— Вот как? — Прыгун прищурил свои зеленые глаза, — ты уже готова от него отречься?
— Нет! — вспыхнула Оливия, от вина ее щеки горели и выдавали ее с головой, — я не это хотела сказать. Мы любим дядю Роя. И всегда будем любить!
Оорл смотрел на нее и по-прежнему щурился.
— За что?
— А кого нам еще любить, если не его? — с вызовом сказала она, ей очень хотелось объяснить, какой хороший дядя Рой, — он дарил нам такие праздники, каких без него нам бы не видать никогда. Когда он появлялся, мы разъезжали по всей Земле, мы лазили по горам и погружались в батискафе, мы ходили на детские утренники и в ночное варьете, мы лопали самые вкусные сладости и получали самые дорогие игрушки… Правда, он всё это делал ради Льюиса, но мне тоже перепадало.
— Странная привязанность к постороннему мальчику.
— Вы, наверно, никогда не любили, если говорите так!
Она сразу поняла, какую сказала дерзость, а может, и глупость. Но было поздно. Оорл снова усмехнулся.
— У тебя в этом опыта, конечно, больше.
— Извините, — буркнула Оливия, вино сделало ее отвратительно болтливой и несдержанной, — вы сами меня напоили.
— А ты права, — вдруг сказал он, закуривая, — я не могу полюбить даже женщину, не то что ее ребенка. Мне этого Роя не понять… — кажется, он тоже был пьян, — однако, ядовитая штука — этот ваш «Райский сад». Вот чем тут поят несчастных деток!.. Ладно, Олли, с тебя довольно. Иди спать. И пей почаще, тогда будет иммунитет.
Оливия встала. Оорл тоже.
— Подожди-ка, — сказал он, поморщившись, — не могу на это смотреть! — достал ручку из кармана, подошел к плакату и нарисовал перед «ЭЙ, ПРЭЕТЭЛЬ» жирную букву «П», — вот теперь пошли отсюда.
В вестибюле они попрощались. Он ей уже нравился. Во всяком случае, это был первый мужчина, который подарил ей цветок не в день рождения, и с которым она непрерывно чувствовала, что она женщина. Это ощущение терять не хотелось, поэтому не хотелось, чтобы он уходил.
— Еще увидимся, — заверил ее Оорл, — на Пьелле. Надеюсь, наше знакомство будет плодотворным.
— Я тоже, — сказала она.
— Спокойной ночи.
— Спасибо.
— Да, кстати… — он сощурил свои кошачьи глаза, — в какой комнате живет твоя подруга?
— Мерлин? — удивилась Оливия.
— Да, кажется, Мерлин.
Всё тут же встало на места. С ее красивой подружкой он говорил, наверно, меньше минуты. Даже имени ее не знал! Но заинтересовала его именно она, а не Оливия. И уж вряд ли его ждало там разочарование!
Со смешанным чувством удивления, презрения и зависти к той легкости, с которой другие, нормальные люди находят друг друга, Оливия отвернулась и бросила через плечо:
Льюис никогда не бывал в космосе. Полет представлялся ему чем-то фантастическим. На самом деле всё было не так: суета космопорта, регистрация, посадочный шлюп без иллюминаторов. Потом сразу шлюзы звездолета, коридоры, коридоры, коридоры… каюта на двоих и болтливый сосед в придачу.
Поначалу романтичного Льюиса просто поразила и убила будничность происходящего. Это он летел впервые, а многим все эти перелеты успели даже надоесть. Люди сновали по палубам, суетились, выясняли отношения, толкались в буфете, коротали время в игорном зале… и при всем при том летели к другой звезде, бете Малого Льва!
С Оливией же вообще была особая история. Она просто впала в депрессию, и это было так неожиданно, что он никак не мог перестроиться и относиться к ней иначе. До сих пор он не замечал в Оливии слабых черт, обычно это она выручала и ругала его и называла его тряпкой.
Случилось это с ней еще в космопорту. Она вдруг вся позеленела и покрылась холодным потом: вспомнила свой Меркурий, аварию, как ее вывозили после этой аварии на Землю. И еще, как назло, объявили прибытие планетолета с Икара. Если бы не дядя Рой, ей бы, наверно, стало плохо.
— Стой, — сказал он властно и взял ее виски в ладони, — закрой глаза.
Так они и простояли минут пять. Льюис впервые видел Олли в таком беспомощном состоянии. Она всегда казалась ему сильной, рациональной и не слишком чувствительной. Он и любил ее за то, что именно этого ему самому не хватало. «Вас бы перемешать», — часто смеялся дядя Рой.
— Пройдет, пройдет, — заверил он, — ну-ка, Олли, возьми себя в руки.
— Мне плохо, меня тошнит, — призналась она.
— Это твой старый стресс и только.
— Дядя Рой! Я не хочу никуда лететь! Я боюсь!
— Не выдумывай. Тебя же отправляют не на Меркурий.
Льюис растерянно хлопал глазами, не зная, чем помочь. Он только подхватил сумку Оливии, которая оказалась весьма тяжелой.
— Лью, — следи за ней, — строго велел дядя Рой.
— Да, конечно.
— Она же у нас еще маленькая!
— Скажешь тоже, — усмехнулась Олли, — я — маленькая!
— Разумеется, — сказал он, — когда ты вырастешь, я тебе об этом сообщу. Всему свой срок.
Он быстро умел привести их в чувство. Обоих. Жаль только, редко появлялся. Вот и сейчас он с ними не летел, и это было обидно. «Когда ты нас найдешь?» — привязывались они к нему, но он отвечал как всегда неопределенно.
Его появление в космопорту тоже было неожиданностью.
— У меня мало времени, ребята, — признался он, — но я вас провожу. Встретимся уже на Пьелле.
Льюис в своих сомнениях и надеждах часто присматривался к нему, определяя, насколько они похожи. К сожалению сходства почти не было. У дяди Роя было узкое, нервное лицо аристократа, даже не слишком мужественное на первый взгляд, подчеркнутое аккуратной бородкой, синие глаза — продолговатые, а не круглые, как у Льюиса, волосы — совсем черные и прямые. Да и сам он никогда ни словом, ни намеком не говорил Льюису, кто он ему на самом деле.
— Дядя Рой, Эдгар Оорл хотел с тобой встретиться, — сообщил Льюис виновато, — понимаешь, я ему всё разболтал. Наверно, у тебя будут неприятности.
— Он не нарочно, — сразу вступилась за него Оливия, хотя сама ругалась, когда узнала, — Лью подумал, что они уже всё знают.
— Что ж, — усмехнулся дядя Рой, — он меня увидит. Когда я этого захочу.
Он был как всегда невозмутим и уверен в себе. Не было в нем ни особого роста, ни мощи, но внутренняя сила чувствовалась во всем: в походке, в голосе, во взгляде, даже в том, как он поворачивал голову.
— Береги Оливию, — напомнил он.