь проскакиваем удачно, без происшествий. На берегу нас встречает китаец и за несколько юаней провожает до ближайшей станции КВЖД.
Утром уже едем в поезде. Глядя в окно, вспоминаю адрес своего знакомого, полковника Протасова. Помнится, Константин говорил, что он сможет приютить меня хотя бы на первое время.
Выходим из вагона и прощаемся. Каждый из нас отправляется в свою сторону. Останавливаю рикшу, сажусь. Он везет меня по нужному адресу.
Вот он, чудный Харбин! Проезжаю по знакомым улицам. Сколько радужных надежд связывал я с этим городом! Как давно это было! Вся моя жизнь развалилась на непонятные кусочки. Где жена, что с сыном, что с братом? Как вызволить их из «красного» плена? Я снова один, в чужой стране. Какое меня ждет будущее? Кто мне ответит на вопрос: что творится в России и за что Всевышний послал ей такие испытания?
В грустных размышлениях незаметно доезжаю до дома, где живут Протасовы.
Престарелая мать Андрея - Лидия Петровна очень добра. Она принимает меня. Мать семейства сумела вывезти с собой кое-какие драгоценности и постепенно меняет их на продукты, которыми кормит всех нас. Кушать приходится только рис с приправами и кое-какие овощи.
В Харбине встречаю многочисленных знакомых, ранее занимающих высокие посты в Петербурге. Все бедствуют, пытаются найти хоть какую-нибудь работу у китайцев. Не сплю ночами. Оторванный от семьи, не имеющий никакой информации о судьбе родственников, потихоньку прихожу в тупое уныние. Положение русских эмигрантов с каждым днем становится все более ужасающим. Офицеры собираются на совещание и пытаются выработать план дальнейших действий.
Тем, кто еще располагает остатками средств, приходит мысль: хорошо бы перебраться на корейском судне из порта Дальнего через Джакарту и Каир в Европу, а оттуда дальше - кто в Париж, кто в Германию к родственникам. Некоторые офицеры до сих пор хранят свои небольшие денежные средства в европейских банках.
Идея мне нравится. Но для ее осуществления придется продать свое фамильное кольцо с изумрудом. До отправления судна остается неделя. Иду на местный рынок и показываю кольцо китайцу-перекупщику. Тот долго крутит драгоценность в руках, переворачивает, видит гексаграмму на обратной стороне, качает головой и отказывается покупать. Напрягаюсь, пытаюсь знаками объяснить, что это моя личная собственность, но китаец продолжает отказываться, затем показывает на шинель и предлагает снять ее. Отдаю шинель. В Джакарте она уже не пригодится. Довольный китаец отваливает мне денег, как за перстень и я, ничего не понимающий, мерзнущий бегу домой. Дома пытаюсь уговорить семейство Протасовых плыть Европу. Наивная Лидия Петровна никак не может решиться.
- Зачем плыть? Это долго, опасно, а у меня больной муж, дети. Пересидим здесь, дождемся, когда родственники Николая пришлют войска на борьбу с комиссарами и разобьют их. Мы обязательно вернемся в Петербург!
- Лидия Петровна, я вас очень люблю и желаю лучшей доли. Что вы будете делать, когда закончатся все деньги и драгоценности?
- Я подыщу себе посильную работу.
- Помилуй, Господи! Какая работа, Лидия Петровна! Пойдете подметать лавки к китайцам? Вы никогда грязной работой не занимались!
- Придумаю что-нибудь. Не может быть, чтобы не было выхода, - упирается Лидия Петровна.
- Буду давать уроки игры на фортепиано.
- Кому? Китайцам?
- Пусть китайцам, думаю, что смогу найти состоятельных людей, которые захотят обучать музыке своих детей.
Как я ни уговариваю Лидию Петровну, ничего не получается. Госпожа Протасова мыслит по-своему...
Оставляю ей немного денег, прощаюсь со всеми домашними и еду в порт.
При посадке на корабль происходит жуткая давка. Кричат женщины, плачут дети, обезумевшая толпа видит перед собой только желанный борт. Мужчин совершенно не интересует, кого они жмут и давят: дети, женщины не в счет. Главное - очутиться на корабле любыми путями. Срабатывает звериный инстинкт выживания.
Повезло. Толпа просто втаскивает меня на палубу. По узенькой металлической лестнице пробираюсь с центральной палубы вниз. У меня куплено самое дешевое место в трюме. Заваливаюсь на койку, накрываюсь одеялом и отогреваюсь. Сердобольный матрос приносит стопку спасительной рисовой водки.
- Выпей, будет тепло! - Жалеет он меня на ломаном французском языке.
Выпиваю и сразу засыпаю.
Путешествие в полуголодном состоянии кажется вечностью. Нахожусь большую часть времени в трюме. Измотанный качкой, путаюсь в днях и времени суток. Прихожу в себя уже в порту Сунда Келапа (Джакарте).
Небритый, полуголодный, вылезаю из трюма и сразу слепну от ярчайшего солнечного света. Минут пять прихожу в себя. В порту грязно и жарко, пахнет пряностями. В разные стороны снуют, как муравьи, китайцы. Каждый занимается своим делом, не обращая никакого внимания на русских эмигрантов.
Я и еще несколько офицеров сбиваемся в стайку и пытаемся выяснить, на какой корабль и когда можно пересесть. Оказывается, что местное население по-французски совсем не понимает. Не успел Наполеон обучить своему языку граждан этой страны. Индонезия была Французской колонией недолгое время. Преобладает английский, так как официально Индонезия значится колонией Голландии.
После некоторой заминки нам везет. На улице встречается случайный европеец, довольно сносно говорящий на местном китайском диалекте.
Он замечает нас, русских офицеров, и подходит сам.
- Господа, удивлен встречей! Каким ветром вас сюда занесло?
- Попутным! - шучу я.
- Могу вам как-то помочь? - продолжает разговор любезный прохожий.
- Вы угадали, нам действительно нужна ваша о помощь. Не могли бы вы узнать у китайца в кассе, когда будет корабль до Каира?
Прохожий разговаривает с кассиром, затем разворачивается к нам и сообщает:
- Господа, вам не везет. Корабль будет через неделю, но билетов на него уже нет. Советую снять номера в любом недорогом отеле. Пройдите вперед метров сто, затем поверните на следующую улицу. На ней находится много недорогих заведений. Выбирайте любой. Все они однотипные.
- Но как нам попасть на корабль? Вы можете что-либо посоветовать, зная местные обычаи?
- Во время посадки вам надо поговорить с командой, - прохожий желает нам удачи и продолжает свой путь дальше.
Добираемся до первого попавшегося отеля. Снимаем одну комнату с тремя кроватями на шесть человек, моемся из кувшина с водой и возвращаемся центр города, в надежде найти банк и телеграф, если таковые имеются.
Город представляет собой беспорядочный муравейник с китайскими трущобами. Только центр более-менее приличен, когда-то застроенный трудолюбивыми голландцами. После недолгих поисков набредаем на национальный банк Индонезии, размещенный в небольшом трехэтажном здании. Заходим в холл и просим позвать управляющего. К нам выходит любезный китаец, сносно говорящий на французском языке. Китаец несколько секунд внимательно разглядывает нас. Ни один мускул на его лице не дрогнул. О чем он думает, видя наш потрепанный вид, понять невозможно.
- Чем могу быть полезен господам? - спрашивает управляющий.
Объясняем:
- Мы эмигранты из России, имеем счета в крупных банках и не знаем, как можно получить хоть какую-нибудь незначительную сумму для дальнейшего своего путешествия в Европу. Управляющий слушает и не перебивает. Неожиданно его взгляд скользит по моему кольцу, он на секунду задумывается, смотрит еще раз, более внимательно и спрашивает:
- Откуда кольцо с восточным камнем у русского господина?
- Это родовое кольцо. Оно передается по наследству из поколения в поколение и считается оберегом.
Управляющий улыбается.
- Прошу вас подождать несколько минут. Я должен поговорить с хозяином.
Через некоторое время он возвращается.
- Господа! Нам понадобятся ваши паспорта. Еще мы должны переписать названия ваших банков, номера счетов, затем послать запросы в эти банки.
Подаем ему паспорта. Клерк старательно переписывает содержание документов и тут же возвращает их обратно. Управляющий продолжает:
- Ответы на запросы получим через два-три дня. Наберитесь терпения. Желаю вам хорошо провести свободное время.
Окрыленные надеждой,выходим из банка, садимся на скамейку и, сложив вместе все оставшиеся юани, прикидываем свой прожиточный минимум. Денег остается негусто. Поесть кое-как дня на два - три хватит. Спрашиваю:
- Друзья! Что станет с ними, если деньги не дадут? И билетов нет! Какие еще есть варианты?
- Вариант, пожалуй, остается один: постараться устроиться на корабль матросами и работать за еду. Другого выхода нет. - Предлагает один из друзей по несчастью. Остальные участники путешествия полностью с ним соглашаются.
За четверть юаня едим вкусный питательный черепаховый суп, который продается на каждом шагу, пробуем неизвестные вкусные местные фрукты и, чтобы занять себя чем-нибудь далее, купаемся в море. Местные жители с любопытством наблюдают за нами, с вожделением плескающимися вдоль берега, подпрыгивая на больших сильных волнах.
Через два дня, с надеждой в душах, заходим в банк. Увы, наш вопрос так и не разрешился.
Ждать приходится еще два следующих дня. Питаемся одним рисом.
Еще через день управляющий сообщает:
- Господа! Получен ответ из Шпаркассе банка. Одному из вас выдадут небольшую сумму денег. Фон Тиссен, банк пошел вам на встречу, получите деньги в кассе!
Случилась первая настоящая удача за столько времени. В этом же банке мы просим передать служебной почтой письма на родину. Любезный китаец соглашается, заверив, что все сделает. Получаем деньги и впервые за последние дни плотно обедаем.
Грешным делом у меня мелькает мысль, что управляющий сжалился и просто дал деньги их своих сбережений. Весь мир знает о российской революции и её последствиях.
Приходит долгожданный корабль. Увы, желающих много. Не только мы, но и другие русские хотят продолжить свой путь в Европу водным путем. Корабль берем штурмом, безо всяких билетов. Погода жаркая и, за небольшую плату, капитан размещает всех желающих на палубе. Люди сидят на своих котомках и тюках, тут же бегают дети, плачут старики. Все радуются такой удаче и хотят добраться до цивилизованной Европы, где возможно устроить свою жизнь.
За еду мы драим палубы, моем посуду, выполняем любую другую грязную работу.
Наконец, корабль проходит Суэцкий канал и пришвартовывается в порту Каира.
Город оказывается гораздо интереснее Джакарты. Вспоминаю о своем брате. Если бы он был здесь, то, скорее всего, посетил бы древние пирамиды, в общем, нашел бы себе применение и, наверняка, захотел бы остаться на какое-то время. Жаль, что его нет рядом…
Погуляв по городу, оккупированному англичанами, ищем возможность переезда в Александрию. Оттуда рукой подать до Италии. Всего несколько дней перехода по морю и мы в Европе.
Билетов в кассе опять не оказывается, зато находятся у перекупщиков за углом. Изрядно поторговавшись и скинув цену раза в полтора, довольные, без проблем садимся на вечерний теплоход, медленно тянущийся по Нилу, и уже утром оказываемся в Александрии.
Александрия считается достаточно цивилизованным городом для Северной Африки.
Современные постройки перемежаются со старинными - традиционно восточными, тем самым добавляют особый, современный колорит городу. Благодаря своему месторасположению на перекрестке торговых путей, город получился многонациональным. Восточные люди перемешались с испанцами, итальянцами, англичанами и французами. Появились смешанные семьи, в которых рождаются очень красивые дети. Европейская культура делает свое дело.
Добраться в Неаполь из Александрии не составляет труда. Помимо больших кораблей в порту есть множество маленьких ободранных частных корабликов, капитаны которых, за низкую плату, готовы доставить клиентов в Италию. Приходиться воспользоваться этим способом. Громко торгуемся с одним из капитанов суденышка и к вечеру занимаем места на борту посудины. Собираемся спать. Не тут-то было! Часа через три начинается сильный шторм. Кораблик кидает из стороны в сторону как жестяную банку, кажется, что волна вот-вот перекинется через борт и накроет всех. Только к утру море стихает. Обессиливший экипаж уже и не пытается нагнать упущенное из-за шторма время, а просто пьет вино и громко радуется, что посудина не пошла ко дну.
Вымотанные непривычной качкой, мы не в состоянии поддержать компанию. В моей голове крутится только одна мысль: «добраться живым до берега. Глупо утонуть в конце пути».
К счастью, все кончается благополучно. Выйдя на берег в шумном Неаполе, облечено вздыхаем и решаем заработать денег тут же в порту.
Третью неделю живем в бараках вместе с приезжими иностранцами. За тяжелую грязную работу, от которой моментально образовываются кровавые мозоли на руках, платят истинные гроши. Экономим на всем, в том числе и на еде. Чтобы не привлекать внимание других голодных и нищих грузчиков, переворачиваю свое кольцо камнем вниз. Получается подобие простого обручального кольца. К счастью, его никто не замечает. Каждую неделю в бараке происходят драки и выяснения отношений. Рабочим кажется, что кому-то заплатили больше, кому-то меньше. В такие моменты мы выходим на улицу и не ввязываемся в кутерьму.
Рядом с бараками есть небольшая местная забегаловка, хозяин которой неплохо готовит пасту с многочисленными вариантами неаполитанских соусов. Мы сразу облюбовываем это место. Дочь хозяина, со звучным именем Аллегра, быстро подружилась с нами.
Завидев нас, бойкая, живая девушка с обаятельной улыбкой на красивом лице моментально подлетает к столику, и задорно встряхивая кудрявыми волосами, спрашивает:
- Паста, сеньоре? - Я всегда отвечаю ей по-русски:
- Си, синьора. Большую пасту для всех.
Аллегра ставит на стол графин с красным вином, убегает на кухню и возвращается минут через десять уже с огромной тарелкой макарон. Каждый раз она подает пасту с новым соусом и говорит название. Мы перепробовали весь ассортимент: Наполи, Болоньезе, Песто, Кваттро, Формаджи... Сегодня Аллегра принесла соус для пасты, который называется Альфредо. Я шучу:
- Я Альфред и паста Альфредо!
Девушка не понимает, показывает на соус рукой и говорит:
- Альфредо, синьоре!
Показываю пальцем на себя:
- Но синьора, я - Альфредо! - Девушка смеется.
В этот вечер засиживаемся в забегаловке допоздна. В барак раньше времени возвращаться не хочется. Аллегра нас не выгоняет. Обслужив последнего посетителя, она подсаживается к нам за столик и внимательно вслушивается русскую речь, пытаясь уловить хоть какой-то смысл.
Обращаюсь к ней:
- Ничегошеньки ты не понимаешь.
Девушка радостно улыбается и что-то быстро говорит на своем родном диалекте.
Слегка подвыпивший, продолжаю на русском:
- И я тебя не понимаю!
Аллегра смелеет, берет мою руку, прижимает к сердцу и все лопочет и лопочет на итальянском:
- Андиамо! Андиамо!
Пожимаю плечами, не понимаю, что она хочет. Тогда девушка тянет меня за руку и увлекает за собой. Идем на берег моря, она не перестает лопотать на ходу.
- Амор, Альфредо, Амор! - девушка показывает рукой на звезды. Наконец до меня доходит смысл ее болтовни.
Аллегра садится на песок, увлекает за собой меня и не дает опомниться. Прижимается ко мне всем телом, обнимает, целует в губы, в шею, в глаза. Я настолько отвык от женской ласки, что не сразу соображаю, что должен сделать. Девушка улыбается и не торопит. Смелею... Во мне просыпается давно и глубоко запрятанное, почти звериное желание обладать красивой женщиной…
...Возвращаюсь в барак лишь под утро. Друзья ничего не спрашивают, только загадочно улыбаются и тактично ждут, не поделюсь ли своими впечатлениями о прошедшей ночи.
Страстный «амор» с Аллегрой продолжается еще две недели. Этого срока хватает, чтобы скопить необходимую сумму для покупки билетов на поезд до Рима, а оттуда дальше, до Парижа.
Расстроенная девушка провожает меня до вагона. Пытаюсь объяснить ей по-русски:
- Аллегра, я не могу здесь больше оставаться, должен найти супругу и ребенка. Они живут в России, я ничего не знаю об их судьбе.
В ответ она плачет и твердит свое:
- Амор, Альфредо, Амор…
... Вот так, неожиданно, начинается и заканчивается последний роман в моей жизни.
Мы едем в вагонах самого дешевого класса. В Париже останавливаемся на квартире родственников одного из товарищей, затем находим фонд помощи белым офицерам и получаем небольшое денежное содержание.
Еще через три дня уже еду в Берлин и еще через день добираюсь до Кенигсберга.
Письмо родственникам из Джакарты так и не дошло.
Месяц я отдыхаю - сплю и без конца ем. Как кадровому военному, мне быстро удается найти место в Кенигсбергском гарнизоне.
Сняв небольшую квартиру, живу один, посылаю многочисленные письма жене и брату в Россию, но ответов так и не получаю. Больше не обращаю внимания на женщин. Всю оставшуюся жизнь тоскую по своей семье.