- Не знаю, - сказал Шухарт. Он принял от соседа половинку шоколадной плитки, откусил от неё и, не чувствуя вкуса, принялся механически жевать. - Ни хрена не понимаю, что теперь будет.
- Спасибо, - сказал Калиш.
- И раньше ни хрена не понимал, а теперь тем более.
- Вот засада, - сказал Калиш. - А комитетчики-то тю-тю, оба. Интересно, освободят нас теперь или нет? Вроде, обещали... Надо было дойти - дошли.
- Ну, сдамся я. Руки на виду, всё такое. Вот русский, он меня отведёт к тутошним легавым. Может, пристрелят сразу... Чтоб не мучился. Русский, ты меня отведёшь к вашим фараонам?
- Калиш, - сказал Калиш, тыча себе в грудь пальцем. - Калиш я.
- Калишья, - выговорил Шухарт, улыбаясь. - Прикольно... А я Рэд.
- Рэд? Красный, что ли?
- Рэд.
- Обалдеть.
- Рэд Шухарт.
- Как же вы сюда попали-то?
- Мэтрикс, - сказал Шухарт и сделал над воронкой широкий жест. - Хороший был парень. Джеймс долбаный Бонд.
- Ой ё...
- Мужик был что надо.
- Откуда вы здесь? Это же жопа Сибири, Якутия. Тут даже железных дорог нет. Из космоса вас скинули, что ли?
- Через океан мы с ним плыли, потом в гору пёрли. Потом полетели, - Шухарт взмахнул широко раскинутыми руками.
- На самолёте, что ли?
- Ну, а потом пешком. А в Зоне - ну, ты, небось, и сам соображаешь, как мы по вашей грёбаной Зоне шли, раз сам тут сидишь...
- Это ж как надо выпендриться, чтобы сюда втихаря дотопать!
- Сталкеры, мать нашу...
Шухарт нервно засмеялся. Калиш дрогнул плечами, потом его тоже разобрало.
Они поржали немного на пару, сидя на выбросе взрыхлённой таёжной почвы на краю воронки.
- Ладно, - сказал Калиш. - Я вот понимаю, ради чего в Зону хожу. Замаливаю грехи. Отдаю долг Родине. А ты чего сюда припёрся?
- Можно подумать, я ещё на что-то годен, кроме как хабар из Зоны таскать, - усмехнулся Шухарт. - Ваша русская Зона - говно, вот что я тебе скажу. Наша, в Хармонте, тоже не подарок, но у вас тут вообще полная задница. Там я хоть чувствую, как и что, а здесь только дрожу, как заяц, и не понимаю ни черта.
- Выпьешь ещё?
- Давай. Кстати, у меня тоже есть. Сейчас принесу, у меня в заспиннике...
- Да ладно, потом, у меня пока не кончилось.
- Калишья, да?
- Калиш.
- Калишь.
- Точно.
- За тебя.
- За тебя!
Чокнулись.
- Закуски, что ли, поставить? Не одним же шоколадом...
- Я что говорю - выбора у меня, в общем, никакого и не было. В клинике можно только подыхать. На воле мне делать нечего. Гута... нет больше Гуты. Папу моего тоже... забрали. Приехали, когда меня дома не было. И с концами. Хотя я искал... Осталась только Мартышка. И с каждым днём ей всё хуже и хуже, понимаешь? Она и меня узнавать перестала...
- Сейчас, погоди.
Калиш повернулся, протянул руку и взял термос.
- Чай, горячий ещё. Налить?
- Давай.
Калиш свинтил с термоса мятый оловянный колпачок, протянул её Шухарту, открыл пробку и налил в подставленный колпачок крепкого таёжного чаю.
- Спасибо.
- Да не за что. Кто бы мы были, если бы не делились с коллегами? Говно, только и всего. Все мы одинаковые, все мы неликвиды... Погоди секунду.
Калиш встал, подошёл к двери, приоткрыл её и глянул на спящую Таньку. Опять одеяло сбросила, егоза... И спит в обнимку с медведем своим. Греется от него. Ну, пусть.
Он укрыл Таньку, поцеловал её (утром побриться надо не забыть, чёрт) и вернулся на кухню.
- Теперь можно и чайничек... А всё-таки, как же ты собирался выбираться отсюда, диверсант хренов?
- Да никак... - Шухарт усмехнулся.
- То есть?