— Уверяю тебя, Льюис — не Герц. Он не Прыгун и не сын правителя. И, кажется, вообще не подозревает, что красив как идиот.
— Ладно. Посмотрим, что это за Льюис.
— А как тебе эта девочка?
— Это — девочка? Толстая тетя лет сорока.
— Ей семнадцать.
— Ты шутишь?
— Не всем же быть такими точеными, как ты, сестрица!
— Я не об этом. При чем тут полнота? Ты посмотри, какие у нее глаза.
Эдгар посмотрел. Глаза у Оливии и в самом деле были не детские.
— Она пережила аварию на Меркурии-2, - сказал он, — и выросла в интернате. Кстати, Льюис тоже из этого интерната…
— Эд, — вдруг подозрительно взглянула на него Риция, — мне кажется, я ее где-то видела. И, кажется, тоже на экране. Вот только в связи с чем?
— Ты путаешь, — отмахнулся Эдгар, — Олли не входит ни в какие базы данных, если только как жертва аварии. Но там ей было пять лет.
— Эти глаза я помню, — упрямо повторила Риция.
— Значит, она просто похожа на кого-то.
— Значит… — сестра задумалась на минуту, — давай-ка ее промоделируем. Для начала уберем ей щеки.
Компьютер принялся за изображение Оливии Солла.
— Щеки убрать, приподнять волосы, подобрать второй подбородок… — распоряжалась Риция, — кожу посветлее, губы в малиновый тон…
Так модницы выбирали себе имидж. На глазах у Эдгара Оливия превращалась в красавицу, о чем он и сам давно догадывался. Заколдованная принцесса оказалась магически-интересной особой. На удлиненном лице с тяжелым подбородком и довольно крупным носом теперь особенно ярко выделялись темно-карие, какие-то торфяные омуты глаз под хмурыми дугами бровей. Эту красоту нельзя было назвать классической, но в то же время таких своеобразных лиц он просто не встречал. Уж такую женщину он бы точно не пропустил, будь она хоть трижды замужем.
— Где же я ее видела? — никак не могла вспомнить Риция.
— Такое лицо вряд ли забудешь, — с сомнением сказал Эдгар.
— Да, это точно. Я непременно вспомню.
— Рики, — мне всё это не нравится, — покачал он головой, — и я тебе еще не всё выложил.
Она посмотрела с готовностью к самому худшему.
— Ну что ж, выкладывай.
— Есть некто дядя Рой, — вздохнул он, — весьма подозрительная личность…
Оливии часто снилось, как рушится купол, как раскалывается над ней небо ее детства. На Земле это случалось редко, а в звездолете кошмарные сновидения измучили ее. В ней жил подсознательный страх перед космосом, перед искусственным жизнеобеспечением, перед другими планетами. Даже любовь к Льюису не могла защитить ее от этого.
Льюис ее жалел, но ему трудно было объяснить, что с ней творится. К тому же треснувший купол — это было еще не всё. Были еще уродливые морды по ночам, они обступали ее, они говорили с ней, и она сама была уродлива. Что это значило, она не понимала, но ощущение от этого было прескверное.
В жизни зеркало ее тоже не радовало. Она давно почти ничего не ела, не спала ночами, нервничала, а толстые подушки щек не исчезали. Ей казалось, что другая бы на ее месте давно превратилась в тростинку, а ей и тут не везло.
Ее соседка по каюте была вполне нормальная взрослая женщина, она быстро заметила, что с девочкой что-то творится. Она даже пыталась как-то по-своему, по-женски ей помочь.
— Это космос на меня так действует, — сказала ей Оливия, — когда прилетим, всё будет нормально.
— Когда прилетим, — обратись к доктору Кондору, — посоветовала ей соседка, — я его немного знаю и могу тебе помочь.
— Нет-нет, — покачала Оливия головой, — я знаю, что мне нужно. Мне нужно вернуться на Меркурий. На место аварии. Я должна пересилить свой страх раз и навсегда и забыть о нем. Тогда эти морды или исчезнут, или я вспомню всё окончательно. Понимаешь, Зоя?
— Понимаю, — грустно посмотрела Зоя, — но я так же понимаю, что это невозможно. От Меркурия, детка, ты удаляешься, причем с субсветовой скоростью.
— Это здесь, — хмуро посмотрела на нее Оливия, — в евклидовом пространстве.
— А на самом деле? — заинтересованно взглянула не нее женщина.
— А на самом деле расстояний нет, — ответила ей Оливия, — мы все — одна точка для стороннего наблюдателя.
— Да, но мы-то не сторонние наблюдатели.
— Можно выходить за пределы своей мерности. Представь себе: существует точка абсолюта, от которой до всего расстояние совершенно одинаковое, нулевое. Есть только направления, а скаляров нет. Если выйти на эту точку…
— Знаешь, — поморщилась Зоя, — я археолог, мне эти абстракции совершенно непонятны. Мой удел — не пространство, а время.
— Время — тоже в одной точке, — недовольно сказала Оливия, она не любила, когда ее не понимали, — оно ничем не лучше пространства.
— Я бы не сказала, — так ничего и не поняв, улыбнулась Зоя, — знаешь какие древности мы раскапываем на Пьелле! Сначала мы раскопали старый город в долине Лучников, а уже из их записей узнали, что существует более древний слой, который они сами изучали. Представляешь? Правда, он сохранился только на островах, почти у южного полюса, там раньше был материк.
— Ну и что? — равнодушно посмотрела Оливия, меньше всего ее интересовали какие-то раскопки да еще на чужой планете.
— До аппиров на Пьелле жил другой народ — васки, — охотно рассказала соседка, — аппиры, конечно, их потомки, но генетически отличаются. У васков была потрясающая культура… А теперь всё это покрыто километровым слоем льда. Аппирской техники не хватало мощности, чтобы врубиться в этот лед. А мы теперь можем. Я везу буровые автоматы с Земли.
Оливия только пожала плечом.
— Проще врубиться во время, — сказала она с умным видом, — и посмотреть, что там было на самом деле, чем колоть лед и копаться в останках.
— Мы пока не боги, — ласково посмотрела на нее Зоя, — мы археологи.
— Кстати о богах, ты кого-нибудь видела из Прыгунов? — спросила Оливия.
— Всех, — улыбнулась соседка.
— Ну и как они?