— Не верь я в это, я ни за что не совершил бы некоторых поступков. Хотя я и считаю, что речь идет о защите, пострадавшему мои действия могут показаться подлыми. Тут мы с вами не договоримся. Я не демократ, я не умею договариваться со всеми без исключения.
— Вы не демократ? Не советую говорить это вслух.
— Почему? Нынче такое не в моде?
— А кто же вы?
— Я уже ответил — служитель. Хотя в ваших глазах, Кветослав, я куда более романтичен: ведь я кажусь вам загадочным чужеземцем.
— Верно. Но у меня появилось неприятное чувство, что мои иллюзии потихоньку рушатся. Загадочный чужеземец — как в плохом кино. А это ваше Семихрамье — оно тоже оттуда? Что это, собственно, такое?
— Слово «Семихрамье» обладает сотней смыслов.
— И какой же первый из этой сотни?
— Способ мышления.
— Такой банальности я от вас не ожидал.
— Это очень верная банальность.
— И мне надо постичь этот способ мышления?
— Да, видите, как все просто.
— Я должен перестать прислушиваться к голосу разума и перейти на вашу сторону?
Гмюнд рассмеялся.
— Именно ваш разум и приведет вас к нам — разум и чувства. Вот увидите. Вообще-то… вы и так уже одной ногой на нашей стороне.
— Значит, вам известны обо мне такие вещи, о которых я и сам не догадываюсь. Но вдруг вы ошибаетесь?
— Не ошибаюсь.
— А если я вас обману?
— Вы хотите меня обмануть?
— Нет, конечно. Но если у меня не будет выбора? Я ваш должник, господин рыцарь, и все же наступит минута, когда моя совесть сама, вне зависимости от меня, выступит против вас и ваших подозрительных замыслов. Я не желаю этого, но уверен, что будет именно так.
— Я тоже. Интересная выйдет встреча.
— И опасная?
— Не исключено. Но разве вас не привлекает опасность?
— Нисколько. Я не ищу приключений на свою голову.
— Значит, наверх вы со мной не подниметесь?
— Куда наверх?
— Я хочу вместе с вами оказаться между небом и землей. На чердаке, под куполом.
— Еще чего! Что мне там делать?
— Тоже, что вчера здесь. Вы заглянули бы… туда, куда иногда смотрите. А я бы вас слушал.
— Не пойдет. С этим покончено. Потом мне бывает плохо. Кроме того, я боюсь высоты.
— Неужели? А в тот раз, когда мчались по лестнице Святого Аполлинария, выходит, не боялись?
— Откуда вы об этом узнали?
— Откуда? От Олеяржа.
— А может, вы сами были там тогда? Или хотя бы Прунслик?
— Сменим тему. Вы спросили про Семихрамье. Мне нравится, что оно вас интересует, это хороший знак. Что бы вы хотели узнать?
— Это семь готических храмов, да?
— Если упрощенно, то да — это семь готических храмов.
— Главные — Карлов и Штепан, верно?
— Главные? Я бы так не сказал. Это просто две седьмых.
— А еще какие? Аполлинарий и Эммаус, Слуп и… Екатерина.
— Совершенно верно.
— Но ведь от Святой Екатерины осталась только башня! Этот храм не имеет с вашей готикой ничего общего.
— Жуткий у него теперь вид, правда?
— Не уходите от ответа. Отчего вы считаете одну башню целым храмом?
— А вам это не по душе?
— Разумеется, мне это не по душе. Такое здание уже не выполняет своей функции.
— А разве это нельзя исправить? Вы же знаете, в каком состоянии пребывала в прошлом веке церковь Девы Марии на Слупи, каким был Аполлинарий и как выглядело здание, в котором мы с вами сейчас находимся. А Дева Мария Снежная? Ведь она лежала в руинах, как нынче — Сазавский монастырь! От храма остался замечательный пресбитерий, достаточно было только бережно переделать его в готическом духе. Если бы это зависело от меня и если бы этот храм находился в моих владениях, я достроил бы главный неф и не лишил бы город красивой готической башни.
— Вы хотите сказать — новоготической?