Что было дальше, Миэ мало понимала. Процессия двинулась скорее, но заминок было не избежать. Грязь, словно тайный союзник шарашей, то и дело прихватывала ноги лошадей, отчего животные нервничали и норовили стать на дыбы. Однажды на пути попались перевернутые сани и рядом же - кобыла, с вывороченной задней ногой и перерезанным горлом. Наверное, кто-то из воинов докончил бедное животное, чтоб не мучилось. Таремка подумала, что тушу стоило бы взять с собой. Если шараши не смогут одолеть стены Сьёрга, они могут стать осадой и тогда такая бесполезная трата мяса может горько аукнуться. О чем она неприминула сказать кому-то из проезжих воинов. Ей показалось, что тот даже не пытался услыхать ее слов.
Оставалось только ждать и молиться Вире о заступничестве. Если и вправду так, что Вира и Шараяна вечные соперницы меж собой, тогда Светлая леди должна встать на их сторону.
Когда добрались до столицы, около северных ворот Сьёрга уже толпился народ. Северяне тащили на своих спинах нехитрый скарб, гнали скот. Стража изо всех сил пыталась успокоить перепуганных беглецов, чтобы хоть как-то сохранить видимость порядка.
- А ну не напирать, чтоб вас на кишках дохлого козла повесили! - слышался раздраженный мужской голос.
Миэ не стала дожидаться, когда подойдет их очередь, встала, брезгливо опуская ноги в липкую жижу, и направилась в сторону ворот.
По пути ее несколько раз чуть не свалили с ног всадники, мотавшиеся от начала обоза в его конец, и обратно. Наверное, подгоняют тех, кто отстал, решила таремка. Она, впервые за долгое время, почувствовала панику. Ни Арэна, ни Раша. Про первого знала, что его снова взяли на носилки: несмотря на все протесты, дасириец по-прежнему был слишком слаб, чтоб самолично править лошадью. Ему же волшебница и вручила все ценности, велев стеречь книги и шкатулки, как зеницу ока. Куда делся карманник, оставалось загадкой.
Ни одного знакомого лица, даже Фьёрн куда-то запропастился. А что если о ней забыли? Что если в столицу решать не пускать всех подряд, чтоб не собирать голодные рты, не способные даже обороняться? Таремка слабо верила в такой исход, но в некоторых книга по истории, которыми полнилась отцовская библиотека, такие случаи упоминались. Кто-то из первых рхельских царей, зная, что дасирийское войско вот-вот станет осадой вокруг города, велел заживо похоронить всех, кто не умел обращаться с оружием. В книге говорилось, будто город выстоял благодаря тому, что голода, на который рассчитывали захватчики, удалось избежать. А вот дасирийское войско, ослабленное долгой осадой, лишенное продовольствия из-за весеннего наводнения, отступило.
Волшебница тряхнула головой, мысленно отхлестала себя по щекам, осмотрелась. В хвосте обоза была только прислуга, значит дасирийа нужно поискать впереди. А с ним будет и Раш, рассудила Миэ, и прибавила шагу. Старалась не смотреть под ноги и не оглядываться. И так знала, что позади лишь черный от дыма горизонт, а она сама с ног до головы забрызгана грязью.
Когда волшебница добралась до саней, в которых ехала Сария, она едва не падала с ног. Чем дальше, тем будто гуще становилась грязь. Сперва ноги застревали только ступнями, после - стали заходить в густую жижу по самые щиколотки. И чтобы высвободить их, приходилось прилагать немалые усилия. Проклиная всех и вся, таремка падала, поднималась, шла вперед и снова падала, а никто вокруг не озаботился тем, чтоб помочь ей. Миэ затолкала обиду поглубже, решив, что время для расчетов еще не пришло. Только когда поравнялась "головой" обоза, наткнулась на карманника. Тот, вопреки ее мнению, тоже был пешим, грязным и вдвое злее обычного.
- Арэн где? - Сразу спросила Миэ, стряхивая с кончика носа грязевой комок.
- В городе. Берн поручил кому-то из вождей доправить его в храм Скальда, прямо к Верховному служителю, чтоб тот руки его залечил. - Тут карманник бегло осмотрел ее. - Прямо как поберушка, только худой сумы не хватает и десятка голожопых спиногрызов.
- Нам нужно в город, - заторопила его таремка. - Неспокойно мне. Как бы не вышло, что...
Договорить не вышло. Земля под ногами толкнула таремку. Мутная вода в выемках оставленных копытами лошадей, пошла рябью. Миэ с Рашем переглянулись, оба, не сговариваясь, открыли рты, но земля взбрыкнула во второй раз. Теперь толчок вышел резким, торопливым. Миэ не сразу поняла, почему вдруг стала глядеть на карманника сверху вниз. Посмотрела себе в ноги и закричала, балансируя на остроносом бугре. Но прежде чем успела что-то сделать, бугор распластался, вогнулся, и волшебница почувствовала, как уходит под землю. Мгновение - и она едва удержалась над землей, цепляясь за грязь. Руки скользили, не находя крепкой опоры, Миэ барахталась, стараясь вытащить себя из провала, но чем больше пыталась, тем глубже сползала внутрь. Только что была по пояс, а через мгновение - уже по грудь.
Миэ отчаянно вопила о помощи. То ли страх стегал ее воображение, то ли так оно и было на самом деле, но таремка могла клясться жизнью своих не рожденных детей, что ноги ее болтаются над пламенем, огонь жадно лижет икры, забирается под юбку, как нахальный любовник.
Раш стоял всего в нескольких шагах от нее. Он широко раскинул руки, как канатоходец, балансировал на бугрившейся новыми толчками земле. Судя по тому, что губы его шевелились, он что-то кричал, но голос тонул в бесконечном хаосе окружающих звуков. Ржали лошади, вопили женщины и дети, то и дело раздавались сдавленные крики, а земля продолжала ходить ходуном.
Миэ снова подтянулась, в отчаянии понимая, что на Раша рассчитывать не приходится. В такой вакханалии даже те несколько шагов, что их разделяли, могли занять много времени, которого у таремки не было. Она перестала брыкаться, замерла, сделала полный вдох... и снова потянула себя, поджав и резко распрямив колени, будто бы отталкивалась от несуществующей опоры. Землетрясение принесло новую волну, но теперь пришлось на руку таремке: земля снова поползла вверх, будто кто выталкивал ее изнутри, треснула, прямо под пальцами волшебницы, обнажая недра. Миэ едва успела хватить за край, и потянулась следом.
Улучив момент, когда вся оказалась снаружи, таремка отпустила свою опору и скатилась на бок, едва не сбив с ног Раша. Ловкому карманнику все это время удавалось удерживать равновесие. Он улучил момент между толчками, заграбастал Миэ за шиворот и помог встать на ноги.
Миэ даже не пыталась теперь говорить, зная, что слова все одно потонул в общей панике. В голове вертелась мысль: в тех санях, на позади, остались дети. Словно эхо от ее мыслей, раздался протяжный детский плачь.
И, вместо того, чтоб бежать к городу, как то делали остальные, таремка повернула обратно. Шел ли за ней Раш - оглядываться не стала. Только быстро, пока земля перестала бушевать, устремилась к саням. Люди вокруг копошились в грязи, кто на четвереньках, кто ничком, а кто и вовсе на спине: грязные, стонущие, точно жуки, попавшие в липкую ловушку. Таремка старалась обходить их, потому что каждый норовил ухватить волшебницу за ногу и подняться.
- Совсем ты с ума сошла, эрель! - Раздалось прямо в ухо.
Миэ обернулась, зашаталась, вместе с новой волной, и тут же очутилась в крепких руках, которые усадили ее на лошадь. Фьёрн, с облегчением подумала таремка.
- Там дети! - кричала она наугад, тыкаясь носом в холодный нагрудник северянина. - Им нужно помочь!
Лошадь встала на дыбы, мир в глазах таремки перевернулся, и она подумал, что они свалятся с лошади. Но Фьёрн приструнил животное, увел в сторону, умело правя одной рукой, а второй - прижимая волшебницу к себе.
- Некогда, эрель, - бурчал северянин.
Миэ попыталась вырваться, но он не отпустил. Тогда она принялась кричать и посыпать его бранью, чтоб отпустил, раз самому кишка тонка. Фьёрн несколько раз помянул отросток ишака, но таремку не выпустил. Вместо того развернулся, уступая дорогу другим всадникам, которые помогали тем, кто барахтался в грязи. Несколько раз таремка слышала хруст костей под коптами коней и предсмертные крики.
Между тем, Фьёрн прокричал ей, чтоб держалась крепче, пришпорил мерина. Животное повернуло, послушно обошло перевернутые сани, круг которых валялись лопнувшие мешки с зерном. Таремка что есть силы уцепилась в северянина, спешно соображая, чем бы помочь. На что годна вся ее магия, мысленно раз за разом повторяла Миэ, перебирая все известные ей заклинания. Проку от огня и молнии, если нет у нее власти справиться с природой, хоть немного присмирить гнев земли.
Фьёрн кликнул нескольких всадников, что-то бросил им на своей речи - в общем шуме таремка не разобрала слов. Но дальше всадники последовали за ними.
- Небо чернеет, не к добру это! - прокричал кто-то рядом с ними, и поторопил Фьёрна.
Но северянин не свернул. Когда впереди Миэ увидала знакомый тюк, заштопанный тремя лоскутами ткани, сказала о том северянину.
Разошлась новая волна дрожи. Лошади заволновались, где-то сзади раздался громкий рев, постепенно сошедший на хрип. Миэ не стала думать, что случилось, смотрела только вперед. Всадники как могли близко подобрались к саням: из-под перевернутой повозки слышался плачь и мольбы о помощи. Рядом, перебитая надвое, с выпученными глазами, лежала та самая старуха, которой Миэ велела молиться. Тяжелый деревянный край поломал ей хребет. В стороне зияла змееобразная трещина, их которой валил густой пар, словно там, в недрах земли, Гартисовы слуги усердно кипятили в котлах огненное варево.
Всадники спрыгнули, Фьёрн вместе с ними. В четыре пары рук лихо перевернули сани, похватали за шиворот малышню. Тут же была и женщина, которая голосила громче всех и прижимала к груди младенца, всего в алых от крови пеленках. Таремка отвернулась, сосредотачиваясь на Фьёрне. Тот уже протягивал ей девчушку, всю черную от грязи. Миэ, что и так с трудом держалась на лошади без седла, едва не свалилась, как только девочка очутилась у нее в руках. Ребенок, напуганный происходящим, звал бабушку. Решив, что та мертвая старуха, вернее всего, она и есть, Миэ поспешно притулила девчонку лицом к своей груди, чтоб та не глядела по сторонам.
Земля в который раз затряслась. Теперь сильнее, словно решила показать свой сварливый норов. Лошадь забила ногами, понесла вперед, но Фьёрн вовремя обернулся и перехватил ее за сбрую. Стараясь успокоить животное, северянин покрылся испариной. Он громко и без оглядки ругался, пока не присмирил коня.
А земля продолжала брыкаться все сильнее и сильнее. Трещина около перевернутых саней разошлась, затрещала, пуская новые клубы пара. Никто не успел и глазом моргнуть, как в стороны от нее поползли новые отростки, тут же лопаясь и плодя свои. Точно огромный корень, что оплетает все вокруг, трещина норовила проглотить каждого, кому не стало ума или ловкости вовремя отскочить. Под ногами одного из воинов, с ребенком на руках, в мгновение ока разверзлась пропасть, и оба пропали в ней, не оставив по себе ни крика. Северяне закричали, кинулись в стороны, но пропасть неумолимо настигала их, одного за другим, глотая, точно ненасытная тварь.
Фьёрн развернул коня и, что есть силы, дал ему по крупу. Животное понесло, девчушка в руках таремки забилась, затряслась. Миэ почувствовала противный кислый запах и тепло на груди, туда, куда прижимался ребенок. Наверное, девочку стошнило от страха, успела подумать волшебница, и сама близкая к тому, чтобы опорожнить желудок.
Картины перед глазами стремительно менялись: разруха, агония людей, что барахтались в грязи, еще веря, что им суждено выбраться, кровь, расшибленные копытами коней головы. И все это - в густом обжигающем пару. Таремка едва успевала править лошадью. Раз или два, - волшебница старалась о том не думать, - мерин сбил с ног попавшихся на пути людей.
Миэ не поверила своим глазам, когда увидела ворота в город: широкий проем заполнил поток перепуганных людей, которые толпились, в попытке протиснуться Сьёрг впереди остальных. И город проглатывал их, скалясь зубьями поднятой железной решетки.
Сомнение, что делать дальше, заставило Миэ колебаться всего мгновение. Она с остервенением стукнула лошадь ногами, снова и снова и снова, пока от бешеной скачки в ушах не засвистел ветер.
На полном скаку жеребец ворвался в плотную живую преграду. Животное воспротивилось, встало на дыбы, копыта градом били по головам. Но Миэ не выпустила поводья, только сильнее и сильнее била бока ногами, пока не сорвалась на крик.
Очнулась уже за городской стеной, когда лошадь, доведенная до безумия страхом и запахом крови, остановилась в тупике между улицами. Таремка осмотрелась, рассеянно погладила девчушку по голове: малышня молчала, и наотрез отказывалась выпускать из кулаков тулуп Миэ. Словно боялась, что стоит разжать пальцы - и ее тоже утянет под землю.
- Кажется, боги сжалились над нами, - прошептала волшебница, когда поняла, что земля перестала трясти. Надолго ли?
Миэ развернула коня, силясь понять, куда ехать дальше и что делать.
Над городом висел гомон. Стоило покинуть переулок, как обе они попали в нескладно шумящий улей. Голоса, топот ног, лязг железа. Нужно сосредоточиться, уговаривала себя волшебница, пытаясь отстраниться от постороннего шума. Через Сьёрг она ехала всего раз, где и что - не знала. Оставалось только одно место, о котором подумала таремка. По крайней мере там, если только верить словам карманника, могла быть хоть одна знакомая ей душа.
- Если вздумаешь снова на меня живот опорожнить, предупредила девочку, - оторву тебе уши.
Хани
Девушка не помнила, когда пришла боль.
После того, как подняли кубки за нового Конунга, фергайры засобирались в Браёрон. Ванда то и дело заходилась кашлем, после которого долго не могла отдышаться. Ниара, как не пыталась влить в нее целебные отвары, старая колдунья только отворачивалась от своей молодой сестры. В конец разозлившись, Ванда выбила целебное снадобье из рук Ниары: склянка со звоном разбилась, положив конец всяким препирательствам.
Когда прибыл гонец из Харрога, Хани впервые поучаствовала головокружение. Списав все на усталость, не стала переживать. В последнее время было достаточно поводов, чтоб чувствовать себя измотанной.
Гонец принес плохие вести. Хоть шум в голове девушки то и дело усиливался, накатывал волнами, каждый раз все больше заглушая звуки вокруг, Хани расслышала каждое слово - в Артум снова шли людоеды. Только теперь их было много больше. Говорил гонец и о троллях, и о великанах, и о страшных тварях. Голову одной такой, показал в доказательство к своим словам. Хани, еще толком не отойдя от последней битвы, едва сдержала вскрик, отвернулась, почти взаправду ощущая неодобрительны взгляды своих сестер. Ну и пусть, достаточно она видела смерти и ужаса в последние дни, чтоб еще добровольно разглядывать перекошенный оскал убитой твари.
Ванда велела колдуньям Белого шпиля заняться ранами воина, но прежде поглядеть, что правда в его словах, а что вымысел. Значило это, что воина напоят отварами, окурят дурман-травами, а после высмотрят его глазами все, как было. Хани знала, что неотмеченных Вирой снадобья могли ввергать в безумие, могли навеки оставить в мире грез или дать долгую мучительную смерть. Но фергайры ни словом о том не обмолвились, только вывели воина под руки, будто боялись, что он вздумает бежать.