- Подумайте, у меня в Париже остался целый сундук трофимовских туфель. У меня сейчас есть заграничные туфли, - пояснила она, смотря на ботинки Локонова, - только я носить их не могу, пятки они до крови стирают. Как вы думаете, - обратилась она к другой пожилой даме, что если дать кому-нибудь их разносить, я думаю, тогда им сносу не будет, лет пять можно будет носить? Ах, какая у вас сумочка, - повернулась она к молоденькой девушке, - наверно, заграничная, - и, не слушая ответа, продолжала: - у меня есть дивный бювар, зеленый сафьян. Не знаю, кому заказать. Работают все теперь так грубо, только кожу испортят, да и замков изящных нет, а сумочка вышла бы модная. И вот на днях, - обратилась она к пожилому инженеру, - была я на Николаевском вокзале. Мне страшно захотелось пить. Как они едят, как они едят, - прервала она себя, - каждую косточку обсасывают, а от компота косточки плюют прямо на стол. А я, знаете, к этому не привыкла. У меня была дивная сервировка. Вообразите, весь стол усыпан гвоздиками, резедой, розами. Бедные, бедные цветы, они вянут! На эти цветы ставились приборы, тарелки, закуски, вина.
Локонов чувствовал себя не совсем хорошо в этом обществе.
"Душа общества" продолжала.
- Еду в трамвае, и вдруг незнакомый господин мне говорит:
- Гражданка, у вас на шляпе плевок!
- Как мог попасть на мою шляпу плевок? - подумала я. Но все же я сняла шляпу. И что ж вы думаете, действительно, плевок. Пришлось вытереть носовым платком. Стала я делать разные предположения, как мог попасть на шляпу плевок. Должно быть, кто-нибудь рассердился, что я сижу, а ему приходится стоять. Взял и плюнул.
Локонову хотелось молодости. Он подсел к худой, как хлыстик, девушке. Она оживилась.
- Я работаю на Электросиле, - сказала она. - У нас работает много иностранцев. И каждый иностранец имеет право пригласить в "Асторию" двух знакомых дам. Вот, однажды, подходит ко мне иностранный инженер и говорит:
- Не хотите ли вы вместе с вашей подругой пойти со мной пообедать в "Асторию".
- А я ему говорю: у меня не одна, а две подруги.
- Но, милая барышня, - ответил он, - мы ведь имеем право брать только двух дам с собой.
- И вот он мне рассказал:
- Дамы, которые с нами там бывают, совсем не умеют есть. Они не знают, где нужно прибегать к помощи ножа и что вообще не следует злоупотреблять ножом. Они, например, режут беф-строганоф ножом.
- Я теперь служу машинисткой, - обратилась девушка к Локонову, - но я хочу стать переводчицей и обслуживать иностранных специалистов. Это моя мечта. Как вы относитесь к этому?
Опять в ушах Локонова раздался голос хозяйки, помнившей, что следует занимать гостей.
- Подумайте только, какие я подарки делала. Прислуге, например, подарила зеркальный шкаф или кровать, просто потому что мне не нравится.
Хозяйка помолчала.
- Подумайте, какая я непрактичная!
Локонов обвел общество взглядом визионера. Голос дамы доносился как бы издалека. Девушка, сидевшая с ним рядом на диване, казалась ему неполным созданием, ей чего-то не хватало. Ему казалось, что и всему обществу чего-то не хватает, что оно к чему-то не причастно. Он чувствовал, что он сидит в обществе лишенном душ, обладающем только формами, как бы в плоскостном обществе. Но тут вошла Юлия.
ГЛАВА 3 ТОРГОВЕЦ СНОВИДЕНИЯМИ И ПОКУПАТЕЛЬ
Сновали скупщики, перекупщики, спекулянты, менявшие одно на другое с выгодой для себя в денежном или спиртовом отношении. Конечно, эти спекулянты не пировали под пальмами где-нибудь в роскошной гостинице, там, где останавливались иностранцы, на это у них пороху не хватало, они не купались в мраморных ваннах и не неслись на автомобилях, они довольствовались малым какой-нибудь попойкой на дому, чаепитием в семейном доме.
Сегодня Анфертьеву повезло: он на барахолке у человека, торговавшего заржавленными напильниками, сломанными замками и позеленевшими пуговицами с орлами, дворянскими коронами и символами привилегированных учебных заведений, купил медное крошечное мурло с зубастым ртом до ушей и торчащим, прямым, как палка, носом.
- Что это за дрянь? - cпросил Анфертьев, делая вид, что не понимает.
- Это для ключей, - ответил торговец, - Крюк.
- Для ключей-то мне не надо, - сказал Анфертьев, - вон если б это был гвоздик с шапочкой, то можно было бы на него картину повесить!
- Что ж, и картину на этот нос можно повесить...
- Нет, не подходит, - ответил Анфертьев, - мне нужен гвоздь с бронзовой шляпкой в виде розы, нет ли у вас такого?
- Гвоздей нет. Берите это, прикроете гвоздь этой личностью как шапочкой, почистить мелом, конечно, надо, недорого обойдется.
- А сколько возьмете? - вяло, как бы нехотя, спросил Анфертьев, делая вид, что идет дальше. - Да берите за двугривенный.
- Двугривенный дорого, гривенник дам.
Вот и купил Анфертьев японскую пряжку от кисета для табаку.
- Три рубля есть, как пить дать, - подумал, отходя, покупатель, - еще бы на три рубля достать, и сегодняшний день пройдет, что надо.
Он остановился и стал слушать, не ругается ли кто-нибудь.
Нет, здесь у забора никто не ругался.
Анфертьев пошел дальше по рядам.
- Эх, два бы ругательства достать, - подумал перекупщик, - только бы два ругательства, и рубль денег в кармане. Три да рубль все же четыре.
Он сел на корточки и стал рыться в бумажном хламе.
- Сколько возьмете за это? - спросил он, рассматривая детские рисунки.
- Давайте двугривенный, - ответила баба с лицом пропойцы.
- Двугривенный дорого, - ответил Анфертьев - вот три бумажки за пятачок возьму, обратную сторону использовать можно.
- Да что ты жмешься! - возмутилась женщина, - ведь бумага, я ее дороже на селедки продам...
- Пятачок! Хочешь отдавай, не хочешь - не надо. Анфертьев улыбнулся.
- Ну, бери, жмот... - выругалась женщина.
- Еще тимак... - подумал Анфертьев, - вот три бумажки за пятачок возьму эх-ма, где наша не пропадала...
В узком каменном доме, украшенном львиными головками, ночью сидели преподаватель голландского языка и бывший артист, ныне, ввиду большого спроса на технический персонал, чертежник, Кузор.
- А нет ли у вас двойных свистулек? - спросил Жулонбин.
- Есть несколько поломанных.
- Вот и прекрасно, - сказал, радуясь, Жулонбин. - Меня ломанные предметы больше цельных интересуют. Я рассмотрю ночью и постараюсь найти для них классификацию.
- А сновидения вы не пытались собирать? - спросил чертежник. - А то у меня есть один знакомый, он сны собирает, у него препорядочная коллекция снов. Какой-нибудь профессор дорого за нее дал бы! У него есть сны и детские, и молодые.