— Так вот слушай, — раздраженно заявила Риция, — ты можешь вытворять, что хочешь: пьянствовать, распутничать, стены крушить… Меня это не волнует. Но я не позволю тебе втягивать в это Льюиса. Понятно!
— Какого Льюиса? — удивился Герц.
— Ты уже не помнишь, с кем вчера напился?
— С Гоббом.
— С каким, к черту, Гоббом! Зачем ты напоил Льюиса и затащил к себе на квартиру?
— Ангелочка? — наконец дошло до Герца, ему стало забавно: что еще припишет ему разъяренная сестрица?
— Это Льюис Тапиа, мой практикант, — объявила она, — и я за него отвечаю.
— Плохо отвечаешь, — усмехнулся он, — парень совсем не знает наших обычаев. И пить не умеет. И… вообще ничего не умеет. Ничему ты его не научила!
Риция вспыхнула на этот раз уже «белой сиренью». Это было плохим признаком.
— Не смей развращать мальчишку! И приучать его к своей энергии!
— Да ничего подобного!
— Это ему можешь рассказать. А я прекрасно понимаю, что ты вытворял на самом деле!
— Дорогая, это было так невинно!
— Ах, невинно?!
— Не смотри на меня так, Рики. Я расплавлюсь. Тебе что, этот земной ангелочек дороже родного брата?
— Да ты мизинца его не стоишь, чтоб ты знал!
Тут он уже разозлился. Он мог спокойно выносить ругань, упреки, угрозы, вопиющую неблагодарность… но сравнения с кем-то другим да еще не в свою пользу не выносил.
— А я-то еще на что-то надеялся! — усмехнулся он, — но во всем этом радует только одно: у занудного дяди Ольгерда скоро вырастут рога!
— Не смей трогать Ольгерда! — визгнула Риция.
— Они ему даже пойдут, — ухмыльнулся Герц.
— У тебя извращенное сознание, и понимаешь ты всё в меру своей испорченности. Просто некому прочистить твои воспаленные мозги!
— Уж не ты ли собираешься этим заняться?
— Придется мне, раз больше некому.
— Знаешь что, дорогая, — окончательно разозлился на нее Герц, — у тебя, как я вижу, воспалился родительский инстинкт. Так ты сначала заведи своих детей, а потом уже их воспитывай. А если не можешь — так при чем здесь я?
Она подошла и влепила ему пощечину. Уже молча, без всяких комментариев. С минуту он тоже молчал: не мог понять, что же произошло, как это возможно посягательство на его божественную щеку, и как уважающий себя бог должен на это реагировать?
Щека горела. Вариантов было несколько: рассвирепеть, схватить ее и изнасиловать на этом диване; извиниться и объяснить ей, что он вовсе не спаивал ее драгоценного Льюиса; сказать какую-нибудь сальную гадость; отшутиться.
Он никак не стал реагировать, так ничего и не выбрав. Насиловать ее было жалко и чревато скандалом, объяснять ей что-то — бесполезно, гадостей он наговорил уже достаточно, а для шуток было не то настроение. Надо было поскорее этот разговор закончить, потому что возмущенная энергия уже вскипала в нем и рвалась наружу как пар из котла.
— Уйди, — сказал он сквозь зубы.
— Хочу тебя предупредить, — грозно начала сестра, — если ты еще раз…
— Уйди! — повторил он со злостью.
Его уже распирало от нервной синей энергии, он слишком быстро ее набирал в отличие от той же Риции, и удержать ее всегда было проблемой. Он еле сдерживался.
— … только сунешься к Льюису… — продолжила она.
Он вскочил и повернулся к окну. Стекла вылетели как от взрыва, лампочки в люстре тоже полопались, на мраморных стенах появились трещины. Он не хотел задеть Рицию, поэтому вся мощь его злости пошла в ту сторону.
— Не запугивай меня! — она мгновенно закрылась в белой сфере, — и дворец тут ни при чем. Не хватало еще, чтоб ты раздолбал собственный дом!
— Дура! — только и смог он выговорить.
На шум в комнату ворвался Эдгар, за ним отец. Они были так торжественно разодеты к обеду, как будто принимали послов. Герцу это всегда казалось глупой игрой, так же как и весь этикет.
— Что тут, собственно, происходит? — спросил Леций, оглядывая пострадавшее помещение.
По его лицу было видно, что он уже всё понял. Да и что тут было не понять? Стекла вылетели, стены треснули, Риция стояла закрывшись, а Герц был разрядившийся, совершенно пустой. Ингерда тоже зашла и ахнула.
— У тебя прогресс, — хмуро взглянул на него отец, — на сестру ты еще не нападал.
Аггерцед подумал, что лучше смыться. Трое на одного — это слишком. Это почти то же, что один дед.
— Он не нападал, папа, — сказала Риция, — он просто пытается доказать, что ему всё позволено, даже крушить собственный дом. Вот и всё.
— Уже легче, — вздохнул Леций.
— Не вижу ничего хорошего! — не унималась она.
— Ты, кажется, пыталась его воспитывать? — вмешался Эдгар.
Риция уже немного успокоилась, но говорила с раздражением.
— Пора уже этим заняться, в конце концов!
— Так это надо делать на полигоне, дорогая, — усмехнулся брат, — ты что, не знала?
— Вырастили самовлюбленного идиота!
Отец повернулся к ней.